Читать книгу Петроградская ойкумена школяров 60-х. Письма самим себе - Михаил Семенов - Страница 5

Эту часть описания наших прогулок в сторону Петропавловской крепости можно было бы назвать: «из центра Петроградской в центр Петербурга». Туристам, правда, предлагают в качестве центра города Дворцовую площадь, но разве место успения русских императоров уступает в сакральности? Да, и на территории близ первой площади Петербурга – Троицкой началась застройка. Рядом, под кирпичным футляром, чудом сохранился деревянный дом(ик) Петра. Недаром в одном из соседних «сталинских» домов жил партийный глава области Г. В. Романов. В наши школьные годы неподалеку возвели статусный жилой дом, «дворянское гнездо» с видом на Неву и Летний сад. В нем поселилась ленинградская знать – власть вперемешку с творческой богемой. В их числе: главреж БДТ Г. А. Товстоногов, актеры Евг. Лебедев и Вл. Стржельчик, композитор А. Петров, дирижер Евг. Мравинский. Цокольный этаж дома занимали гастроном и кафетерий. Аромат натурального свежемолотого кофе не уступал тут лучшим кофейням Невского проспекта, а ассортимент продуктов в гастрономе – Елисеевскому. Спустившись по гранитным ступеням набережной и, наслаждаясь звуками мягких шлепков тягучей, почти застывшей воды, при желании можно было разглядеть даже Евгения Онегина, фланирующего за разглядыванием прогулок невест в Летнем саду на противоположном берегу Невы. Неподалеку стоял крейсер «Аврора» с бесплатным корабельным музеем, куда мы мальчишками бегали зимой погреться.

В эти места можно было добраться либо по безлюдной, словно каньон с заводскими задами, улице Чапаева, либо по Мичуринской. Начинали путь с Большой Монетной (Скороходова), затем – по Малой Монетной, где жили несколько наших одноклассников. Со смешанными чувствами проходили мимо дворца Горчаковых. Тут нас принимали в комсомол «комитетовцы», почти ровесники, но, казалось, уже с налетом порочной пресыщенности. Строго, по-взрослому, утомленно-снисходительно задавали, казалось, каверзные вопросы. Похоже, они уже тогда знали, что вот-вот придет время и они, в отличие от нас – «лохов», через бизнес-трамплин НТТМов взмоют молодыми банкирами, биржевиками, руководителями СМИ, в крайнем случае – депутатами.

Дворцовый флигель занимал райвоенкомат. Отсюда мы уже в 7-м классе неожиданно получили в почтовые ящики блеклые невзрачные бумажки. Повестки. Нынче это затертое словечко «повестка», «сорное» в устах современных политологов, каждый раз напоминает только о той военкомовской бумажке. Этой повесткой нам «предлагалось» явиться. Не просили, не «следовало», а предлагалось. Так шпана в темной подъезде, наслаждаясь беспомощностью жертвы, и способная запросто лишить её жизни в мирное время, предлагает поделиться для начала сигареткой. Цель повестки – постановка на учет и получение приписного свидетельства. С этого момента мы уже не принадлежали своим матерям и близким, хотя они этого тогда не поняли. Нас можно было теперь, призвав, лишить здоровья, покалечить, приказать убивать, даже своих, как когда-то рабочих Новочеркасска, да и самих запросто лишить жизни. Кто-то и погиб в Будапеште, Праге, Анголе, Мозамбике, Вьетнаме, Египте, на острове Даманском, в Афгане… Погибали и просто в частях при отравлении гептилом, облучении, случайных взрывах боеприпасов, в разборках «дедовщины». Теперь, задним числом, зададимся вопросом: за что не стало этих парней, что, кроме ненависти получила взамен наша страна? Опустевшие русские земли…

Всегда, проходя мимо этой конторы, вспоминаю «Поезд в огне» Гребенщикова:

Каждое утро, следуя мимо соседней многоэтажки, вижу на стене скромную табличку, будто виновато сообщающую: «в этом доме живет семья рядового «имярек», погибшего в республике Афганистан при выполнении интернационального долга». Жильцы соседних домов, уже не одно десятилетие проходящие тут дважды в день, опускают глаза, втягивают головы в плечи. Ведь у них тоже дети и внуки. Парню было 19 лет. Кому он успел так «задолжать»? Все подобные таблички следует прибить на стену каждого военкомата, как его «боевые» итоги, прибить гвоздями, заржавленными от слез близких. Кто теперь ответит, с кого спросить? Тогда мы, правда, об этом не думали, думаем ли сегодня?

Ну, а матери продолжали с любовью нас «тянуть», кормить, одевать, не спать ночами во время наших болезней. Учителя тоже старались как могли, учили и воспитывали порядочными, грамотными людьми. С последним бывали проблемы. И вот, нас троих 7-классников, «командировали» на вечерние дополнительные занятия русского языка с пожилой учительницей. Занятия проходили на втором этаже дворового флигеля за домом № 33 по ул. Скороходова. Наверное, это был «красный уголок» для политзанятий пенсионеров и отставников. Один ученик по фамилии Новиков был из параллельного класса. Тихий, голубоглазый, с чуть вьющимися светлыми волосами, заикающийся. Он смешно говорил: «пуфто здесь…», что значило – потому что здесь… Те занятия что-то дали, хотя понятие «спряжение» не могу понять до сих пор.

Далее шли к улице Мира. Тут в здании дореволюционной гимназии располагалась элитная 80-я «английская» школа. Кто-то из наших школяров после 8-го класса спешно перебрался туда, видимо, бесплатно подготовиться к отъезду из страны. Эту улицу одна из моих бабушек по-прежнему называла Ружейной, ведь начинала учиться в этой гимназии. В 1914 с началом 1-й мировой ее передали под госпиталь. Рядом со школой в нескольких корпусах обосновалось артиллерийское училище. Даже на улице тут осязался стойкий запах гуталина начищенных кирзачей, кожи ремней и крепкого пота тренированных молодых, марширующих строем, курсантов. Сколько наших девушек-красоток решились связать с ними свои жизни, а счастливых судеб, к сожалению, почти не припомню. Видимо, не удосужились в свое время полистать «Юнкера» и «Поединок» Куприна, может бы и подзадумались.

Начальник училища с семьей жил в нашем доме. Выглядел высокомерным, надутым, будто всегда чем-то недовольным. С нами не здоровался, похоже, был обижен, ведь оказался в отставке вскоре после присвоения генеральского звания. Не дали вволю находиться в штанах с лампасами. Надевал их только на парады 1-го мая и 7-го ноября. Раздобревший живот перетягивал ярко желтым с золотой нитью парадным поясом, сбоку пристегивал кортик. Мы, передразнивали, «прикалываясь», тоже цепляли на пояс игрушечные алюминиевые, в пластмассовых ножнах кортики. Так и встречали его в нашем дворе. Как-то обратил внимание, что из окон генеральских квартир, а в нашем доме их было три, ни разу не слышал звуков живой музыки, клавиш пианино или струн скрипки, гитары. А как было раньше? Навскидку:

С. Рахманинов – отец и дед по матери (генерал Бутаков) военные; М. Глинка – отец отставной капитан; А. Бородин – рос в доме отчима, военного врача; М. Мусоргский – по семейной традиции с малых лет учился в школе гвардейских прапорщиков, затем кавалерийских юнкеров; Н. Римский-Корсаков – из семьи потомственных морских офицеров, да и сам офицер, старший брат будущий контр-адмирал. Все они с рождения слышали живую, исполняемую близкими, музыку еще дома.

Среди наших школяров музыкой занимались немногие. Кто-то – в музыкальной школе на Большом пр., приятель – в ДПШ, а кто-то и в нашей музыкальной школе на Кировском, в помещении особняка С. Витте. Этого ярого оппонента П. Столыпина еще до революции называли «Полусахалинским», ведь именно он возглавлял делегацию России и подписал позорный акт капитуляции с передачей Японии половины Сахалина и Курильских островов. Тогда эскадра России в Японском море была разгромлена, сдан Порт-Артур. Наша «Аврора» геройски участвовала в тех событиях, чудом вырвалась из окружения и на остатках угля, с изрешеченным корпусом, нашла временное спасительное пристанище на Американских Гавайях.

В 90-е в одну из этих музыкальных школ напросился сын нашего школяра Андрюша Терёхин. Жили-то неподалеку. В их комнате большой коммуналки инструмента не было вовсе. Стервозные соседи, да и годы отчаянного безденежья. Мальчишка, на склеенной из нескольких листов бумаги ленте, расчертил клавиатуру и занимался беззвучно, лишь тактильно имитируя требуемые движения пальцев. В школе этого не знали, но отмечали дарование. Правда, завистников хватало, да и характер паренька был не прост, после замечаний замыкался, а то и вовсе молча впадал в ступор. С ним ладила только учительница сольфеджио Елена Александровна, и он доверился ей, её тихому ласковому голосу, кустодиевскому несовременному облику с уложенной вокруг головы русой косой. С её помощью он оказался участником серьезного международного конкурса и неожиданно для всех стал лауреатом, заняв второе место, первое было «забронировано» для отпрыска «уважаемого» товарища. Закончил консерваторию, аспирантуру. Где он нынче – не знает никто, может, концертирует за рубежом, преподает в Китае или «скромно» служит органистом в лютеранской кирхе одной из скандинавских стран. Вспоминал ли свою учительницу, что не дождалась ни писем, ни звонков?

Ну, а мы, школярами, топали к своей цели дальше мимо сказочного дома Лидваля, далее, перейдя Кировский, минуя памятник «Стерегущий», углублялись в Александровский парк (тогда Ленина). В теплое время года с обратной стороны памятника по трубе подавалась вода, журча, она неспешно изливалась из открытого кингстона. Памятник поэтому казался «живым». Теперь воды нет, объясняют порчей бронзы. Далее выходили на пляж Петропавловки. Тут с апреля можно было позагорать, а в конце мая даже окунуться в замазученные невские воды. Забирались и на открытые площадки верха бастионов крепости, конечно, задерживались у сигнальных пушек – нашего питерского полуденного метронома. Оказалось, что именно отсюда, а вовсе не с «Авроры» прозвучал тот легендарный Октябрьский пушечный выстрел. Историю с «Авророй» выдумал некто Курков, бывший матрос, затем красный функционер, попавший позже в жернова самоистребления той советской номенклатуры. Зато эта байка позволила сохранить для нас крейсер, героя русско-японской войны 1905 года. Пусть так.

От равелинов, бывших тюремных застенков, веяло холодом, даже порой жутью. Сколько узников сгинуло тут с времен княжны Таракановой – не перечесть. Ботик-лодка Петра позволял немного «оттаять». Помню экскурсию на Монетный Двор. Здесь чеканили металлические монеты, изготавливали ордена, медали и значки. Нам разрешили выбрать себе по одному значку в подарок. На удачу попался красивый, с элементами перегородчатой эмали на латунной основе, значок «Зенита». Храню до сих пор. На колокольне собора били куранты часов, неумолимо бесстрастно отмеряющие поток времени, что заметает следы кровавых расправ прошлых веков. Расправ именно тут, над замешкавшимися в октябре 17-го представителями элиты города, а значит, и страны: боевыми офицерами-фронтовиками, чиновниками, студентами и даже случайными обывателями. Если верить холодящим душу, опубликованным дневникам Зинаиды Гиппиус – чьи-то тела тогда вывозили скормить хищникам городского зоопарка. Ведь неподалеку. Хорошее начало для «общества-счастья», по-хозяйски!

Мы же, дети своего мирного советского послевоенного времени, с радостью ходили на праздничные демонстрации. Конечно, с разноцветными надувными шарами, флажками и блестящими раскидаями на эластичных резинках – небольшими, набитыми опилками, мячиками. Дома ждет скромное застолье в кругу семьи. Вечером – непременно салют. Здесь на пляже Петропавловки для этого устанавливали батарею гаубиц. После залпа требовалась их перезарядка 5–7 минут, и в эту паузу удавалось что-нибудь шепнуть подружке.

В парк Ленина со старинным корпусом ЛИТО, теннисными кортами, а, главное, ожерельем объектов культуры: театра, двух кинотеатров и планетария, мы добирались иногда «стартуя» от пл. Льва Толстого и далее по Большому проспекту. Ведь и тут жили наши школяры. Сворачивали налево, бывало по Подковырова, далее по Кронверкской улице мимо Сытного рынка. Здесь на углу Большого проспекта стоит невысокое, благородных форм и пропорций здание с большими окнами-витринами. Ныне Рив-Гош, а тогда был женский универмаг «Татьяна». Может, кто вспомнит роман Э. Золя «Дамское счастье», в нем так назывался один из модных парижских универмагов начала прошлого века. Почему-то, мысленно, этот наш универмаг я называл так же. Сворачивали по Введенской (Олега Кошевого), выходили прямо к кинотеатру «Великан» на Кронверкский проспект. Тогда здесь открыли рыбный ресторан «Демьянова уха». Кто читал одноименную басню Крылова, знает, что это выражение означает слишком навязчиво предлагаемую услугу или угощение, вызывающее в итоге отвращение. Но наш люд «басенными» смыслами не из школьной программы не «заморачивался». Кормили, правда, там вкусно, разве забудешь запеченного с картофелем и луком судака в горшочке, да с румяной корочкой!

Самым дальним путем с радостью проходили по всему Большому, ведь тут были три кинотеатра, два магазина игрушек, спортивный, три канцелярских, три книжных, три ателье, магазин грампластинок, четыре гастронома, булочных-кондитерских – не счесть.

В старшем классе, скопив какую-то сумму, стали наведываться в бар ресторана «Парус», именуемый «поплавком». Сначала с компанией старших, затем с подружкой. Здесь было всегда накурено, но пахло настоящим кофе, шоколадом, апельсиновой цедрой и дорогим алкоголем. Ненавязчиво звучала хорошо подобранная музыка. Помню одного из посменно работающих барменов – Виктора. Он не курил, был похож на конторского служащего, разве что без нарукавников. А запомнился каким-то добрым, буквально отеческим отношением к нам малолеткам, новичкам этого вертепа завсегдатаев. Как сладостно было затеряться за дальним столиком в этом беззаботном уголке взрослого мира. Наши колени касались. А мысли? Их тогда не было вовсе…

Оттуда сворачивали к Князь Владимирскому собору, через сквер добредали до Большой Пушкарской. Ну, а дальше до Кронверкского проспекта и вдоль ограды Зоопарка, задержав дыхание от запаха стесненного пространством зверинца, выходили к кинотеатрам и театру им. Ленинского комсомола. Там за служебной оградой во дворе театра находилось 2-х этажное общежитие для сотрудников. Когда-то, в пору работы в театре Г. А. Товстоногова, в нем проживала и семья молодых актеров – Татьяна Доронина и Олег Басилашвили.

Эти Петроградские маршруты никогда не надоедали, и пройтись ими было всегда радостно даже без определенных целей. Что тут удивительного, ведь это и была наша малая родина, наша ойкумена.

Большинство школяров с годами разбрелись, разъехались по районам города, стране, а кто-то и в зарубежье. Но многие, знаю, любят при случае навестить родные «пенаты», пройтись по этим улицам юности и детства. Ведь с годами то ушедшее время становится все дороже, а временами даже ближе. Так, что еще погуляем!