Читать книгу Хулистан - Мирза Таги - Страница 26

– Милый, плесни мне чего-нибудь. Пожалуйста!

Я нехотя разлепляю веки и щурюсь на ненавистный свет. Дэля, как она просила себя называть, все еще лежит в шезлонге и нежит свое полуголое тело под лучами ласкового майского солнышка. Ее кожаный шезлонг раскинут на открытой части широкой дощатой веранды. Она вяло листает какой-то журнальчик. Лица ее я не вижу, но почти уверен, что девушка в это самое мгновение вожделенно облизывает язычком свои пухлые губки в ожидании очередной дозы горячительного пойла. Эту сучку постоянно мучает жажда, так что она готова проглотить все, что ей подсунут – вино, шампанское, виски, коньяк и даже водку. Такой жажды и стойкости к спиртному я еще не встречал у женщин.

Пьет она длинными тонкими глотками, процеживая содержимое рюмок и бокалов сквозь плотно сжатые губы и с сожалением оставляя на донышке лишь несколько капель. При этом взгляд ее сощуренных глаз устремлен в некую лишь ей открывшуюся точку – пронзительный, пронзающий реальность взгляд. Так зачарованно смотрят в глаза дьяволу – подумалось мне, когда этот взгляд кинжальным холодом прошил меня впервые, прежде чем унестись в преисподнюю. А потом эта бесовка медленным торжественно-церемонным жестом отставляет посудину и на лице ее блуждает улыбка удовлетворения отравительницы. Но, увы, яд почти не действует на эту нежную плоть и извращенные мозги. В этом я убедился еще вчера.

– Дорогой, ты там не заснул? – тянет она слащаво и укоризненно, не соизволив обернуться.

Я тупо таращусь на заставленный яствами и напитками стол. Мое внимание привлекают две жирные мухи. Одна из них ползает по кромке бокала с остатками вина, другая сучит лапками на охряном боку огромной груши.

«Чего бы ей налить? – спрашиваю себя. – Чего она еще не пробовала сегодня? Коньяк или кофейный ликер?»

Непродолжительное сомнение – и я отвинчиваю пробку пятигранной бутылки ликера производства Польши. Я и сам люблю пропустить после сытного обеда рюмочку-другую ликера, но только не польского, в котором обычно слишком много сахара. Еще больше мне нравятся оригинальные российские ягодные настойки. Но сейчас я вообще пить не хочу. Ста пятидесяти граммов водки, что я, морщась от отвращения, самоотверженно влил в себя за обедом, оказалось достаточым, чтобы чуть приободриться. Больше нельзя – или я снова провалюсь в похмельную истому, когда кажется, что в венах вместо крови едва струится теплый кисель, а мышцы обвисают протухшим мясом.

Я добавляю в ликер немного коньяка и несу эту бурду Дэле.

Она берет узкий бокал и делает пробный глоток. Чуть морщится, как неудачной шутке, но героически высасывает двумя длинными заходами.

– Мог бы добавить кусочек льда, – улыбается она снисходительно. – Но все равно – спасибо.

Приняв из ее рук бокал, я продолжаю над ней стоять. Разглядываю ее плоский животик, круглые коленки и рой родинок на левой стороне тонкой шеи. Мне хочется заглянуть ей в глаза, но они скрыты за большими очками с темно-изумрудными стеклами.

– Что? – спрашивает она. – Ты хочешь? – и щекочет прохладными пальцами под моей коленкой.

Я не хочу. У меня нет к ней в данный момент никаких чувств. Кроме, разве что, легкого любопытства. Я угадываю в этой женщине некую загадку, чей ответ должен оказаться до банальности пошлым. Я совсем не верю в ее секретарство в скромной афинской конторе. Не верю в скоротечное соблазнение заезжим фрицем, за которым последовало романтическое путешествие в Гюлистан, а в итоге – подлое бегство. Передо мной молодая красивая женщина с большим опытом отношений с мужчинами. Как легко эта стерва раскрутила меня вчера на бездумный гулеж, а после затащила, почти бесчувственного, в постель и трахнула так, что у меня до сих пор стыдливо ноют яйца. А ведь я и в нормальной кондиции не всегда и не со всеми. Я ведь помню все до мельчайших подробностей – как и что она вытворяла со мной. Далеко не всякая профессионалка решится на такую изобретательную жестокость, какую выказала эта зеленоглазая крошка, желая во что бы то ни стало обслужить меня по полной программе.

А потом, среди ночи, совершенно бесстыдно потребовала деньги. Вроде как для покупки кое-каких необходимых женских мелочей. Шестьсот амеро!..

– С тобой все в порядке? – спрашивает Дэля, все еще удерживая на гладком личике беззаботную улыбку. – Хочешь, вернемся в город?

Я отхожу к самому краю веранды, где и стою, тяжело оперевшись на резные лакированные перила, рассеянно разглядывая аккуратно подстриженный газон, цветущие розовые кусты и огромный дирижабль, зависший в синеве аляповато раскрашенным пасхальным яйцом.

– Правда – красиво? – жмется ко мне сзади Дэля, подкравшись как кошка. – В прошлом году их было всего два, а в этом запустили три.

– Откуда ты знаешь?

– Так ведь показывали, – спохватывается она. – Разве ты не смотрел шоу по ящику? На них тоже установлены камеры. Ты, кстати, говорил, что снял хороший номер. Возьмешь меня на шоу?

– Когда это я тебе говорил?

– Ты все забыл. Тебе нельзя много пить, – растягивает она наставительно.

– И все же я отлично помню, что ничего подобного не говорил.

– Будем из-за этого спорить? – дышит мне в ухо Дэля и еще теснее прижимается. – Ладно, не хочешь – иди один. А я посижу на трибуне. Я не вправе от тебя чего-то требовать. Но я хочу, чтобы ты знал: мне с тобой хорошо!

Она нежно целует меня в шею, отбирает бокал и отходит к столу за очередной порцией.

А ведь мне с ней тоже хорошо – понимаю вдруг – с этой шалавой. Потому что – просто. Она красива, молода, у нее гладкая кожа и упругая круглая попка. Она умеет меня завести, как давно не удавалось другим. Она не такая взбалмошная, как Джоанна. Легко подстраивается и умеет угождать. Поладить с такой женщиной и привязать к себе было бы для великовозрастного слюнтяя, вроде меня, большой удачей. Я бы даже увез ее.

– Знаешь, – слышу за спиной ее погрустневший голос, – ты первый мужчина за последнии пару лет, кому мне не хочется врать. Если бы ты только поверил мне…

– Кто ты, Дэля? – спрашиваю, обернувшись.

– Просто женщина, которая любит выпить, – отвечает жалко и лихорадочно засовывает в перекошенный рот бокал.