Читать книгу Семья. История об отцах и детях, и чужаках - Нолан Росс - Страница 10

Говорят, любая катастрофа, любая трагедия всегда имеет предпосылки. Будь то мистические предзнаменования в виде всюду мерещащихся знаков или череда реальных мельчайших действий, каждое из которых в конечном итоге и сформировало тот самый взрыв, именуемый катастрофой.

Старшая, закрытая школа Мелроу-Фолс, штат Массачусетс

– Тейлор, Главацких! Не на меня надо сейчас смотреть – страница четыреста семьдесят шесть – изучаем схему! Живо, живо! Я сегодня не собираюсь торчать тут с вами до полуночи!

– У Вас какие-то планы на вечер, сэр?

– Если не начнёшь работать, Тейлор – планы на вечер будут у тебя: уверен, ведро и швабра в спортзале успели соскучиться за каникулы по тебе.

– А Вы, сэр?.. Вы успели соскучиться по мне за каникулы?

Потом я часто пытался вспомнить цепь предпосылок и знаков, которые, наверное, должны были заставить меня насторожиться или держать дистанцию, или поговорить с директором, или встретиться с родителями этого мальчишки – сделать что угодно, лишь бы не игнорировать странное поведение своего ученика.

Наверное, именно так я и должен был поступить, вот только ничего из происходящего на занятиях и вне них ни разу меня не насторожило. Ни разу не заставило подумать о возможных последствиях.

Было ли мне просто немыслимо такое развитие событий? Считал ли я это настолько нереальным, что именно поэтому и не заметил угрозы?

Или же, напротив (и эта мысль мне неприятна настолько, что каждый раз прожигает всё моё существо, добираясь до самых костей), мне всё это нравилось, и я знал о некой запретности и неправильности каждого из мельчайших событий… и именно поэтому не желал это прекращать?

Если бы меня судили за кражу, драку или рукоприкладство, даже по отношению к ребёнку (пусть и грозящее наказание было тоже серьёзным), я всё равно не чувствовал бы себя так. Мерзко. Уязвимо. Отвратительно. Так же, каким было и то, в чём меня обвиняли.

Сексуальное домогательство до несовершеннолетнего.

Да, уже после всего я часто пытался вспомнить. Но не только знаки и предпосылки, но и своё отношение к «происходящему» (как не раз говорили в суде) между мной и моим учеником Дином Тейлором.

Знаете, как говорят: мы непременно чувствуем приближение того, что способно если и не уничтожить нас, то превратить жизнь в настоящий ад. Вот только, сидя тогда на скамье подсудимых, я снова и снова перебирал события и мельчайшие детали, которые привели меня к таким последствиям: в место, где даже адвокат смотрел на меня с неприязнью; и я никак не мог отыскать начало цепочки этих событий.

Именно так было и накануне роковой даты – двадцать шестого декабря: сегодня я тоже ничего не почувствовал, хотя опасность надо мною нависла в разы страшнее, нежели обвинения в сексуальном домогательстве. Я ощутил лишь раздражение, граничащее со злобой, когда в мою дверь постучали так, словно давали понять: не открой я её сейчас же – она будет снесена с петель.

Я с трудом поднялся из-за стола, чуть было не опрокинув бутылку бурбона, остатки которого мне сегодня ещё были необходимы. Да, Джейкоб Брамс не всё успел обо мне узнать: у меня всё же были рождественские традиции. И одна из них – напиться. Сделать это как следует, чтобы ни одно воспоминание из старой жизни, со старыми и самыми настоящими традициями не способно было проникнуть в мой опьянённый мозг: ни запахи рождественского ужина, приготовленного Мэган, ни голоса её дурацких друзей, которых я терпел только ради неё.

Да, ради Меган я готов был мириться со многими вещами. Вот только она этого сделать не смогла. Не смогла быть той, чьего мужа обвиняют в сексуальном посягательстве на ребёнка. Как и не смогла вернуться ко мне даже после того, как после долгих разбирательств Дин Тейлор признался, что я с ним ничего не делал.

– Отвечай, где он!

Не успел щёлкнуть дверной замок, как в прихожую, вместе с холодным воздухом, ворвался крепкосложенный и бритый почти на лысо верзила и, схватив меня за ворот рубашки, тут же пригвоздил к стене.

– Какого…

Но договорить я не успел: моё возмущение прервал голос ворвавшегося в комнату шерифа.

– Ник, отпусти его!

– Ах, Ник… – я произнёс это настолько спокойно, насколько позволяло моё бешено колотящееся сердце; уже тогда оно почувствовало: мне конец, – Ну, как же я мог не узнать любимого крёстного Джейка Брамса! Моё почтение…

Новый удар о стену заставил меня замолчать, хотя алкоголь в крови уже налил каждую клетку моего тела желанием не только показать свой сарказм, но дать волю кулакам. И, наверное, лишь какой-то подсознательный страх перед «людьми в форме» помогал мне держать себя в руках даже теперь, даже в таком состоянии.

– У нас нет никаких доказательств, что это он!

Чувство дежавю снова прокралось в мой мозг, но страха пока не было. Хотя я точно видел его сейчас в глазах шерифа, стоящего позади своего друга-копа и пытающегося его образумить, чтобы начать свой самый первый – в череде, как мне будет казаться после, бесконечных – допрос.

– Пока нет, – тихо проговорил крёстный мальчишки, нехотя отпуская меня из своих рук, но, как я понял, не из своих мыслей, в которых я был уже стопроцентно виновен и должен был понести наказание…

– Мистер Ханниган… – я видел, как шериф старается вести себя профессионально, но в его глазах мне виделось нарастающее безумие, – Где вы были…

– Дома, шериф, – не дослушав вопрос, произнёс я, стараясь унять волнение, – Со вчерашнего обеда я никуда не уходил.

– Кто-то может это подтвердить? – раздался голос крёстного мальчишки, и было в этом голосе нечто такое… Словно он не только прекрасно знал, что я живу один, и подтвердить мои слова некому, но и, мне казалось, будто этот факт его несказанно радует.

Да, я ничего не почувствовал. Хотя катастроф случилось целых две. Джейк Брамс угодил в лапы психопата, а в его похищении и последующем убийстве позднее осудили меня.