Читать книгу Наш мир погрузился во мрак - My.Self. Harmony. - Страница 3

Вначале не было ничего: ни света, ни тепла, ни холода, ни людей, ни зверей, ни городов. Мир тонул во тьме и Хаосе. Его населяли Рыцари Хаоса – первородные хранители, следившие за порядком, несмотря на их название; Тени, желавшие повергнуть мир в неконтролируемую вражду и превратить его в пыль или тёмную массу; и «хрупкие существа», как именовали их Рыцари – крошечные светящиеся точки, больше напоминавшие болотные огоньки, нежели живых существ, и скитавшиеся по миру в поисках места, где они могли бы жить в безопасности.

На тех землях жили девять, а может, и восемь Рыцарей. Ныне их имена затерялись среди строк на страницах фолиантов, поэтому их называют «Забытые». Но я, Иллидартас «Святая Скорбь» Дарнаару, помню их: Дамиан, Дэниэль, Вьолин, Вивиан, Вивиксенто, Кастиэль, Йорин, Флорентино и Ортега. Дамиан был главным среди всех. Ортега же некогда являлся обычным воином Рыцарства, но он проявил себя невероятно отважным в бою, бросаясь на Тени со своим топором – Меджибрэем, – после чего Дамиан посвятил его в Рыцари.

Эти существа были невероятно огромными – по пять с небольшим метров росту, кроме Вивиксенто – единственной женщины. Она выросла прямо из живота своего брата Вивиана, поэтому в ней было три с небольшим метра. Конечно, Тени не уступали им в размерах, иногда они были намного больше, но Рыцари разрывали их своей магией на мелкие кусочки.

Забытые видели, как нелегко приходилось крохотным хрупким созданиям, которых Тени заглатывали пригоршнями, и однажды решили помочь им. Используя свою магию, они создали богинь света, чтобы мрак отступил – Солнце и Луну. Солнце пестрела золотым огнём и грела своим присутствием. Луна же была прекрасной холодной девой из серебра. Она не светила так ярко, как её сестра, но достаточно, чтобы не давать Теням подобраться к хрупким существам ночью. Также они создали первого зверя – диковинную птицу, названия которой никто не знает. Добрая Солнце хотела пригладить её пёрышки, но сожгла существо. В ужасе она плакала, обнимая то, что осталось от диковинной птицы. Из слёз Солнца появился Феникс, который не горел от её прикосновений. Луна же собрала пепел и сдула со своих ладоней. Так перед ней возник огромный чёрный Ворон. Он был мудрее своего собрата Феникса, но так же молчалив, как и его хозяйка.

Тени расступились, но из-за присутствия двух богинь в одном месте едва ли что можно было разглядеть. Даже огоньки хрупких существ затерялись в этом безграничном потоке света. Поэтому Забытые решили развести свои творения по разным уголкам земель, где они жили. Дамиан, Дэниэль, Кастиэль и Флорентино повели Солнце и Феникса на юг, а Вьолин, Вивиан, Вивиксенто, Йорин и Ортега отправились с Луной и Вороном на север.

Золотые огоньки хрупких существ пошли следом за Солнцем, а серебристые – за Луной. Когда они достигли места и окружили своих богинь, то Забытые увидели их сущность. Золотые были ангелами, а серебристые – дьяволами. Но это были не те существа, которыми полно Христианство, – высокомерные или вредные. Они были чисты, как младенцы, и не знали ничего.

Забытые начали учить их поддержанию порядка в бесконечном Хаосе. Вместе они построили жилища и святилища; учились писать, рисовать, рассуждать; записывали мудрость Рыцарей в первые фолианты, ставшие затем Кодексами.

Кастиэль влюбился в Солнце и начал поклоняться ей. Со временем на его мощном теле выросли огромные тёмно-синие крылья. Он не мог очиститься, поскольку был достаточно запятнан Хаосом. Но его почитали как первого падшего ангела.

Со временем расы ангелов и дьяволов стали достаточно самостоятельными, что им больше не нужны были их отцы и спасители. Забытые решили уйти в забвение. И одним утром вместо них появились статуи по стенам святилищ, которые словно держали своды, а на главных же стенах было нацарапано таинственное слово «Контрариум». Исходя из учений своих наставников, расы начали трактовать это как смысл своей жизни – поддержание баланса в мире Хаоса.

Это случилось на небольшом, по сравнению с материковой частью суши, островке в Балтийском море, где-то между современными Швецией и Финляндией. Ангелы и Дьяволы не знали, как назвать свою Родину, но поскольку им было известно о существовании друг друга, то в конце концов пришли к выводу, что стоит дать острову имя Рээм’Белоорэ, что на древнем языке означает «Земли Парадокса». И даже несмотря на свои разительные отличия, две этих расы часто вступали в отношения, поэтому появились их отпрыски – архангелы.

В то время на материковых землях начали появляться люди, животные и некоторые… другие расы. Периодически последние заплывали на островок и оседали там. Так появилась раса драконов (или дракеров, как они сами себя именуют) – гуманоидных созданий, наделённых магией, пришедших из Японии. Они облюбовали места рядом с ангелами, потому что там был самый благоприятный климат, в отличие от сурового севера, где жили дьяволы. Затем появились полуживотные, или раса шудлоков. Тех существ называли оборотнями на землях людей, побаивались и пытались от них избавиться, поэтому те решили искать приюта в Рээм’Белоорэ. Южные шудлоки, или Кошачьи, были выходцами японских островов Хасэгава, где царили природные катаклизмы, которые не нравились этим существам, поэтому большая их часть бежала сюда, чтобы спастись. Северные же шудлоки, или Собачьи, населяли Скандинавию, но местные народы боялись их и часто устраивали облавы на жилища, так что им пришлось тоже спасаться бегством и искать пристанища в Землях Парадокса.

Через несколько сотен лет на ближайшие земли людей пришло несчастье, которое они назвали «Нашествием викингов». Те огромные люди с самого крайнего севера, крошечных островов, наполовину покрытых льдом и снегом, а наполовину – гейзерами и вулканами – прекрасно боролись. Лучше они насаждали свои веру и обычаи, разоряли и грабили крошечные деревушки, уводили в рабство мужчин и женщин. В конце концов, жители нескольких таких деревень, напуганные смертью и разрушением, решили бежать, прежде чем на них нападут. Они сели в ладьи и поплыли, куда глаза глядят, пока их не прибило к разным частям Земель Парадокса. Расам, населявшим в тот момент Рээм’Белоорэ, пришлось принять гуманоидный вид. Ангелы выглядели, как самые красивые люди, разве что их выдавали очень светлые глаза и загорелая кожа. Дьяволы же несколько пугали: у них оставалась часть их обычного обличья, которые они назвали «Лунными мутациями»: рога, копыта, хвосты, клешни и прочие прелести – и огромные белые глаза без зрачков. Без того напуганные люди решили сдаться на милость аборигенам, но те не приняли столь скорую капитуляцию и лишь посмеялись над глупыми пришельцами. Затем, как когда-то Забытые, они принялись учить прибывших тому, что знали сами. Вскоре обитатели крохотных деревушек стали полноправной расой Земель Парадокса, строили новые города, дружили с остальными. Они также выбрали короля – самого мудрого, сильного и прекрасного – воина Аларимаэля Уорлахи, давшего начало великой (и единственной) правящей династии людей.

Шло время. На землях вокруг творился настоящий Хаос: убийства, интриги, дворцовые перевороты, насаждение Церкви, бессмысленные войны, болезни, пожары, чума (как отдельный вид напасти), казни, охоты на ведьм… Но в Рээм’Белоорэ люди переросли это. Они созидали, насыщали свою интеллектуальную жажду, изучали, познавали. Их устраивала королевская династия, которая не почивала на лаврах, устраивая бесчисленные балы и званые вечера. Они создали королевский дендрарий вокруг своего дворца, в который остальные жители тоже вносили свою лепту. Они выступали патронами науки, искусства и магии. Они правили мудро. И все были довольны своими правителями.

Это длилось до 20ХХ года по григорианскому календарю. В то время правил мудрый король Ферали Анастер Уорлахи и его прекрасная жена Сакура Уорлахи. По преданию, Сакура была правнучкой великого дракона Партурнакса, поэтому ей передались некоторые его магические способности. У королевской четы было два сына. Старшего звали Аларимаэль, как и родоначальника династии, а младшего – Йоран. Старший родился невероятно красивым блондином со светлыми глазами, но обычным. Младшему же был уготован дар от его предка. Он не блистал особой красотой, как его брат, но был крайне симпатичен, с лиловыми глазами и волосами, а в его венах текла кровь фиолетового дракона. Аларимаэль хвастался своими внешними данными, витал в облаках и не особо увлекался наукой. А маленький Йои (как все ласково звали младшего) мог часами сидеть в дендрарии и учиться играть на гитаре, бывшей больше него самого.

У Ферали, как у каждого уважающего себя короля, был военный советник. Его звали Могрейн Кель. Его семья давным-давно служила роду Уорлахи, и сам он являлся советником в восьмом поколении. Это был огромный мускулистый мужчина с рыжими кудрявыми волосами и бородой и голубыми глазами. Его уродовал шрам, проходивший от носогубной складки и до левого уха. Увы, но получил он его не в бою, а всего лишь на тренировке, потому что армию королевство держало больше «для приличия», чем для практических целей, потому что захватывать им было нечего и незачем. У Могрейна была жена – Райностраза Изэрми – и сын – Франклин Себастиан. Райностразу все знали как травницу. Пусть медицина и шагнула далеко вперёд давным-давно, но иногда люди попросту не хотели принимать таблетки, но выпить настой или чай. Поэтому женщина часто готовила смеси, собирала и сушила травы, записывала рецепты. Их сын же, которому на тот момент исполнилось двенадцать, медленно готовился стать следующим военным советником. Но больше времени он уделял чтению, помощи своей матери (которая в тот момент была на сносях вторым ребёнком) и играм с Йои.

То было поистине прекрасное время. Конечно, ваш покорный слуга достаточно долго живёт на этом свете, поэтому успел застать и прошлого короля, но именно на правление Ферали пришлись великолепные открытия профессора Айзака Штейна и грандиозные постройки Джебраила Нахтенштерна. Среди них даже были три огромные церкви, или Аркеномы, как они назывались на общем рэмерианском языке.

Ещё один несравненный плюс местной власти был в том, что королевская династия никогда не чуралась других людей и не изолировалась во дворце. Они даже не держали прислугу, считая это уделом чванливых глупых богачей, так что с домашними делами справлялись самостоятельно. Вы могли спокойно идти по улице и встретить Ферали Уорлахи, тащащего тяжёлые сумки из магазина домой, чтобы Сакура что-нибудь приготовила; либо же Йои, играющего с остальными детьми. Но у Аларимаэля были другие мысли на этот счёт.

Старший отпрыск в семнадцать лет решил компенсировать свой недостаток способностей, увлёкшись тёмной магией некромантов. Это был один из запрещённых её видов. Он не карался смертью, но за него полагался либо большой штраф, либо ссылка на север или материковые земли. В один прекрасный день Аларимаэля застукали. Огорчённый Ферали лишил его права на престол и издал указ, что сразу же передаст трон Йои, а старший будет при нём канцлером, если тот, конечно, пожелает. Никогда ещё Аларимаэль не был так зол. В восемнадцать лет он решил отомстить.

То тёмное время мы называем Первой Революцией. Жестокосердный Аларимаэль оживил достаточно мёртвых и вызвал много Теней, чтобы привести свой адский план в действие. Они направились в святилище Солнца и Феникса и выкрали богиню и её питомца; напали на Кладку драконов, захватили в плен несколько архангелов. К счастью, Ферали вовремя предупредили, и он собрался отослать Йои и спасшихся драконов в Японию, где была ещё одна Кладка, но Тени и мертвецы преградили путь в Цеппелиниум, где ожидал последний цеппелин. Застрявшая группа Драконов запрыгнула в один из Аркеномов, прихватив с собой наследника, и умчалась в неизвестном направлении. Джебраил Нахтенштерн решил спасти Архив от разграбления и уничтожения и увёл его туда, где никто бы не нашёл. Без Солнца ангелы ослабли и начали впадать в летаргический сон. Без Солнца Земли Парадокса вновь погрузились во мрак, как много веков назад.

Также завистливый Аларимаэль поставил электрическую ограду вокруг земель южных шудлоков, чтобы те не попытались оказать сопротивление, и они оказались запертыми от внешнего мира. Затем ворвался в покои своих родителей и убил их обоих, хоть и поговаривают, что Сакура сражалась до последнего. Когда на помощь королю подоспел Могрейн, было поздно: тот уже лежал и захлёбывался собственной кровью.

Затем тиран решил обезопасить себя от возможных бунтов своего военного советника, «перешедшего ему по наследству», и похитил его семью. Если тот делал что-то не так, как говорил новый король, то его шантажировали тем, что убьют либо его жену, либо сына. Кель скрипел зубами, но выполнял отвратительные приказы, хоть и понятия не имел о том, где была его семья и что с ней происходило.

На самом деле… никто не знает, что стало с Райностразой. Но, как ни прискорбно это признавать, её скорее всего нет в живых. А юного Франклина бросили в темницу, но не просто, чтобы он сидел и гнил. Нет, Аларимаэлю нужно было кое-что другое: он хотел узнать, где скрывался его младший брат, чтобы найти и убить его, потому как Кель был лучшим другом Йорана. Всё начиналось вполне «доброжелательно», если так можно сказать: тиран спустился в темницу и начал расспрашивать пленника о местонахождении Йои, но Франклин ничего не знал и едва понимал происходящее. Допрос длился долго, пока Аларимаэль не вышел из себя и не приставил своего любимого тюремщика Шепарда (ту ещё скотину, уж простите мне мой рэмерианский) к юному Келю. Мальчика раздели, обрили, порезав при этом большую часть скальпа; и снова бросили в темницу. После этого жизнь Франклина превратилась в кошмар: его подвергали пыткам каждый день.

Несколько лет Аларимаэль ставил над мальчиком жуткие эксперименты: он вводил в его вены смешанную кровь ангелов и дьяволов, смотря, как реагирует на неё человеческое тело; распарывал живот и грудь, чтобы «изучить биологию», без анестезии; ломал все кости в теле, избивал, бичевал, вырывал ногти, проламывал череп… Ох, какие гадости он только не творил! Мученику впору было бы уже отойти в мир иной, но он стоически держался; плакал, лёжа на полу, и молился, чтобы это прекратилось, но не пытался покончить с собой.

Через шесть лет произошла Вторая Революция. Плохо вооружённые, но сильно отчаявшиеся мятежники перебили стражников дворца и ворвались внутрь. Могрейн, понимавший, что с его семьёй давным-давно жестоко расправились, бросился вместе с бунтарями на бывших собратьев, которых подкупил король, но сам пал, не дойдя до темницы, из которой вскоре выпустили всех пленников. Мятежники едва не пропустили Франклина, лежавшего в уголке своей камеры. Он был похож на кусок искалеченной плоти и находился на грани жизни и смерти. Повстанцам пришлось нести полуживого Келя в больницу на руках, потому что он не мог ходить, только плакал и кричал, чтобы его бросили.

Увы, но тирана так и не свергли: он заперся где-то глубине своего дворца и не выходил оттуда впоследствии, хотя его власть ощущается до сих пор: он приглашает неугодных ему людей «на обед», откуда никто не возвращается; и никого не впускает и не выпускает из столицы; запретил исповедовать веру в наших светоносных богинь и объявил их служителей вне закона; а также издал указ, по которому все обитатели Рээм’Белоорэ должны были разговаривать на человеческом рэмерианском, а не на общем.

Франклин вышел из больницы только через несколько месяцев. Ему исполнилось восемнадцать лет, но он уже был инвалидом. Его лицо покрывала ярко-красная сеть шрамов, чуть отросшие волосы стали плешивыми из-за постоянных травм головы и плохо росли; из-за экспериментов с кровью он стал вынужденным наркоманом и перешёл на смесь трав, которую ему приходилось курить; от бичеваний на его спине не было живого места, и он ничего не чувствовал, а передвигаться без костыля он практически не мог, также немного оглох на левое ухо, а от нервных потрясений у него тряслись руки.

Всего шесть лет назад его называли очаровательным мальчиком. Теперь же медсёстры и врачи смотрели на него с отвращением, жалостью и ужасом. Кель пытался не представлять себе, как на него будут реагировать другие жители города: это только больше наталкивало на мысль о собственной ничтожности. Он накинул на голову капюшон рваной толстовки, пытаясь скрыть лицо в его тени, и закрыл за собой ворота больницы.

Тускло-аквамариновые глаза прищурились, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в кромешной тьме. От уличных фонарей было мало толку: они освещали лишь свои опоры и походили на столпы света. Поудобнее пристроив костыль под мышкой, парень похромал в сторону центра города, где раньше размещался Архив, чтобы дойти до своего дома, минуя королевский дворец: не хотелось попасться на глаза страже или же самому тирану.

У Франклина побаливала голова, немного подташнивало и хотелось рухнуть на землю и больше не вставать. Его мысли были настолько тяжёлыми, что казались материальными и словно стискивали его мозг венцом из раскалённого железа. Осознавая, что бесконечные эксперименты искалечили его до состояния овоща и превратили в чудовище, Кель хотел добраться до дома и хотя бы взглянуть на своих родителей через окно, если, конечно, Аларимаэль не расправился с ними. Потом, думал он, можно было бы вернуться на набережную, перелезть через бортик и спрыгнуть в ставшую тёмной и неприветливой Корхенйоки – главную реку Земель Парадокса. Висевшая на шее крошечная шкатулка на цепочке тянула вниз, как якорь. Это был замысловатый механизм, помещённый в эмалированную коробочку в форме сердца, успевшую потрескаться за время содержания парня в темнице. Франклин вытащил шкатулку из-под толстовки и прокрутил ключик, который сначала жалобно пискнул, а потом начал стрекотать. Мелодия звучала, как будто её играли на консервной банке, но Кель поёжился от тоски, услышав её, такую искажённую и позабытую.

Так, от фонаря к фонарю, бывший пленник дошёл до Аллеи Союза. Статуи первых поселившихся здесь людей, правителей, изобретателей, поэтов, философов выглядели мрачно и неприветливо, как сгорбленные старики. Среди пьедесталов сновали фонарщики и свечники, увешанные своими изделиями, чтобы освещать дорогу. Франклин увязался за одним из них и потихоньку вышел к южным воротам в Архив. Посреди реки теперь стоял пустой остров, о который билась бурлящая вода, утекавшая дальше.

Кель думал побыстрее миновать это угрюмое место, но заметил у ограды сидевшую фигурку. Проходившие мимо фонарщики освещали её на мгновения. За несколько вспышек бывший пленник рассмотрел маленького мальчика лет, этак, восьми-девяти. Один его глаз скрывала чёрная повязка, другой, светло-голубой, отрешённо смотрел на остановившегося путника. Волосы были убраны под тонкую вязаную шапку. Брюки и рубашка казались огромными. Ремень в штанах застёгивался на самодельную дырочку, наскоро пробитую чем-то острым, а рубашка моталась в районе груди, обнажая ключицы и хрупкие тощие плечи. Ботинки были крепко привязаны к щиколоткам, чтобы не слетели. Франклин бездумно делал по одному шагу в сторону мальчика, стоило приметить новую деталь его внешности. В конце концов не менее отощавший высокий парень нависал над крохой, как могильная плита. В свете всё тех же фонарей незнакомец увидел лицо путника, так старательно скрытое капюшоном, и утробно произнёс, затем оскалившись:

– Ну и урод же ты. Хуже меня.

Кель опешил и коснулся своего лица, словно пытаясь понять, о нём ли говорил одноглазый мальчик. Ребёнок протяжно хмыкнул и снова оскалился.

– Почему ты носишь повязку? Тебя покалечили? – спросил парень, забыв, что его только что попытались оскорбить.

– Нет. – твёрдо ответил мальчик. – Чтобы от меня не шарахались. Тебе впору намордник надеть, чтобы от тебя не убегали врассыпную с визгами.

Рука вновь потянулась к лицу. Как больно слышать даже от этого крошечного существа, во что превратили его пытки и опыты.

– Так что же не бежишь? – произнёс Франклин сквозь стиснутые зубы, закрывая часть лица ладонью.

– Некуда. – глаз блеснул уверенностью. – И я тебя не боюсь.

Уставившись на него, Кель присел на корточки, цепляясь за костыль. Ребёнок не шевельнулся, только потеребил края нашивки на рубашке. «Оийенбургский сиротский приют». Он находился там же, где и дом семьи Келя, только ближе к стене и Королевскому дендрарию.

– Ты сбежал из приюта? – поинтересовался парень, кивая на нашивку.

– Не в первый раз. – недовольно хмыкнул мальчик, не сводя с него глаза.

– Не хочешь быть там? – понимающе произнёс он.

– Какое это имеет значение? – ребёнок фыркнул.

– Просто… Интересно.

Франклин порылся в кармане и достал пачку прописанных ему сигарет, потому как почувствовал накатывающую боль приступа. На конце появился зеленоватый огонёк, а в воздухе поплыл дурманящий пряный дым.

– Мне надоело слышать от всех, что я чудовище. – пробормотал мальчишка, медленно стягивая повязку и обнажая второй глаз. – Я не знаю, что со мной. – он проморгался и открыл его. Радужка была белой с перламутровым свечением, а зрачок имел форму щелочки, как у кота. – Это никак не исправляется. И с каждым годом становится всё хуже.

– Видимо… Меня ждёт то же самое. По крайней мере, – Кель выдохнул струю дыма, – ты уже дважды намекнул, что я урод.

Ребёнок понуро опустил голову и принялся завязывать повязку на глазу. Франклин же докурил и затушил бычок о свой ботинок. Тусклые глаза взглянули на кроху, а покрытые шрамами губы расползлись в неловкой улыбке.

– Слушай, если мы оба не нужные никому уроды, от которых шарахаются… Как насчёт найти заброшенный домик и поселиться там? Не сидеть же в кромешной темноте на улице.

– С тобой? – неуверенно спросил мальчик, посмотрев на мелькнувшее в свете изуродованное лицо.

– Да, со мной.

Ребёнок прикусил губу. С одной стороны, ему пришлось бы вернуться в приют (даже не по своей воле – всё равно бы за ним отправили кого-нибудь из воспитателей); а с другой, – идти с этим чудовищем. Но лучше уж жить с себе подобным, чем слышать от других оскорбления.

– Я знаю одно убежище неподалёку. Если ты не будешь пугать меня своей рожей по ночам, то мы вполне могли бы там остановиться.

– Покажешь?

– С тебя обещание. – упрямо произнёс мальчишка.

– Если ты так пожелаешь. – парень развёл руками.

– Так-то лучше. – он дружелюбно оскалился. – Пойдём?

Кроха поднялся на ноги и отряхнул заднюю часть брюк, поправляя затем ремень. Франклин снова взял костыль и поковылял следом. Они направились в противоположную сторону от дома семьи Кель. Что ж, видимо, сегодня у него совсем другие планы. Он и так не был готов увидеть своих родителей или сказать им хоть что-нибудь. Позади уже остались начало Аллеи Союза и мост, связывавший две части города. Парень и мальчик приближались к окраине города, нырнули в лесной массив, а потом упёрлись в брошенный многоквартирный дом, видимо, принадлежавший рабочим местной фабрики, находившейся в пятнадцати минутах отсюда, но теперь закрытой. Ребёнок подошёл к двери и уцепился за засов. Кель решил помочь ему и медленно вытащил балку. Двое вошли в первую же попавшуюся квартиру. Мальчик на ощупь набрёл на кресло и опустился в него. Франклин нашёл выключатель и щёлкнул им. Глаза долго привыкали к свету, и только через пять минут парень снова посмотрел на кроху. Тот недовольно жмурился и тёр веко, потом он снова снял повязку и принялся тереть второе. Вскоре он прекратил и откинулся на спинку.

– И как же тебя зовут? – спросил Кель, с любопытством рассматривая товарища по несчастью.

– Винсент Эмерсон Кира. – отчеканил он, поправляя съехавшую в очередной раз рубашку.

– Я Франклин Себастиан Кель. Приятно познакомиться. Надеюсь, мы сможем подружиться.

– Мечтай. – оскалился мальчик, прижимая колени к животу и закрывая глаза.