Читать книгу Семья. История об отцах и детях, и чужаках - Нолан Росс - Страница 8

– Мы можем поговорить? О моём сыне.

И, не дождавшись ответа, равно как и приглашения войти, шериф переступил порог моего дома, на несколько мгновений оставив меня с не самыми приятными мыслями на заметённом снегом крыльце.

– Да, конечно: заходите, шериф, будьте как дома, – с долей сарказма произнёс я, не без труда отбросив оцепенение, вызванное нахлынувшим дежавю, и зашёл в дом следом, закрыв дверь.

Я тут же отметил блуждающий по комнате взгляд шерифа, не обратившего на мои слова ни малейшего внимания. Этот взгляд, подобно ненавязчивому, но цепкому рентгену, исследовал сейчас каждый метр моего жилища, что был доступен для взора. Я видел, как этот взгляд задержался на тарелке с печеньем, на ёлке, на стакане с остатками горячего шоколада, который не допил мальчишка.

– Джейк сегодня рассказал мне о вас.

Я непонимающе уставился на шерифа, ненавидя при этом то, как всё моё существо внутренне напряглось от этого заявления.

« – Дин всё нам рассказал о вас!.. Чёртов ты сукин сын!..»

– Рассказал, что у него появился… друг. В вашем лице, – уточнил шериф, видимо, заметив моё недоумение от своих слов; при этом он невольно (или нарочно?) сделал многозначительную паузу перед словом «друг».

Но именно она помогла мне окончательно избавиться от неприятных воспоминаний и сосредоточиться на текущем моменте, хотя и добавила ещё больше непонимания. Потому что все эти месяцы я был уверен, что шериф прекрасно осведомлён о том, что у мальчишки «появился друг в моём лице».

Я не знал не только что ответить, но и что чувствовать.

Джейк Брамс, который о любом событии в своей жизни способен был говорить часами, не заботясь об ушах собеседника – и не рассказал обо мне и нашем общении собственному отцу?

Наверное, именно тогда я впервые это почувствовал: свою собственную привязанность к нему. Потому что меня в тот момент беспокоило не то, что было должно. Не тот факт, что теперь шериф может предположить, будто это я попросил Джейка ничего не рассказывать – нет. Меня волновало другое.

Мне было неприятно и даже… обидно от мысли, что мальчишка мог считать меня кем-то недостойным для звания «друг», о котором можно рассказывать родителям. Было ощущение, словно Джейк и сам понимал всю странность и некоторую неправильность нашего общения, и именно поэтому хранил меня словно не самую приятную тайну.

– В таком случае, могу сказать, что вы, шериф, зря носите это звание и получаете жалованье, раз узнали о том, что ваш сын хранит такие тайны у вас под носом.

У меня нет привычки (особенно после произошедшего) задирать копов или делать что-то, способное вывести их из себя (будто они после этого снова вломятся ко мне в дом и непременно найдут очередное доказательство того, что я виновен в чём-то ужасном). Но сейчас мне хотелось сделать даже нечто большее, нежели просто подтрунивать над стоявшим напротив представителем закона и отцом мальчишки, поступок которого и привёл меня в это состояние уязвимости. На какое-то мгновение мне захотелось действительно выглядеть перед шерифом преступником, не заслужившим свободы.

Я словно искал в его возможной реакции спасение, избавление от того, кто проник мне в душу, и кого я сам не хотел, да и, наверное, был не в силах из этой души удалить.

В то мгновение я ещё не знал, что именно мне это и предстоит будет сделать. И именно этот поступок и станет началом почти десятилетия в аду: для меня и Джейка Брамса.

– Тайной и загадкой для меня остаётся лишь то, что такой человек, как вы…

– Что вы сейчас хотите сказать, шериф? Какой человек?

– Взрослый, – ответил шериф, помедлив и, как мне показалось, с трудом подобрав слово взамен тому, что чуть было не сорвалось с его языка, – Зачем такому, как вы, общаться с моим десятилетним сыном? Зачем простить его пригласить вас к нам в дом?

– Я не просил…

– И я бы мог подумать, что всё дело в желании сблизиться с моей семьёй – семьёй копа. Не знаю… Из-за связей? Или других привилегий, которые я могу обеспечить, будучи вашим соседом, хорошим знакомым или даже другом. Но…

– Но?

«Но отметка в личном деле говорит о других ваших слабостях, нежели о простом желании подружиться со стражем закона», – прежде чем шериф ответил, в моей голове невольно успело пронестись продолжение его мысли, о которой мы, казалось, знали оба.

– Но за все эти месяцы вы не сделали ни единой попытки узнать родителей… своего юного друга. Поэтому, да, главной загадкой для меня остаётся причина, по которой взрослый мужчина проводит в обществе чужого ребёнка столько времени, сколько, по словам Джейка, проводили вы. И, пока вы не ответили, позвольте предложить одно единственно верное решение для этой задачи.

Я молчал. Потому что в словах шерифа были те самые крохи правды, которые, словно осколки, жалили меня сейчас изнутри. Почему я действительно не сделал всего вышеперечисленного? Почему в моей голове ни разу не появилось мысли пойти и познакомиться со взрослыми людьми, проживающими в доме напротив?.. А тем временем шериф продолжал:

– Не втаптывайте себя в ещё большую грязь, в которой уже находится ваша репутация, ваше имя. Я обещаю не распространяться о вашем прошлом. Но я вполне могу выполнить свои обязательства хотя бы перед жителями этого города (ведь они должны знать, кто поселился рядом с ними), если вы не выполните… если не сделаете то единственно правильное, что должны. Поговорите с моим сыном и прекратите с ним всякое общение.

– Кто из нас его отец, шериф?

– Меня он не послушает…

– Ох, интересно, почему бы это?

– Советую уладить этот вопрос до праздников.

– А вы умеете устроить ребёнку счастливое Рождество.

– Устрою. После того, как именно вы его испортите.

– Хотите успеть стать отцом года?

– Хотите быть приличным человеком в глазах жителей этого города?

И с этими словами шериф покинул мой дом, оставив после себя ворох неприятных мыслей и воспоминаний.