Читать книгу Хулистан - Мирза Таги - Страница 16

Хариф выпустил длинную струю дыма, смял окурок в пепельнице и насмешливо сощурился на меня.

– Вот вы называете себя здравомыслящим эгоистом. И говорите это так, словно хвалитесь своей неповторимостью.

Он на пару секунд замолчал, как бы давая мне возможность что-то возразить. Но возразить мне было пока нечего, и он продолжил:

– А кто – не эгоист? Кто – спрашиваю я? Разве только сумасшедшие или гении? Но это уже, извините, аномалия! Даже орущий младенец, требующий, чтобы ему дали сиську или подтерли попку, – уже эгоист! На эгоизме и построен этот мир. На наших эгоистичных желаниях. На наших страхах. На нашей порочной лени. На нашей дикой воле, которую мы обнаруживаем сразу, как только мир препирает нас к стенке. Хотя воля эта отнюдь не всегда агрессивна и направлена вовне. Она может быть направлена и на себя, на принуждение к смирению перед непреодолимой силой обстоятельств – срабатывает инстинкт самосохранения. Эгоизм – это те же животные инстинкты, слегка облагороженные нашим интеллектом. А наш интеллект – самое действенное оружие нашего эгоизма. И он же – наша ахиллесова пята!

Животные действуют в собственных интересах исключительно силой. Там все просто: сильный жрет слабого. А у человека есть еще и интеллект, с помощью которого можно воздействовать на другого человека – и через который возможно воздействовать на него же самого!

Мы, обреченные жить в обществе эгоистов, ничуть не лучше животных, если отбросить всю эту псевдогумманистическую шелуху, все эти стыдливые разглагольствования о свободе, равенстве и братстве, употребляемые лишь с целью прикрыть фиговыми листочками демагогии наши постыдно-эгоистичные, но, в сущности, такие естественные желания. Мы – питаемся друг дружкой! Каждый миг своей жизни! От этого – крошку любви, от того – кусочек участия, а иного, если повезет, сожрем целиком без всякого угрызения совести!..

Разве это не правда, дорогой мой друг?

– К чему эта грохочущая оратория, Хариф? – озадаченно спросил я. – Я не совсем понимаю, что вы мне хотите доказать.

– А к тому, Бобби, что на основе наших эгоистичных устремлений и строится любое общество! Никакого братства! Никакой справедливости! Меж хищниками не может быть братства! Меж хищниками может быть лишь война, в которой самые сильные сбивают слабых в стаи, чтобы стать еще сильнее! Опять же – во имя, прежде всего, собственных эгоистичных устремлений. Ибо вожаку, мой друг, всегда достается лучшее от общей доли – лучшие куски мяса и лучшие суки в стае!

– Да причем здесь суки?! – возмутился я. – Мы, что, с вами – о волках беседуем?

– А какая разница между волками и людьми? – изумился театрально Хариф.

– Лично я не вижу никакой разницы между волчьей стаей и человеческим сообществом – будь это тоталитарный режим или ваша хваленная западная демократия. Схема-то одна. Внизу – слабые. Сверху – сильные. А над всеми – вожак. И заметьте, что слабые должны еще радоваться, что в стае есть вожак – иначе бы все друг друга перегрызли. Не лучше ли, для слабого, довольствоваться обгладыванием костей, которых всегда вдоволь в сбитой стае, чем посягать на большее, рискуя шкурой?

– Так-так. Теперь становится понятно. И вы хотите сказать, что, раз уж мы все такие кровожадные твари, деспотия и диктатура – лучшее для людей устройство общества? Правильно я вас понял?

– Не совсем. Схемы могут быть разными, – жестче, мягче, – но суть – одна. Все зависит от ментальных особенностей индивидов, которые строят эти общества. Но в любом обществе есть и будут иерархия и неравное распределение власти. А – следовательно – и материальных благ. Иначе, без авторитетов, общество просто рассыплется. Его разрушат неконтролируемые единоборства индивидуальных эгоизмов.

– «Индивидуальных эгоизмов»? Это что-то новое, – усмехнулся я.

– Что же тут нового? Есть эгоизм отдельного человека, а есть – общественный эгоизм. И очень часто отдельный человек может стать жертвой общественного эгоизма. В тех случаях, к примеру, когда пытается изменить общественный порядок, устраивающий большинство. Так стая гиен всегда готова загрызть одинокого льва, если он посмеет охотиться на их территории. Но есть также еще и государственный эгоизм, Бобби! Подумайте, разве государства не соперничают меж собой за жизненное пространство?

– Хариф, – сказал я, притворно зевнув, – вам не кажется, что мы с вами пустились в какие-то абстрактные рассуждения? Возможно, эти диковатые идеи вам и кажутся оригинальными, но я считаю их совершенно примитивными. И, кроме того, они мне абсолютно неинтересны! Вы собирались мне рассказать что-то об особенностях вашего гюлистанского общества. Вы намекали, и не раз, что мне следует их учитывать почему-то, будучи у вас здесь в гостях. Я, вполне естественно, заинтересовался. А вы, вместо простых объяснений, пустились в какие-то отвлеченные и совершенно неуместные рассуждения. Так вот, я не собираюсь тратить свое время на всякую чепуху! Мне эта политэкономии на хер не нужна – в университете надоела. Уж извините за крепкое словцо.

Хариф тягостно вздохнул.

– Как с вами трудно. Может быть, переместимся куда-нибудь?

– Куда? – встрепенулся я.

– Ну, мы ведь уже удовлетворили свои желудки? К чему попусту занимать стол? Я предлагаю пройти на Площадь Цветов и посидеть на скамеечке. Если, конечно, вам еще интересен этот разговор.

Я мысленно спросил себя – интересен ли мне разговор? – и, не без некоторого колебания, решил, что интересен. В отель мне пока не хотелось, а для развлечений, на которые я сегодня рассчитывал, еще не настало время.

Я встал и полез в карман за бумажником.

– Что вы делаете, Бобби? – спросил обеспокоенно Хариф.

– Хочу расплатиться, – усмехнулся я его непонятливости. – Или кормят у вас в Алиабаде тоже бесплатно?

– Нет, конечно. Но разве вам в отеле не выдали визитки для таких случаев? Просто отдайте визитку, и хозяин пришлет отелю счет на ваше имя. Значит, не дали? Вот разгильдяйи! Впрочем, я тоже хорош – не напомнил. Ничего, я сейчас все устрою.

Он прошел к хозяину кафе, который стоял, смиренно сложив на животе руки в замке, и что-то начал ему говорить, а тот, вынув книжечку из нагрудного кармашка, поспешно начал записывать, подобострастно кивая головой.

– Это вам, – сказал Хариф, вернувшись, и протянул мне небольшую картонную коробочку с пластмассовой ручкой.

– Что это? – несколько удивился я.

– Так, пустяк, презент от кафе. Здесь варенье в стерильных баночках. Шесть сортов, совсем понемногу. Можно будет заказать чай в номер и полакомиться.

– Очень мило, – промямлил я и состроил благодарственную улыбку хозяину кафе, который словно только этого и ждал, чтобы улыбнуться в ответ своей идиотски-счастливой улыбкой во все лицо и помахать пухлой ладошкой.