Читать книгу Ментор черного паука - Нина Малкина - Страница 2

По гладкой поверхности горного озера тянулась розоватая дорожка – предрассветная луна отбрасывала тусклый свет на спящую воду.

Я подняла глаза и посмотрела на неё, на несколько минут завороженная этим зрелищем. Круглый красный диск был похож на небесную рану, зияющую в небесах и окрашивающую звезды вокруг в причудливые цвета – багряные, пунцовые, пурпурные. Редкое зрелище. Редкое и по-настоящему прекрасное, которое можно увидеть только раз в год.

Сегодня – Ночь Красной Луны.

Ночь, с которой заканчивается ласковое лето и начинается длинная осень.

Отец рассказывал мне: старики верили, будто эта ночь – особенная, мистическая и опасная. Раньше в такие ночи люди запирались в своих домах, закрывали ставнями окна, чтобы кровавое освещение не вторгалось их жизни. Но со временем находилось всё больше смельчаков и романтиков, которые осмеливались выйти, и, в конце концов, стало ясно: Ночь Красной Луны ничем не отличается от других ночей, белолунных или тёмных.

Ничем, кроме одного – пятнадцать краснолунных лет назад в такую ночь были убиты наши правители, последние из великой Иверийской династии – Мирасполь и Лауна. Это был конец длинной эпохи славных королей и королев, которые сделали из некогда маленького Квертинда настоящее королевство, могущественное и процветающее.

Иверийцы были всесильными магами, и их жизнь была наполнена волшебством и чудесами. В ту ночь, когда их убили, я была ещё совсем малышкой, распугивающей своими криками рыбу и всех окрестных животных. Отцу приходилось непросто со мной.

Я нервно передёрнула плечами от неприятных мыслей о погибших. Моего отца, как и знаменитых правителей прошлого, уже не существовало на этом свете…

Красная Луна продолжала опускаться всё ниже и ниже, и теперь уже своим краем почти касалась верхушек деревьев на горизонте. Повинуясь древним преданиям, отец обычно запирал меня дома в эти ночи. В то время, как все выходили из своих жилищ и зажигали свечи, отдавая дань памяти мёртвым королям, шествовали по улицам городов и сёл, маленькая я обиженно лежала на своей постели, пытаясь сквозь закрытые ставни уловить мягкий необычный свет. Но отец был непреклонен. Молчаливый и застенчивый, Кем Горст вообще не любил пышных торжеств и народных гуляний. Он так и прожил всю жизнь в нашем маленьком домике на берегу горного озера под названием Фарелби до самой смерти.

“Люди, Юна, – любил говорить отец, – могут сделать из нас монстров. Они меняют наши решения, наши взгляды и наши мнения. Иногда бывает очень сложно противостоять их влиянию. И ты неизменно столкнёшься со страшным выбором – между добром и злом, предательством и верностью, или даже – жизнью и смертью. Но какой бы выбор не стоял перед тобой, всегда береги в себе человечность. Она – величайшая из всех магий.”

Отец часто рассуждал о том, как по велению сердечной страсти люди отказывались от своих идей и принципов, переставали быть самими собой, совершали чудовищные поступки, падали прямо в бездну Толмунда. Иногда – вполне буквально, то есть умирали и попадали в пекло.

Свою мать я никогда не знала. Папа говорил только, что она была таххарийкой, и что он безумно её любил. От неё мне не досталось ни смуглой кожи, ни тёмных вьющихся волос, ни раскосых глаз, свойственных всем выходцам из Таххарии-Хан. Конечно, мне хотелось узнать о ней больше, но разговоры о матери были в нашей семье под запретом.

Мы обожали своё маленькое озеро и обусторили здесь целую рыболовную империю: сплели ловушки из ивового луба, установили их в самых излюбленных рыбой местах. Каждое утро я навещала их и доставала форель, гольцов, тритонов и желтопузиков. Чистила и заправляла приманкой. Ходила на охоту в ближайщие пролески, подстреливая из лука белок, кроликов и уток. Собирала ягоды на залитых тёплым солнцем полянках.

А потом, ближе к вечеру, садилась в дилижанс, который ходил мимо нашего домика, и отвозила весь улов в город Фарелби, именуемый так в честь нашего озера. Это был крохотное поселение среди таких же крохотных гор, которые и горами-то назвать нельзя было. Хребет Галиофских утёсов заканчивался на Фарелби, поэтому местность здесь была скорее холмистая. До Большого Квертиндского Тракта – главной торговой дороги нашего королевства – было несколько миль пути, а знаменитые шахты нашего края располагались севернее, там, где высокие шпили доставали до самых облаков. Так что наш маленький городишко не привлекал ни путешественников, ни торговцев, ни даже охотников за сокровищами.

Свою озёрную добычу я сдавала рыночным торговцам на городской базар. Платили они хорошо, и нам хватало на жизнь. Там же я покупала всю необходимую утварь и лекарства для отца. В отличие от него, я не видела в людях ничего опасного и пугающего. Иногда я задерживалась на городских праздниках и с удовольствием общалась с жителями. Большинство из них были добрыми и приветливыми, часто угощали меня сладостями и называли “маленькая Юна”.

В городе я познакомилась с Лонимом Рилексом – озорным и бойким мальчуганом, вечным затейником приключений. Он тоже жил без матери, и это нас объединило.

Наша с Лонимом маленькая банда славилась в Фарелби хулиганскими выходками. Мы были просто напастью для жителей маленького городка всё беззаботное детство: пугали ночных зевак привидениями в простынях, обливали водой молоденьких девиц и с диким криком гоняли гусей вдоль единственной улицы. В те времена нас невозможно было разлучить, и если бы кто-то сказал нам тогда, что это изменится, мы бы непременно закидали его грязью из вечно непросыхающей рыночной лужи. Но сколько бы мы не противились, всё же не смогли обмануть время. А оно неумолимо вытягивало наш рост и меняло тела. И хоть в душе мы всё ещё оставались детьми, неизбежное взросление наступило так же незаметно, как наступает на Галиофские утёсы летний вечер.

В один из таких вечеров, ровно год назад, мой вихрастый самый преданный друг объявил мне, что уезжает учиться в северный Кроуниц. И я впервые столкнулась с горьким расставанием.

Когда я провожала его на транспортном перекрёстке, крепко сжимала кулаки, чтобы не разреветься. Лоним казался мне по-взрослому серьёзным и невероятно важным. Настоящим студентом. С тех пор мы виделись редко, но по приезду в Фарелби первокурсник Рилекс всегда заглядывал на озеро и под мой радостный визг рассказывал забавные истории о жизни в Кроуницкой Королевской Академии.

Я зажмурилась от воспоминаний и покрутила в руках новёхонький листок пергамента. Точно такой же, какой показывал Лоним в день прощания. Приглашение в академию. Только теперь уже для меня.

Вначале этого лета рудвик Миллу привёз упругий свёрток, скреплённого печатью со смешным крылатым львом. Это меня позабавило – львы не имели крыльев, а этот явно претендовал на полёты. Внутри ровный витиеватый почерк некоей Надалии Аддисад звал в Кроуниц:

“Уважаемая жительница Великого Королевства Квертинд Юна Горст!

Сим документом приглашаем вас на обучение в Кроуницкую Королевскую Академию.

Просим Вас прибыть к пятому дню от Ночи Красной Луны для участия в Церемонии определения склонностей.

При себе иметь фамильный пергамент, утверждённый консульством.

После подтверждения вашей склонности, вы начнёте учёбу на первом курсе академии.

Информируем вас о том, что данное приглашение является зачарованным артефактом, и его уничтожение вычеркнет вас из списка студентов.

В случае отказа, пожалуйста, сожгите этот пергамент.

С уваженим, ректор Кроуницкой Королевской Академии,

Надалия Аддисад

Кроуницкая Королевская Академия,

Город Кроуниц,

Галифоские Утёсы

305 день Красной Луны, 208 год от коронации Тибра Иверийского”

Поначалу я обрадовалась, что встречусь с Лонимом, но потом решила, что не собиралась никуда ехать. И приглашение никому не показала. Даже хотела сжечь пергамент. Студенческих историй мне хватало и в рассказах лучшего друга, а северная столица с её жуткими легендами пугала до колик.

Я любила свою жизнь, любила свой дом, вечерние посиделки с отцом у очага. Говорили мы мало, но мне нравилось наблюдать, как он заталкивает в трубку сушёные листья, поджигает их и выдыхает горький дым. Мне нравились охота в знакомых пролесках и плеск рыбы в родном озере. Нравились заботливые горожане, которые так и звали меня маленькой Юной, несмотря на вполне девичий возраст.

Дни складывались в недели, недели – в месяцы, так мы и жили в нашем маленьком мирке у озера.

И жили бы ещё очень долго, если бы разноглазый господин не принёс в наш дом весть о смерти Тезарии Горст.

Однажды к озеру Фарелби пришёл человек в плаще. Капюшон он не скинул даже за столом в доме, куда его пригласили хозяева. Я только смогла рассмотреть, что глаза у него чудные, разного цвета, один – фиолетовый, а другой – зелёный.

Странный был посетитель. Вызывал неприятное чувство. Какое именно, мне так и не удалось понять. Отец называл его просто – господином. Этот господин сообщил, что мою мать – Тезарию Горст – пытал и убил Кирмос лин де Блайт. Последние часы она провела в страшной тюрьме Квертинда – Зандагате, что на Полуострове Змеи. Я спросила незнакомца, в чём её обвиняли. Он повернулся ко мне удивлённо и посмотрел так, как будто впервые заметил, что в комнате есть ещё кто-то, кроме них с отцом.

“Не знал, что вы успели обзавестись потомством, Кем”, – проигнорировав мой вопрос, обратился незнакомец к отцу.

Кем Горст в ответ стушевался. Мне в тот момент показалось, будто он стыдился дочери, самого моего существования. Никогда раньше я не видела отца таким прежде. От этого неприязнь к незнакомцу только возросла, и я поспешила его проводить, тем более, что господин задерживаться не собирался. Прежде, чем дверь за ним закрылась, он успел рассмотреть меня своими жутковатыми глазами.

“Никогда не стоит недооценивать опасность человечности” – кинул господин на прощание.

Мне это ужасно не понравилось.

Было ощущение, как будто он гадко обозвал меня, к тому же это совершенно противоречило наставлениям отца.

После его ухода отец достал крепкую настойку и долго пил. А потом сильно заболел. С тех пор он мне почти не помогал, с каждым годом угасая на глазах. Я поддерживала его, как могла, но унывать мне было некогда – дел по хозяйству всегда было много.

Кем Горст практически перестал со мной разговаривать и всё сильнее отстранялся. Я понятия не имела, как это исправить, поэтому старалась усерднее трудиться и всячески потакать папе. Но и это не помогало.

Уныние и болезнь всё сильнее одолевали отца, а маленькая Юна вилась вокруг мелкой змейкой и, кажется, делала только хуже. Отец бессильно лежал на кровати, ничего не ел, а спустя пару недель и вовсе перестал приходить в сознание.

Доктор Колфин только руками развёл в ответ на мои испуганные просьбы о помощи и посоветовал готовиться к худшему.

“Чудес не бывает, Юна. А иначе твоему отцу не помочь”, – сказал врачеватель у самого порога и зачем-то сунул мне несколько лирн.

Но маленькая Юна на то и была маленькой. Она верила именно в чудеса. И даже не удивилась, когда однажды вернулась домой с охоты и услышала голос отца.

– Я здесь, па, – кинулась со всех ног к кровати, потрогала блестящий от пота лоб.

– Воды, – произнёс отец.

Кожа его была горячей от лихорадки, но глаза смотрели осознанно. Он узнавал меня.

– Всё хорошо, отец, это я – Юна, – всё же напомнила я и быстро поднесла край стакана к пересохшим губам.

Он сделал короткий глоток, перевёл взгляд куда-то в потолок, хрипло сказал: “Амелия, прости нас” и умер. А я так и осталась стоять со стаканом воды в руках, ещё чувствуя его прерывистое дыхание на своих ладонях.

Помню, как задумчиво присела на край постели и попыталась понять, что же произошло. О чём говорил отец? Я никогда не видела смерть, и, несмотря на болезнь, не задумывалась о том, что мой отец когда-то умрёт. И тем более не знала, что говорят в таких случаях.

Я слышала, что умирающие просят прощение у богов Квертинда. Лежащие в своих постелях молились Девейне, богине мира и благополучия. Странники в пути – Вейну, богу свободы и ветра. Войны в пылу битвы просили о снисхождении Омена. Ещё я могла вспомнить Ревда – бога земли и природы. И Нарцину, богиню творчества и искусства. И Мэндэля, бога разума. И, конечно, Толмунда, кровавого властителя подземелья.

Отец при жизни не почитал никого из них – он никогда не был религиозен, иногда только упоминал какого-то создателя. Но бога Амелия я абсолютно точно не знала. Может, это было божество, которому поклонялась моя мать? О таххарийских нравах мне было ничего неизвестно. Странные мысли крутились в моей голове, я была растеряна.

Поставила стакан, развернулась и вышла из дома. На глаза попался мой охотничий лук. Я привычно перекинула его через плечо, прошла на маленький дворик с тренировочной мишенью и выпустила весь колчан стрел, одну за другой.

Пальцы дрожали, глаза были подёрнуты пеленой, поэтому в цель не попала ни одна стрела, и холщовый круг мишени с красным центром посередине оставался пустым. Я подошла, пнула мишень ногой. Она пошатнулась, но устояла. И тогда я начала что есть силы молотить её – ногами, руками, пинать, бить и даже царапать, до тех пор, пока моя несчастная цель не превратилась в груду поломанных деревяшек и рваного полотна. Руки и ноги покрылись кровью и ссадинами. Но я не плакала. Просто медленно опустилась рядом с тем, чем раньше была мишень, и закричала.

Гулкое эхо разнеслось над озером. Никто меня не слышал, и никто мне не ответил.

Только теперь я осознала, что осталась совсем одна. Отец был для меня всем моим миром, единственным человеком, который был всегда рядом. Маленькая Юна жила беззаботно, без целей и планов, просто доверяясь течению жизни. Но смерть оказалась ещё более злым вестником, чем взросление. Потому что она несла не расставание, а потерю.

Не знаю, как долго с просидела над грудой обломков. Мне казалось, что время остановилось. Но когда темнота коснулась знакомой глади Фарелби, я поняла, что оно всё ещё бежит вперёд, и меня ждут перемены.

Отец Лонима, господин Рилекс, помог мне похоронить отца недалеко от дома – под старой ивой, ветви которой доставали до самой земли. Думаю, ему бы понравилось это место – укрытое, безлюдное, окутанное еле слышным плеском нашего озера.

И вот теперь я, Юна Горст, впервые в своей жизни вышла из дома в Ночь Красной Луны и во все глаза смотрела на небо. Я впервые держала в руке одинокую свечку, отдавая дань памяти не только великим правителям, но и своему отцу.

Пламя слегка потрескивало, как будто переговариваясь с шелестом воды у моих ног. Я сидела, свесив ноги с бревенчатого пирса, а за спиной у меня были – мой дом и вся моя жизнь.

Красная Луна уже кинула последний свой отблеск на гладь озера и теперь исчезала за горизонтом.

Над Фарелби занимался рассвет.

Когда первые лучи солнца коснулись моего лица, пришло время покинуть это место. Сегодня я отправлялась в большой мир, в котором никогда не была. Конечно, мне было очень страшно. Перемены пугали меня, но я должна была посмотреть в лицо опасности.

Больше я была не маленькая Юна, дочь рыбака и милая девчушка. Течение жизни, по которому она плыла, потопило её, затянуло под воду вместе со всем наивным жизнелюбием, заполнило её тоненькое тело одиночеством и отчаянием. Теперь я не знала, кем стала на самом деле, да и жива ли я ещё по-настоящему, но одно можно было сказать наверняка: я всё ещё дышала. И теперь даже знала, зачем.

Растерянность моя за эту ночь сменилась гневом и желанием мести. Я твёрдо решила отомстить за свою семью, за то, что мой мир неотвратимо рухнул. Долгие годы, каждый день я занималась привычными делами, не думая о том, что меня ждёт впереди. Оказалось, что в моих трудах не было никакого смысла.

Если подумать, мир мой начал рушиться уже давно, по камешкам, по кирпичикам, пока, наконец, полностью не накрыл своим последним оплотом. Я вспомнила того господина, который приходил к нам однажды и принёс в наш дом имя смерти и болезни. Это была та отчётная точка кошмара, который сейчас сгустился вокруг меня.

Я запомнила это имя. Оно проникало в сердце, въедалось под кожу, как болячка, которая будет ныть, пока её не выжечь.

Кирмос лин де Блайт.

Человек, который убил мою мать. И которого теперь хотела убить я.

Огонь уже почти полностью уничтожил свечу, которую я всё ещё держала. Я задула её и поднялась на ноги. Мой слух уловил знакомый звук. Чух. Чух. Чух. Это приближался дилижанс. Я закончила последние приготовления: перекинула через плечо лук, потуже затянула ремень с колчаном стрел, подняла небольшую сумку.

Вещей у меня было немного – дорожный плащ для путешествий, несколько комплектов одежды и еда в дорогу. За месяц я скопила небольшое количество денег, которых должно было хватить, чтобы добраться до Кроуницкой Королевской Академии. Именно оттуда я решила начать свой путь. Для моего плана мести мне необходимо было выучиться – магии и военному ремеслу. Я отправлялась в Кроуниц – самый ближайший крупный город, центр Галиофских Утёсов.

Чух. Чух. Чух. Дилижанс подъезжал всё ближе, белый дым вырывался из его трубы.

Лоним рассказывал мне, как эти открытые телеги перемещаются абсолютно безо всякой магии. Он говорил что-то про энергию пара. Необходим был только кто-то, кто будет управлять движением.

Транспорт остановился рядом со мной, и я поздоровалась с рудвиком Миллу – неизменным водителем дилижанса, который ходил возле моего озера. На Миллу была старая грязная шляпа, в которой он прорезал дырки для своих ушей. Когда-то это было голубой фуражкой транспортной компании, но теперь её изначальный цвет было трудно угадать наверняка. Но я знала, что Миллу ей очень гордился.

– А, маленькая Юна, – кивнул рудвик. – А где рыбы Юны, лу-лу?

– Они остались в озере, Миллу. Думаю, теперь их долго никто не будет тревожить.

Дилижанс тронулся, и я поудобнее устроилась на деревянной лавочке, поставив сумку под ноги. Напротив меня сидели двое супругов – чета Полн, крестьяне с плантации недалеко от нашего озера. Они везли на базар несколько мешков, набитых корнеплодами, – урожай с собственной фермы.

– Всё-таки решилась, – начала женщина, обращаясь ко мне. – А и правильно, Юна! Нечего тебе одной пропадать, давно пора перебраться поближе к людям.

– Ладна девка при людях не пропадёт, – подмигнул господин Полн, как бы подтверждая слова супруги.

Последней его мысль не понравилась, и она сильно пнула его локтем в бок, из-за чего он подобрался и посуровел.

– Жалко Кема, – продолжила госпожа Полн. – Хороший был мужик, хоть и нелюдимый. Иной раз, помню, и рыбки нам подкидывал, когда мы с базара возвращались. У нас близонько нашей фермы, сама понимаешь, только земля да бурьяны.

– Хороший был Кем, – опять подтвердил её муж, опасливо поглядывая на жену.

– Очень хороший, – одобрила женщина.

На этот раз пинок локтем господин Полн не получил и остался собой доволен.

– Спасибо вам, – ответила я из вежливости, хотя вступать в диалог совсем не хотелось.

Дорога была плохая – в ухабах и колдобинах, от чего дилижанс постоянно подскакивал и норовил вытряхнуть нас на пыльные обочины. Хорошо, что высокие деревянные бортики препятствовали этому.

Ехать до города Фарелби предстояло около часа, поэтому я решила перекусить. Тем более, что за созерцанием рассвета и выстраиванием плана мести, завтрак я пропустила. Достала из сумки завёрнутые в холщовую салфетку хлебцы, и хотела была откусить кусочек, как меня остановил громкий оклик Миллу.

– Никакой еды, – вскрикнул рудвик, заметив моё занятие. – От хлебцев будут мусорные крошки, лу-лу! Только не в дилижансе Миллу!

Я оглядела деревянные поверхности. Паровой транспорт был весь в дорожной пыли. Днище дилижанса облепили куски грязи, ила и присохшая кое-где трава. В одном углу даже был заметен козий помёт.

– Миллу, но тут и так ужасно грязно, – я попыталась отвоевать своё право на завтрак. – Вон даже козьи какашки лежат.

– Козьи какашки – это собственность дилижанса Миллу, – деловито ответил рудвик. – А крошки Юны – это крошки Юны. Никаких крошек маленькой Юны в дилижансе Миллу, лу-лу!

Спорить с такими весомыми аргументами не хотелось, да и наверняка было попросту невозможно, поэтому я вздохнула и покорно убрала хлебцы обратно в сумку.

– Ишь, раскомандовался тут, – возмутилась госпожа Полн. – Это не твой дилижанс, а собственность Королевства Квертинд! Вверенный тебе транспортной компанией на благо его жителей. Благо, понимаешь?

С этими словами она потянулась в один из мешков и вытащила оттуда большую морковку. Резво потёрла её о свой клетчатый передник и протянула мне. Я поблагодарила женщину и с улыбкой приняла угощение.

– Никакой еды в дили…

– Замолчи! – прикрикнула госпожа Полн на рудвика. – У девочки отец умер, а ты лезешь со своими запретами! Крути баранку и не лулукай там, понял? От морковки крошек не бывает.

Очередное напоминание про отца было неприятно, но я всё равно была благодарна этой женщине за её маленькую заботу.

С громким хрустом я откусила оранжевый сладкий корнеплод и взглянула назад.

Мой маленький дом был ещё виден, но теперь всё быстрее удалялся, скрываясь за придорожными деревьями. Я вспомнила, как мы с отцом строили дощатый забор вокруг дома, как ходили за грибами и ягодами в лес. Как он учил меня плести рыбные ловушки и стрелять из лука. К горлу подкатил неприятный ком. Никогда этого больше не будет.

– Хороший был Кем, – снова сказал господин Полн, вырывая меня из моих воспоминаний.

К счастью, на этот раз все промолчали.