Читать книгу Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том восьмой - Нелли Шульман - Страница 5

Телефон на столе исполнительного директора компании «ДЛМ» замигал алой лампочкой. Аннет рассеянно сняла трубку.

– Да, милый, – женщина невольно улыбнулась, – получил ты мой факс?

За окном рудничного управления шелестели листьями старые тополя парка. Деревья единственными в Мон-Сен-Мартене пережили войну. Остальные улицы поселка озеленяли после победы. Через тридцать лет аисты облюбовали разросшиеся ветви вязов и дубов. Тополя остались только в центре. Над подоконником кабинета Аннет витал белый пух.

– Словно на Патриарших прудах, – поняла женщина, – и в интернате у нас росли тополя, – ребенком Павел любил играть с пухом.

– Он называл его летним снегом, – вспомнила Аннет, – потом к нам привезли китайцев. Пенг родился на юге и никогда не видел снега. Павел навешал ему лапши на уши, рассказав, что в СССР нет лета. Пенг поверил, что у нас две зимы, только одна зеленая, – Аннет тосковала по брату.

– И Надя тоскует, – вздохнула она, – но в СССР нам не вернуться и нельзя отправлять туда Виллема или Пенга, – «ДЛМ» установила деловые связи с «Корпорацией Чанг». Тонкую электронику для будущей атомной электростанции собирали на Тайване. Аннет не скрыла от Пенга новостей из СССР.

Из письма Исаака Бергера, добравшегося до Мон-Сен-Мартена после Пасхи, они узнали, что Павел сидит на Печоре.

– Не вздумай просить визу в СССР, – предупредила Аннет Пенга, – не с твоей, – она поискала слово, – историей отношений с Союзом и не с тем, что у тебя семья. Тебе и негде ее просить. Тайвань почти непризнанное государство, – Пенг пробормотал:

– Непонятно, зачем нам министерство иностранных дел, хотя нас пока пускают в западные страны. Я не могу их обвинить, никто не хочет ссориться с континентальным Китаем, – Аннет желчно сказала:

– Как никто не хочет ссориться с СССР. Однако американцы проявили характер и приняли поправку Джексона-Вэника, – после прошлогоднего решения Вашингтона в Мон-Сен-Мартене открыли шампанское, однако Аннет сомневалась, что советское правительство сменит гнев на милость. СССР потерял торговые привилегии в отношениях с США, но, как она сказала отцу, на судьбу Бергеров это влияния не оказало. Доктор Гольдберг заметил:

– В этом году тридцать лет победы, – Аннет кивнула, – может быть, случится амнистия. Хотя бы Сара теперь в безопасности, – еще одну бутылку они открыли, получив новости из Израиля, – будем надеяться, что ей недолго осталось дожидаться остальной семьи, – Аннет помолчала:

– Зато Питеру долго. Они собираются летом отправиться на север. Папа, может быть, стоит позвонить Розе?

Элишева рассказала им о разговоре с Ником. Аннет считала, что кузен скоро окажется в Америке. Роза с Эммануилом обживались в Нью-Йорке. Отец задумался:

– Роза взрослый человек. Ты знаешь, какая она независимая. Ее не понравится вмешательство в ее судьбу, – Аннет решила промолчать.

– Но если не вмешаться, они наворотят всякого, – сочно сказала она Виллему, – Роза разумная девушка, но и на старуху случается проруха, – Аннет порывалась позвонить во Флоренцию. Она чувствовала ответственность за племянника, как она называла Паоло. Отец считал, что Лаура может сама разобраться в своей жизни.

– Павел нашел способ передать ей весточку, – добавил доктор Гольдберг, – учитывая его срок, он решил поступить, как порядочный человек, – Аннет закатила глаза.

– Надеюсь, что Лаура тоже выйдет замуж за порядочного человека. Жаль, что в семье нет никого подходящего, – неженатым оставался инспектор де Лу, однако он, как выражаалась баронесса, обвенчался с работой.

– И он племянник Лауры, – женщина бросила взгляд на календарь, – говоря о венчаниях, завтра в Банбери большой день, – они получили приглашения, однако с малышкой Ладой на руках и скорыми родами Анны решили не сниматься с места.

– Виллем на следующей неделе защищает диплом, – Аннет очнулась, – бедняга, я отвлеклась, а он терпеливо ждет, – из Франции до нее донесся смешок.

– Ты засмотрелась в окно, – со знанием дела сказал муж, – откуда ты знала, что это я? – Аннет хихикнула:

– Мы всегда созваниваемся в пять вечера, – к каждому звонку она готовила, как называла это женщина, подробный доклад.

– Строительство станции, – Аннет разложила блокнот, – строительство делового парка, поставки, закупки, новый персонал, строительство замка, дела благотворительности, – они разговаривали не меньше часа. Виллем сверялся с факсом, который Аннет присылала утром в день звонка.

– Сегодня он получил два документа, у него на следующей неделе тоже большой день, – сегодняшний звонок должен был продлиться до вечера. Аннет устраивала мужу, как она сказала, генеральную репетицию.

– Плакаты до тебя доедут, – пообещала она, – я все начертила и проверила, – Виллем не позволил бы себе нагружать излишними делами персонал компании. Плакатами для его защиты Аннет занималась сама.

– Выступаешь ты хорошо, – похвалила она мужа, – даже отлично. Печатный текст я отредактировала и вычитала, – двести страниц черновика диплома пестрели обычными ошибками Виллема, – а плакаты произведут дополнительный эффект, – муж писал о европейском экономическом сотрудничестве. На следующей неделе в Британии проводили референдум о выходе из ЕЭС.

– Сделай упор на результаты голосования, – посоветовала она Виллему, – на профессоров это произведет хорошее впечатление. Ты не окопался в библиотеке, а следишь за новостями по твоей теме, – Виллем весело поинтересовался:

– Твоей темой станет успешное управление крупным предприятием? – Аннет фыркнула:

– С двумя детьми на руках. Хотя у меня много помощников, а в следующем году мы с Ладой займем твое место в школе бизнеса, – Мишель связала племяннице кофточку с надписью: «Магистр делового администрирования. Класс 1996 года». Виллем кашлянул:

– Здесь еще не видели студентов с детьми, – Аннет пообещала:

– Скоро увидят. Подожди, – красный огонек замигал, – звонят из дома, – в рудничном госпитале, как выразился отец, все было на мази. Желая избежать риска, Анне делали операцию.

– Все будет хорошо, – Аннет услышала голос младшей сестры, – кажется, пока все тихо, – Мишель четко отрапортовала:

– Лада поела и спит, молоко осталось. Лиора читает Виллему, папа и Анна слушают радио, я занимаюсь русским языком. Гамен гуляет, но скоро вернется, – Аннет смешливо сказала:

– Я уверена, что твои пчелы тоже при деле. Я поговорю с Виллемом и пойду домой, – она вернулась на линию мужа.

– Все в порядке. Начнем, – Аннет перетасовала фотографии, – плакат номер двенадцать, – Виллем возмутился:

– Я ожидал, что мы начнем с первого, как положено, – Аннет мягко сказала:

– Ты должен помнить выступление назубок, милый. Плакат двенадцать, – повторила она, – таможенные тарифы Европейского Экономического Сообщества и их влияние на развитие бизнеса…

Буркнув что-то себе под нос, Виллем начал говорить.

Вдалеке стукнула прорезанная Гольдбергом собачья дверца. Гамен деликатно клацнул когтями у приоткрытой двери кабинета. Гольдберг разрешил: «Заходи. Все спят, только мы полуночники».

Шипперке сначала остановился у принесенной из детской колыбельки. Младшая внучка Гольдберга оказалась, как он весело говорил, непоседой. Лада с кроваткой кочевала по особняку. Маленький Виллем ходил в детский сад компании, но по возвращении домой устраивался неподалеку от сестры. Мальчик раскладывал на ковре сокровища, подобранные по дороге в особняк. Виллем выстраивал из камней, палочек и шишек целые города.

– Аннет шутит, что он станет архитектором, – шипперке одобрительно повел ушами, – но он наследник компании, – Гольдберг улыбнулся, – хотя теперь у «ДЛМ» два наследника, – Виллем прислал из Парижа обновленное завещание. Эмилю не хотелось думать о завещаниях.

– Не с еще одним малышом на пороге, – он прислушался к спокойному дыханию Анны, – Мишель скоро вылетит из гнезда, однако у нас останется двое малышек, – он считал Лиору собственным ребенком. Девочка тоже стала звать его отцом.

– Так лучше, милый, – ласково сказала Анна, – она знала Михаэля, – женщина прервалась, – только другим. Она побаивалась его и не любила с ним оставаться. Сейчас она оправилась после испытаний, – Лиору каждый месяц возили в Лувен на обследование, но коллеги обещали Гольдбергу, что в следующем году визиты сократятся.

– Все идет отлично, – шипперке переместился к дивану, – надо разбудить Анну и отправить ее в спальню, но она так трогательно задремала, – аккуратно вскочив на диван, шипперке устроился в ногах женщины.

– Аннет пока не вернулась, – понял Эмиль, – у нее сегодня генеральная репетиция с Виллемом, – в окне золотилось вечернее небо, в поселке начали зажигать фонари.

Лиора и маленький Виллем отправились спать с петухами. Юный барон не упускал шанса поваляться в постели. Лиора тоже стремилась подремать как можно дольше. Утренними сборами детей занималась Мишель.

– Ей было бы легко в израильской армии, – понял Гольдберг, – она очень организованная, – дочь намеревалась получить освобождение от службы.

– Раввинат выдаст справку, что я замужем, – заявила Мишель, – и я поступлю в университет, – Эмиль знал, от кого Мишель унаследовала стремление к порядку.

– Не от покойной Лады, – хмыкнул Гольдберг, – это Кепка всегда был аккуратным и внимательным.

Эмиль понятия не имел, жив Эйтингон или нет, однако, как он кисло сказал Марте, такие, как Кепка, всегда выживали. Гольдберг беспокоился за Маргариту и Джо. Букаву, по его мнению, прекратило быть безопасным.

– Появившись там один раз, Паук может опять приехать в Африку, – на его столе лежали присланные из Конго снимки, – а у Маргариты и Джо на руках малыш, – маленький граф Дате пока напоминал кружевной сверток.

– Он займет место Эммануила в детском саду, – написала племянница, – но в городе селится все больше европейцев. Конго развивается, сюда приезжают иностранцы.

Рядом с фотографиями Эмиль пристроил машинописную копию статьи докторов Горовиц и Кардозо. Обе племянницы не меняли фамилий.

– Хотя теперь он Мендес, – Эмиль раздул ноздри, – академик и герой труда, – Гольдберг не сомневался, что в Букаву испытывали будущее биологическое оружие.

– Но девочкам об этом было не написать, – он полистал статью, – нельзя печатать данные без фактической поддержки, – в телефонном разговоре с Букаву Эмиль согласился с племянницей.

– Я помню его довоенные речи, – зло сказал Гольдберг, – он и тогда проповедовал теорию о перенаселенности планеты. Не сомневаюсь, что особенности вируса, как и сам вирус – дело его рук, – Маргарита помолчала:

– Джо меня утешает, – наконец, сказала племянница, – хотя положено наоборот. У нас есть Майкл. Мы надеемся, что побочный эффект сойдет на нет, хотя нам скоро сорок лет, дядя Эмиль, – Гольдберг скрипуче поправил ее:

– Всего тридцать семь. В ваши года у меня еще не было детей. Вернее, я не знал, что Аннет с Надин появились на свет, – подумав о Надин, он достал еще одно письмо. Дочь осенью прилетала в Париж на защиту диссертации.

– Визит согласовывают, – она нарисовала смешную рожицу, – в армии все двигается медленно, однако я надеюсь погостить дома. Вы не видели Дэниела, а он вовсю болтает на двух языках, – на снимке внук носил ковбойские сапожки и лихо заломленную шляпу.

– Ворон грозится посадить его на коня, – добавила дочь, – трехколесный велосипед малыш освоил…

Эмиль надеялся, что Роза тоже обживется в Америке. Он снабдил дочь засекреченным, как выразилась Марта, телефоном Джошуа Циммермана.

– Он сын моего товарища по оружию, – сказал Гольдберг, – славный парень. Он говорит по-французски, словно вырос в Париже, у него приемный сынишка. Тебе будет интересно с ним повстречаться, – Роза фыркнула:

– Даже в семьдесятом пятом году не принято девушке звонить молодому человеку. Я оставлю на автоотвечике мой номер. Пусть он сам решает, связываться со мной или нет.

Эмиль пожелал Джошуа правильного решения. Он считал, что мистер Циммерман подходит дочери больше, чем Ник. Роза пока не знала, что кузен оказался на свободе.

– Хаим с Полиной ей ничего не скажут, – заметила Марта, – из аэропорта их отвезут на американский дебрифинг, а Ник пройдет его в Британии, – Гольдберг чуть не попросил, чтобы дебрифинг длился как можно дольше.

– Но Ник отец Эммануила, – напомнил он себе, – пусть это была и случайная связь, – услышав об израильских новостях, он сказал Анне:

– Если Моше был жив два года назад, то может быть жив и сейчас, – Эмилю было жалко Элишеву, – и он рано или поздно вернется домой, – Анна отозвалась:

– Надо верить, что вернется, милый. Хотя, – жена запнулась, – в плену случаются разные вещи. Михаэль изменился именно после плена, – Гольдберг покачал головой.

– Моше сильный человек, милая, и не сломается, – Эмиль признавал, что он сам никогда в плену не был.

– И не сидел в тюрьме, – Анна зашевелилась, – и меня не отправили в концлагерь. Мне повезло, а миллионы других людей стали прахом. Анна права, пусть память об ее отце живет и дальше.

Они договорились об именах для мальчика и девочки, но попросили врачей не сообщать пол ребенка.

– Кажется, мы скоро все узнаем, – шипперке обеспокоенно заворчал, – надо заводить машину, – Анна болезненно застонала:

– Милый, – женщина приподнялась, – извини, все началось, – Гольдберг уронил очки, прежде чем уверить ее:

– Я сейчас вернусь, – он почти выбежал из кабинета.

Покосившись дверь, Мишель осторожно коснулась телефонной трубки. Лиора устроилась под пледом, где дремала ее мать. Шипперке остался на диване. Из-под подушки виднелся край салфетки с начатой вышивкой. Мишель невольно улыбнулась.

– Папа и Анна ничего не заметили, – вышивка была делом рук Лиоры, – она в последний месяц везде оставляла пяльцы, – отец позвонил из рудничной больницы полчаса назад. Трубку взяла добравшаяся домой Аннет.

– Мы подождем, – сказал доктор Гольдберг, – и начнем операцию. Все идет хорошо, не волнуйтесь, ложитесь спать, – Мишель предполагала, что Аннет последовала совету отца.

– Я покормлю малышку, – почуяв мать, Лада расхныкалась, – и отдохну, – сестра зевнула, – разбуди меня, когда позвонит папа, – по лестнице застучали босые пятки. Лиора и маленький Виллем в пижамах сбежали вниз.

– Вы зачем проснулись, – нахмурилась Аннет, – немедленно в постель, – уместив в руках сына и дочь, она ласково сказала Лиоре:

– Не беспокойся, милая, с твоей мамой все в порядке, – Лиора все равно улеглась на диване в кабинете.

– Она меня не услышит, – Мишель колебалась над телефоном, – при Аннет я бы не стала звонить, а при ней можно.

В Париже тоже было одиннадцать вечера. Мишель предполагала, что инспектор Пьер де Лу не ложится спать с петухами. Достать домашний телефон дяди оказалось проще простого. Доктор Гольдберг не прятал записную книжку, однако Мишель никогда не позволила бы себе рыться в вещах отца. Девушка сделала вид, что ей нужна помощь со школьным заданием.

– Мне надо рассказать о фламандских художниках, – задание действительно существовало, – а дядя Пьер забыл о них больше, чем я когда-нибудь знала, – отец продиктовал ей номер апартаментов на набережной Августинок. Мишель была наслышана о талантах дяди Пьера.

– Он может мне отказать, – поняла девушка, – и даже скорее всего откажет. Мне шестнадцать лет, как я попаду в СССР? – Мишель не собиралась ехать в Израиль.

– Вернее, я поеду, – она продумала план, – но для вида, чтобы папа не волновался, а потом я отправлюсь в СССР, – девушка упрямо сжала губы, – я замужем и должна быть рядом с Исааком.

Она почти наизусть выучила немногие письма мужа. Девушка знала, как добраться в хоральную синагогу и как доехать до Малаховки. Старшая сестра рассказывала ей о Москве. От Надин она услышала о жизни в Сыктывкаре.

– В поселке Заречном, – Мишель казалось, что она давно знает свою свекровь – я говорю по-русски без акцента, я знаю, как себя вести.

Тетя Марта снабжала ее советскими газетами и новыми книгами. Мишель отговаривалась тем, что ей нужны материалы для изучения языка. Она не хотела рисковать поездкой в советское посольство в Брюсселе.

– Мне никто не даст визу, – напомнила себе девушка, – папа значится в черных списках русских и мне всего шестнадцать лет.

Два года, оставшиеся до совершеннолетия, казались ей невыносимо долгими, но недавно Мишель пришел в голову подходящий план. Теперь все зависело от согласия инспектора де Лу. Девушка не сомневалась, что дядя достанет советский паспорт.

– И переделает его на придуманную фамилию, – хмыкнула она, – однако документ мне понадобится только в СССР, куда я въеду по другим бумагам, – нужные бумаги можно было обрести только после совершеннолетия.

– Тогда я ему и позвоню, – решила Мишель, – незачем ставить телегу впереди лошади. За два года может случиться все, что угодно, – она боялась ареста Исаака. Мужу скоро исполнялось восемнадцать.

– Тогда нечего ждать снисхождения, – девушка испугалась, – его будут судить, как взрослого. Дядя Павел получил двенадцать лет лагерей, а Исаака могут расстрелять. Его отец чуть ли не три десятка лет провел на зоне, – Мишель велела себе не разводить панику. В каждом редком письме Исаак убеждал ее, что он очень осторожен.

– Потому что я должен покинуть темницу фараона и увидеть тебя, – муж писал на красивом иврите, – как сказано, добродетельную женщину кто найдет? Цена ее выше рубинов. Ты моя поддержка и опора, Михаэла, я каждый день жду встречи с тобой, – Мишель казались смешными ее школьные заботы.

– У Исаака настоящая жизнь, – вздохнула девушка, – он делает важное дело. Скоро он станет раввином и мне надо быть рядом с ним, – Надин предупреждала ее о тяжести ежедневного существования в СССР.

– Виллем рассказывал, как они жили в Караганде, – вспомнила девушка, – без стиральных машин и без ванной комнаты. Они ходили в баню, а тетя Маргарита стирала в тазу, – тетя заметила:

– Здесь ты заходишь в магазин, не думая, что на полках может не оказаться продуктов, а в СССР удивляешься их присутствию, – Надин загибала пальцы.

– Овощи приходится выращивать свои. Куры и козы кормят детей, но все равно приходится стоять в очередях. Без них можно купить только соль и спички, и то не всегда, – Мишель ничего не боялась.

– Мне не страшно рядом с Исааком, – она заставила себя не набирать парижский номер, – но надо подождать, сейчас ничего не сделать, – она не хотела делиться с мужем своими планами. Мишель ожидала, что Исаак запретит ей появляться в СССР.

– Потому что он за меня боится, – Лиора заворочалась на диване, – но я не могу всю жизнь ждать, пока фараон соизволит отпустить евреев на свободу. Мы ответственны друг за друга, нельзя оставаться в стороне… – Лиора подняла растрепанную голову.

– Мишель, – девочка потерла глаза, – сколько времени? Папа не звонил?

Старый телефон немелодично затрещал, Мишель сорвала трубку. Отец немного запыхался, но голос его звучал весело.

– Сработали ваши пяльцы, – Мишель ахнула, – у вас сестричка. Три килограмма шестьсот граммов, голосистая девица, – Мишель заорала:

– Аннет, у нас девочка, – Лиора заплясала по кабинету, – девочка! – Гамен заливисто лаял, сверху раздался восторженный голос сестры:

– Виллем, ты слышал? У тебя и Лады новая тетя. Надо позвонить Розе, в Нью-Йорке сейчас день, – Мишель положила трубку.

– Время пока не пришло, но скоро придет, – поймав в охапку Лиору, она пощекотала девочку.

– Завтра мы навестим твою маму и малышку. Пошли на кухню, – велела Мишель, – время неурочное, но нас ждет шоколадный торт, – девушка опять взглянула на телефон.

– Прямо в мой день рождения и позвоню, – пообещала себе Мишель, – осталось всего два года.