Читать книгу В той стране - Нонна Беспалова - Страница 10

Денис постепенно смирился, по крайней мере, перестал вспоминать о неудавшейся попытке бунта, только иронично и горько цитировал: «Мы не попали в домоседы, но и в герои не пошли», и… неожиданно увлёкся спелеологией. Почему спелеология? Откуда вдруг она взялась? Надежда Осиповна уже не помнит и в её дневнике, который она начала писать на первом курсе, об этом тоже ничего нет. Кажется, тогда в газетах и журналах писали об исследовательской группе от Академии наук, которая прошла все уровни пещеры «Красная» в Крыму. И что вы думаете? Вся компания, как миленькие, в брезентовых робах с фонарями на головах, полезла сначала в подмосковные пещеры у Домодедова, потом – в бывшие каменоломни под Подольском, в грязь и мрак. Шахтёрские каски с фонариками Денис по случаю купил на Тишинском рынке. Брезентовую спецодежду раздобывал каждый сам.

Лагерь разбивали где-нибудь поблизости и, ближе к ночи, спускались в пещеру. Поздней осенью и ночевали там, под землёй, там всегда было не холоднее плюс 8-ми – плюс 10-ти градусов. Самым трудным для чистюли Нади было сесть в глинистую грязь перед тёмной дырой, громко именуемой «входом в пещеру», и сползти по этой грязи вниз. Низкие штольни, узкие лазы – «шкуродёры», мрачные залы, даже сама темнота, которой Надя всегда боялась, рядом с Денисом её не пугали, главное было – не отставать от других. Надин папа приходил в ужас от Надиных, покрытых чёрными синяками, коленок. «Девушка не должна так выглядеть!» – возмущался он. К радости папы увлечение пещерами продолжалось недолго. Что-то произошло в старых каменоломнях, то ли потерялся кто-то, то ли нашли мертвое тело, но весной следующего года пещеры «закрыли». Природные входы завалили камнями, а проход в штольню забили железным щитом.

Надя так много времени проводила у Дениса, что стала практически членом семьи. Бабушка Дениса, очаровательная старушка, легкомысленная и беспечная как ребёнок, к Наде благоволила. Мама Дениса встречала её тепло, но Надя чувствовала её настороженность. В один из дождливых осенних дней Надя зашла в квартиру Дениса в мокрых резиновых сапожках и задержалась в прихожей, чтобы их снять. В большой комнате разговаривали Денис и его мама.

– Надя опять сегодня придёт?

– Да. Должна прийти.

– Ты, я смотрю, совсем влюбился.

– Может быть. Тебе она не нравится?

– Нет, что ты. Милая девочка. Хорошенькая.

– Это недостаток?

– Я не уверена, что для тебя это правильный выбор.

– Почему? Она совершенно «своя». Не беспокойся. Всё будет хорошо.

Надя не стала себя обнаруживать. Потихоньку вышла и зашла снова, громко хлопнув дверью. Денису она ничего не сказала. Надю расстроил этот нечаянно услышанный разговор. Причём не столько из-за того, что Евгения Викторовна в ней сомневается, сколько из-за той удивительной близости, которая существовала между матерью и сыном. Представить себе такой разговор со своей матерью она не могла. Сама возможность так открыться перед другим человеком её пугала.

Зима в том году наступила рано. Походы прекратились. Встречаться Наде с Денисом стало негде. Иногда они уединялись у Дениса дома, но Надя стеснялась запираться в комнате, когда в квартире была его бабушка. Время от времени они добирались до Надиного жилья в Вешняках и располагались на Надином стареньком диванчике, но дома Надя чувствовала себя скованно и, в конце концов, они поехали к Денису на дачу в Кратово. Их первую поездку на дачу Надя помнила очень хорошо.

Они встретились на Казанском, по традиции – у пригородных касс. Полчаса ехали в душной перегретой электричке, потом от станции шли пешком минут двадцать. Засыпанный снегом дачный посёлок был тих и безлюден, только над одним из домов из трубы шёл дымок. Пока Денис ходил за дровами и растапливал печку, Надя сидела на старом диване, закутавшись в два одеяла. Этот старинный, кожаный, с резной деревянной отделкой диван был сослан на дачу за габариты, неподъёмный вес и протёртую кожу на сиденье. Остальная дачная мебель, стол, стулья, буфет, были ему под стать. Наде здесь очень нравилось. Всю её последующую жизнь ей хотелось создать вокруг себя такой же громоздкий, основательный, слегка потертый уют, как у Дениса на даче. Стильная обстановка маминой квартиры, где стояли кресла – ракушки, журнальный столик неправильной формы, книжные шкафы на ножках-растопырках, навсегда слилась для Нади с чувством одиночества и тоски.

Денис умело заложил в печку дрова, приоткрыл тягу и, сидя на корточках перед топкой смотрел, как разгорается огонь.

– Как мама?

Мама и бабушка Дениса знали об их прогулке на дачу.

– Нормально. Пропадает на работе. Я её мало вижу.

– А бабушка?

– Бабушка очень обеспокоена. Она считает, что мы непременно спалим дачу или сами угорим.

– А мы угорим?

– Нет. Мы спалим дачу.

Через час в доме слегка потеплело, и Надя постелила постель. Денис подкинул в печку побольше дров, быстро разделся и нырнул к ней под одеяло. Он коснулся её такими холодными руками, что Надя завизжала. Они смеялись, Денис грел руки подмышками и прижимался животом к её боку. Наконец у Дениса согрелись руки. Он сначала погладил её волосы, провёл тыльной стороной руки по её щекам, потом приподнял одной рукой её голову и поцеловал её в губы, другой осторожно мял и гладил её грудь. Она почувствовала, как что-то сжалось внизу живота и каждое движение его губ и языка отзывалось теперь сладкой болью желания. Она застонала. Денис одним движением перенёс своё лёгкое гладкое тело на неё, замер на секунду и прошептал: «Открой глаза». Надя открыла глаза. «Смотри на меня». В этот раз всё шло хорошо, и с каждым движением Надя как будто поднималась на ещё одну ступеньку возбуждения, и вот уже было близко, совсем близко, и она вцепилась в плечи Денису, заметалась, торопя его, но он придержал её, и пришло «это», вспыхнув внизу живота и разбегаясь по всему телу, как огни фейерверка в небе. Надя громко застонала. Денис догнал её несколькими быстрыми движениями, потом встал на колени, снял с изголовья кровати полотенце, отдал Наде, и лёг рядом, тяжело дыша. Надя подложила полотенце под себя. Идти мыться было слишком холодно. Беременности она не боялась, она принимала противозачаточные таблетки, не так давно появившиеся в продаже.

Слово «любовь» вышло у них из доверия, слишком уж было опошлено в плохих романах и кинофильмах, но Денис, конечно, её любил. Он хотел знать о ней всё и его бесконечные расспросы Надю настораживали и беспокоили. Рассказать, чем занимаются предки, было легко: мама экономист, работает товароведом, папа инженер в НИИ, работает «на космос», пишет смешные стихи, иногда печатается на юмористических страничках газет и журналов, у него есть книга военных рассказов, её не хотят печатать. Но когда Надя сказала, что детство она провела в подмосковном рабочем поселке, а не на Арбате, где жили родители, Денис странно на неё посмотрел.

– Надо же, по тебе и не скажешь. Как же твои предки допустили, чтобы ты ходила в сельскую школу?

Надя удивилась. Она до этой минуты не пыталась понять, почему её родители поступили так, а не иначе и не задавала себе таких вопросов. Денис с любопытством смотрел на неё.

– Ты любишь своих родителей?

– Конечно!

Надя пожала плечами и замкнулась.

«Кажется, тогда мы в первый раз поссорились. Нет. Первый раз это случилось в том походе, на Кольском». Они с Викой ушли по ягоды и заблудились. Вышли они сами, но все уже встревожились и были готовы отправиться на поиски. Денис тогда так на неё наорал! Потом была ещё одна ссора. Надя с папой и мамой уехала на два дня к знакомым на дачу, а Денису Надя ничего об этом не сказала. Денис бушевал.

– Почему я должен звонить по сто раз? Неужели трудно было предупредить? Неужели непонятно, что я буду тебя искать и беспокоится?

Надя не чувствовала своей вины.

– Денис! Я не думала, что ты станешь меня разыскивать. У нас есть свои семейные дела. Мы же с тобой не живём вместе.

– Хорошо. Давай жить вместе.

– Где? В проходной комнате?

Денис опять обиделся, хлопнул трубкой и несколько дней не звонил. Надя потом всегда старалась его предупреждать, если куда-то отлучалась из дома.

В один из их приездов на дачу Денис достал из сумки несколько листков отпечатанных на машинке и лёжа с Надей в постели стал задавать ей вопросы, что-то отмечая на листочках. Надя, смеясь, отвечала. Когда они дошли до вопроса: «Хотелось ли вам когда-нибудь убить свою мать?», Надя спросила:

– Что это?

– Тест «Миннесота».

Их общая подруга Галя училась на психолога и Надя знала о существовании теста «Миннесота».

– Ты бы ещё картинки Роршаха принёс.

Надя обиделась и перестала отвечать на вопросы. Денис пожал плечами.

– А что плохого в картинках Роршаха?

Они опять поссорились. Надя в этот раз долго дулась, Денису с трудом удалось с ней помириться.

Так и прошла в ссорах и примирениях их единственная с Денисом зима. Март стоял солнечный, но морозный. Днем под солнцем всё таяло, с сосулек одна за другой падали капли, а вечером подмораживало, дороги становились скользкими, люди шли по тротуарам, шаркая ногами. В один из их приездов к Денису на дачу Надя простудилась, неделю провалялась дома с температурой и больным горлом, еще неделю ходила в институт сопливая и охрипшая. Теперь Денис приезжал на дачу заранее, растапливал печь, согревал дом. Надя приезжала позже, привозила бутерброды и термос с чаем. Несколько раз они оставались там на ночь. Вот и сейчас, наболтав что-то родителям, благо они не требовали подробных объяснений, Надя сидела у окна в электричке, прижав боком сумку с продуктами.

«Какое голубое небо и какое яркое солнце», – думала она, – «Снег еще такой белый, на него трудно смотреть, а весна чувствуется всё равно». Как она любила эту пору, в детстве, когда жила у бабушки. Ей было весело и от яркого солнца, и от синего неба, и от капели с крыш. Почему же ей невесело сейчас? Она едет на свидание, её ждет любимый человек. Вдруг Надя выпрямилась на жестком сидении вагона. Она не хочет туда ехать. И это правда. Она не хочет туда ехать, поэтому ей так грустно. Надя встала, взяла сумку и пошла к выходу. Поезд уже тормозил, подъезжая к остановке. Она вышла, жмурясь от сияния солнца и снега, перешла на другую платформу и первой электричкой вернулась в Москву.

Денис долго ждал её на даче, звонил ей домой несчетное количество раз. Надя не брала трубку. Потом, когда вернулись родители, ей пришлось ответить на звонок.

– Со мной всё в порядке, мы поговорим завтра.

Утром в институте, когда Надя пришла, Денис уже ждал её на «филодроме» – так называлась у них широкая площадка между этажами. Он отказывался верить, что это конец, что между ними ничего больше не будет, требовал объяснить, что произошло. Что она могла объяснить? Она сама ничего не понимала.

Денис не оставлял попыток её вернуть, считал их разрыв непонятным капризом, о котором ей предстоит пожалеть. Шли недели. Надя тосковала по Денису, она чувствовала себя одинокой и потерянной. Ощущение свободы и легкости после принятого решения больше не повторялось. Мысль о возвращении к Денису не раз приходила ей в голову, но натыкалась на что-то упрямое, непреодолимое, непонятное ей самой.

«Но как ни сковывает ночь меня кольцом тоскливым, сильней на свете тяга прочь и манит страсть к разрывам». Что же это было? Страх перед потерей свободы, перед зависимостью? Напрасно Денис требовал от меня такого безусловного подчинения, такой абсолютной открытости. Я была к этому не готова».

Денис о чем-то таком догадывался, пытался Надю успокоить.

– Ты испугалась, это пройдёт. Мы опять будем вместе.

Или он слишком близко подошёл к тому, что Надя ещё не готова была увидеть и принять? Пожалуй, не стоило Денису копаться в её подсознательном. Может быть, это и разрушило их неокрепший союз. На вопрос, почему она рассталась с Денисом, у Надежды Осиповны до сих пор нет ответа. Самая большая загадка нашей жизни – это любовь. Почему она приходит? Почему она уходит потом?