Читать книгу В той стране - Нонна Беспалова - Страница 4

Опрятные двухэтажные домики рабочего посёлка, желтые с коричневыми балками, построили пленные немцы сразу после войны. Надя как-то спросила у бабушки: «Почему пленные немцы, злые и голодные, построили такие хорошие добротные дома?» «А они иначе не умеют», – не совсем понятно ответила бабушка. Завод тоже строили немцы и оборудование поставили туда немецкое, вывезенное из Германии. Наде всегда хотелось узнать: куда делись немцы, когда строительство посёлка и завода было закончено? Солдат построили, посадили в теплушки и увезли, скорее всего, в лагеря, куда же ещё. А инженеры, специалисты с семьями? Их поселили в лёгких сборных «финских» домиках, на отшибе от посёлка. За четыре года они обжились, утеплили дома, пристроили к ним уборные и душевые кабинки, вырастили в своих маленьких палисадниках небывалые цветы. Таких роскошных гладиолусов и георгинов, как в садиках у «финских домиков», не было больше ни у кого в посёлке.

В «финские» домики потом заселилось заводское начальство средней руки. Перед этим немецких специалистов с семьями выселили «в 24 часа». Это означает, что на сборы им дали сутки. Куда их увезли? На Восток или на Запад? Если обратно в Германию, то почему «в 24 часа» и всех разом? Надя спросила бабушку и получила мрачный ответ: «Известно, куда…». Неужели на Восток? Надя пыталась выяснить судьбу этих немцев, но даже упоминания о них нигде не смогла найти.

В этом рабочем посёлке в одном из жёлтых домов с коричневыми балками жили бабушка Даша, дедушка Ваня и тётя Зоя, мамина сестра, тогда ещё молодая и незамужняя. Из трёх жилых комнат в их коммунальной квартире они занимали самую большую – 21 метр!

Детей в доме было много, самых разных возрастов. Надя и её подружка Люся оказались самыми младшими. В их дворовой команде маленьких не обижали: принимали в игры, везде брали с собой, если они, конечно, давали обещание не забояться и не плакать. Сначала верховодили шумные и озорные братья Чижовы, потом они поступили в «ремеслуху», ремесленное училище где-то в другом городе и главарём стал двенадцатилетний Юрка Волков. Среднего роста, худой, с густым русым ёжиком на голове и удивительными зелёными глазами, он редко повышал голос, всегда был спокоен. Ребята его слушались беспрекословно, и даже взрослые разговаривали с ним на равных. Юрка, как и Надя, жил без родителей, с бабушкой, с бабой Груней, такой же худой и жилистой как он сам. Про его родителей говорили, что они «завербовались» и работают на Севере, но все знали: его родители «сидят», правда, никто не знал за что. Юрка её, Надю, опекал. Может быть потому, что она тоже жила без родителей? Часто, когда вся ватага собиралась на двух лавочках перед домом, он говорил: «Надя, иди сюда, садись со мной». Надя, первоклашка с двумя косичками, сидела рядом с Юркой, смущённая, сознавая всю почётность такого приглашения. После этого её мог обидеть только сумасшедший.

«Наверное, хорошо, что детство я провела там, в посёлке», – решила для себя Надежда Осиповна. «Я росла, как все дети в посёлке росли, – бегала, где хотела, делала, что хотела. Никто не ограничивал мою свободу». Девочка Надя должна была прийти к обеду и объявиться к ужину, а что она делала и где бывала, бабушка и не спрашивала.

«Сколько у нас было разных игр! Дай бог памяти… Вышибалы, „лягушки“ или „ляги“, „об стенку“, штандар, „я знаю пять имён девочек…“ и это только игры с мячом, а „классики“, а скакалки, прятки, салочки, „колечко“, „сыщик, ищи вора“…. Ещё девочки играли в „дочки-матери“ и в самодельные рисованные куклы с бумажными нарядами, а мальчишки – в „ножички“ и „расшибалочку“. Зимой мы катались с горки на санках или на лыжах. А какая красивая была зима! Сказочная, с припорошенными снегом деревьями, с пышными сугробами, не тронутыми ни пылью, ни грязью до самой весны».

И память Надежды Осиповны опять выхватывала картинку за картинкой. Вот она, лет пяти-шести, идёт домой в красном лыжном костюмчике с начесом, вся в сосульках из свалявшегося снега. Она тащит за собой санки, её шатает от усталости, санки болтаются сзади, и снег на сугробах вдоль дороги сверкает и переливается под жёлтыми фонарями, как плащ старухи Пурги из любимого мультфильма «В яранге горит огонь».

Вот все жильцы выходят на субботник к Первому Мая – убирать «территорию» от старых листьев, высохшей ботвы и прочего мусора. Кучи листьев потом поджигают, и около дома до ночи горят несколько дымных костров.

В жаркие дни ребятня бегала под тёплым дождём, раздевшись до трусов. «Дождик, дождик перестань! Мы поедем в Йерустань богу молиться, Христу поклониться. Там у бога сирота открывает ворота ключиком-замочком, шёлковым платочком». Когда она догадалась, что таинственный Йерустань – это Иерусалим? Поздно.… Уже взрослая была…

Фотографий того времени у Нади немного. Почему-то все – летние. На одной из них Надю, в её любимом платьице в горошек, сфотографировали вместе с подружкой Люсей. На фотографии Надя такая смешная, хоть и хорошенькая, худющая, большеглазая, большеротая – лягушонок.

Летом они гуляли до темноты, а темнело часам к одиннадцати. Соседки высовывались из окон «покричать» детей: «Коля, Витя, домой!». Двор пустел. В сумерках на клумбе перед домом распускались цветы душистого табака. Они смутно белели в темноте, похожие на привидения. Надя так любила эти вечерние часы. Она сидела и сидела на лавочке перед домом, пока, наконец, бабушка или тётя Зоя не загоняли её домой.

Уходить за пределы поселка Наде не разрешали. Но она часто нарушала этот запрет. Иногда бегала с мальчишками на заводскую свалку за магниевой стружкой, карбидом, осколками цветного стекла. Надю интересовали осколки цветного стекла – для «секретов». Осенью они всей дворовой командой ходили на огороды – собирать и печь оставшуюся на поле картошку. И в лес, она часто убегала в лес.

Лес был рядом. От посёлка до леса – только мостик перейти через овраг. В лес с ранней весны до глубокой осени маленькая Надя убегала одна, бродила по рощам, полянкам и овражкам, собирала цветы и ягоды, грелась на солнышке. Ей и в голову не приходило, что что-нибудь может случиться. Наде было уже лет десять, когда всё-таки случилось. Она сидела в своей любимой берёзовой роще, плела венок, и вдруг краем глаза заметила движение. Какой-то дядька прятался за деревом, смотрел на Надю и как-то странно копошился руками. Её обожгло страхом. По счастью, она недалеко отошла от дороги, и за кустами послышались голоса прохожих. Надя тихо встала, рванула с места и вылетела на тропинку. По тропинке шли незнакомые ей мужчина и женщина и громко спорили друг с другом. Надя бегом бросилась домой. Остановилась она только в подъезде у дверей их квартиры. Больше одна Надя в лес не ходила.

Она хотела было рассказать бабушке про этого дядьку в лесу и даже начала.

– Ты знаешь, я ведь тайком от тебя бегала одна в лес…

– Да я знала!

Перебила её бабушка и махнула рукой. Надя осеклась и замолчала. Знала! Знала об опасных прогулках и ничего ей не говорила! Может быть, бабушка и не понимала, что это опасно? Тогда детей так не опекали, как сейчас.

Одиннадцать лет маленькая Надя прожила в посёлке с бабушкой Дашей и тётей Зоей, одиннадцать лет. Она не чувствовала себя несчастной без родителей, хотя и тосковала по ним. Она знала: мама с папой обязательно заберут её в Москву, в ту другую жизнь, из которой они появлялись по воскресеньям, весёлые, нарядные, такие непохожие на жителей посёлка.

Можно ли сказать, что у неё было счастливое детство? Пожалуй, можно. Убогой обстановки вокруг себя она не замечала. Бабушка была редкой чистюлей и рукодельницей. Их комната всегда отличалась опрятностью и уютом. В квартире кроме них жили только две семьи, а на Арбате – девять семей. Но на Арбате конфликты с соседями сводились к перебранкам на кухне, а в посёлке бывало всякое.

Надежда Осиповна вспомнила ссоры с мордобоем у Тимофеевых, соседку тётю Аню, прибегавшую к бабушке прятаться от пьяного мужа, кота Барсика, черного с белой грудью и белыми лапками, которого убили чужие мальчишки, ни за что, просто потому, что проходили мимо. Неужели её родители считали, что ей в посёлке лучше или просто не хотели себя стеснять?

Когда тетя Зоя вышла замуж, молодожёны поселились в той же комнате. Бабушка проявила характер и настояла на том, чтобы Надю, уже не маленькую девочку, а любопытного подростка, взяли к родителям в город. Надя нечаянно подслушала мамин разговор с бабушкой. Мама не очень уверенно попросила.

– Может быть подержишь её ещё пару лет?

На что  получила от бабушки твёрдый ответ.

– Нет, Лид. Ей здесь не место. Забирай Надю в город.

Перед отъездом тётя Зоя сшила Наде сарафан из синего ситца в мелкий цветочек. В том году у Нади начались месячные, стала заметной грудь, она стеснялась себя и своего изменившегося тела. Сарафан тётя Зоя сшила по взрослой выкройке, приталенный, расклешённый к низу, на лямочках, с голыми плечами. Надя с утра надела этот сарафан и не решалась выйти на улицу, но бабушка дала ей в руки бидон и деньги и велела сходить за молоком. В соседний магазин привозили с утра разливное молоко, надо было успеть «до обеда», к обеду молоко, обычно, заканчивалось. Надя шла вдоль дома, её окликнули. На лавочке сидел Юрка Волков.

– Надя, иди сюда.

Надя подошла. Юрка этой осенью должен был уйти в армию.

– Садись, посиди со мной.

Надя посмотрела в Юркины зелёные звериные глаза и испугалась. Не так сильно, как тогда в лесу, но похоже.

– Не, Юр, мне за молоком надо идти.

И она пошла прочь, чувствуя спиной его взгляд. В этот момент Надя отчётливо поняла: ничего уже не будет по-прежнему. Детство прошло. Она выросла. «В одном Денис был прав», – мысленно согласилась Надежда Осиповна. «Учиться мне следовало бы в Москве».