Читать книгу Четыре месяца темноты - Павел Волчик - Страница 15

Толик-Йорик

Оглавление

Гришаня долгие годы жил в шкафу. Иногда его звали Толик или Йорик. Судьба его чем-то напоминала судьбу старого школьного пианино, но в отличие от «Красного Октября» он почти не издавал звуков, только порой нервно поскрипывал.

Тело Гришани – место боевой славы. По его конечностям прошли танки детского любопытства, авиация подростков бомбила его неиссякаемым запасом оригинальных бытовых предметов, которые побывали во всех его отверстиях, наконец флотилия старшеклассников превратила танцы с ним в ежедневный ритуал. Армия сама выбрала ему имя, и оно закрепилось за ним.

Гришаня (слава Богу!) был сделан из пластмассы. Но не проходило и дня, чтобы кто-нибудь, увидев его, не воскликнул: «А он настоящий?»

Левая кисть была навсегда утеряна. Она хранилась у выпускника гимназии Серёжи Зойтберга на даче, приделанная ржавым гвоздём к дверному косяку в его комнате. Иногда Серёжа гремел костяшками и пугал ими своих гостей.

От грудины отходило несколько ребер, закреплённых металлической проволокой. Это случилось, когда кто-то положил Гришаню на парту и пытался спасти его от сердечного приступа путём надавливания на грудную клетку. И неважно, что у него никогда не было сердца, важно, что, как и у старого пианино, у Толика-Йорика была страдальческая душа.

Альберту повезло меньше. Хотя он был гораздо моложе Гришани и снаружи сделан из резины, прожил он всего два месяца. Школа приобрела его для занятий ОБЖ, чтобы тренироваться в непрямом массаже сердца. Альберт напоминал супермена, только без рук и ног. На специальном пульте мигали лампочки, обозначающие его самочувствие. У него даже был индикатор, показывающий перелом ребер. Но создатели Альберта явно не ожидали, что тайком от учителя его вытащат из-под стола, сядут ему на грудь и несколько раз подпрыгнут (потому как он «хорошо пружинит»). Альберт умер смертью храбрых – раздавленный пятой точкой какого-то упитанного школьника…

Правая большая бедренная кость Толика-Йорика имела две глубокие вмятины. Братья Мухины однажды ставили эксперимент: что прочнее – швабра или эта самая кость. К счастью для Гришани и швабры, поединок был вовремя остановлен прежней учительницей биологии.

Наконец, самым многострадальным и популярным его органом был череп, который легко снимался со штыря, крепящегося к позвоночнику. Пружинки, соединяющие нижнюю челюсть с верхней, были растянуты, отчего Гришаня всегда выглядел слегка удивлённым. Передние резцы – перемазаны застывшим коричневым месивом: кто-то решил, что скелет голоден, и накормил его шоколадным батончиком. Хорошо, что это был всего лишь шоколад.

Именно неустанное внимание погубило Толика-Йорика. Любовь школьников была столь велика, что его на долгие годы спрятали в шкаф и забыли вместе с остальным хламом. Звёздный час Гришани прошёл, рейтинг его популярности стремительно упал. Скелет заменили электронными схемами и картинками. Там, в пыльном хранилище всего ненужного, разобранный по косточкам, разложенный по полкам, словно останки испанского католического дворянина в склепе, он пребывал до прихода нового учителя, как будто в ожидании второго пришествия. Это можно было бы считать отпуском Гришани, если бы он не был создан, как и старое пианино, затем, чтобы служить…


Кирилл нашёл Метательницу Ядра на заднем дворе школы, куда она вышла покурить, и простоял там минут пятнадцать. Первый день начался с кучи обязанностей: нужно было всё подготовить к урокам, найти хоть какие-нибудь учебные материалы и понять – о чём вообще рассказывать детям.

Он уже ходил в библиотеку. Дверь была открыта, а в помещении – сумрак. Озеров нащупал на стене выключатель, и лампы, мигнув, осветили книжные полки и стол, усыпанный формулярами.

Одновременно с щелчком раздалось громкое «Апщхи!», такое, что стёкла в окнах задрожали. За столом, закинув ноги на соседний стул, сидел уборщик, которого дети между собой называли Монголом. Старик закрыл ладонью глаза, а потом быстро-быстро потёр нос, чтобы не чихнуть снова: «Человек включил свет слишком быстро! Старик чихает, когда видит горящую лампочку или солнце. У старика от яркого света свербит в носу! Очень щекотно!». Озеров с удивлением узнал, что Монгол работает ещё и библиотекарем, кроме этого он убирает классы и чинит школьную мебель:

– Но найти меня можно здесь, в библиотеке. Старик любит читать детские книги. Они делают старика не таким глупым.

У него Кирилл получил все необходимые учебники, новенькие, ещё пахнущие свежей краской. Полистав их, он нашёл их довольно запутанными, но общая картина стала ясна. Пока с него не потребовали учебную программу, он решил давать по параграфу за урок. Расписание было составлено таким образом, что ему придётся вспоминать совершенно разные разделы биологии и быстро переключаться с одного класса на другой. К счастью, то, что он обнаружил, проглядывая учебники, показалось ему знакомым и даже несколько упрощённым. В голове сразу стали проявляться старые знания, дополняющие тему, и идеи, как подать материал интересно. Пока это была единственная и главная задача – постараться заинтересовать учеников. «Они сожрут тебя с потрохами», – вспомнил он слова сестры.

Теперь Озерову нужно было найти заведующую хозяйственной частью, потому что учебные пособия хранились неизвестно где. Он обегал всю школу, посветил физиономией во всех кабинетах, пока выяснил, что она вышла на улицу покурить.

– Получается, кабинета биологии нет как такового? – Озеров успел продрогнуть. Снаружи было сыро.

– Ну, у нас ведь языковая гимназия.

– Но у нас ведь не филологический факультет!

Метательница Ядра подбоченилась и грозно взглянула на Кирилла:

– Чиво вам от меня надо? Где я возьму щас другой кабинет? Иди к директору!

– Я только от неё. Она сказала, вы знаете, где лежат учебные пособия.

– Ничего я не знаю.

Озеров понял, почему завхоза называли Метательницей Ядра. Она всё время сбрасывала с себя груз ответственности и зашвыривала его далеко-далеко.

– Где мне взять наглядный материал для уроков? – Кирилл не собирался отступать. Его сестра сказала бы, что он нудит. Но этот навык был ему сейчас необходим. Если потребуется, он возьмёт эту крепость измором.

– Прошлая учительница и без них работала. На компьютере.

– Компьютер зависает. Он каждое окно открывает по десять минут.

Кирилл ожидал новой вспышки ярости, но она докурила сигарету, сказала «Ща…», огляделась по сторонам и повела его за собой по лестнице чёрного хода.

Она открыла кабинет географии и пространно указала на огромный шкаф:

– Вот здесь…

Потом прошла по коридору и, распахнув дверь в кабинет ОБЖ, показала другой гигантский шкаф:

– И здесь. Берите, как говориц-ца, всё что душе угодно.


Кирилл открыл покрашенные белой масляной краской дверцы. На него, заваленный сверху тетрадками, смотрел череп.

Гришаня увидел свет! Если бы у него были веки, он сомкнул бы их. Но у него вообще не было глаз. И всё-таки Толик-Йорик умел любоваться миром.

Череп улыбался. Ничего удивительного – всякий череп улыбается, но то ли так падал свет, то ли экспонат был сделан таким образом, что улыбка его как бы говорила: «Ну вот ты и пришёл, я так долго ждал тебя».

Озеров обрадовался: в школе, где он учился, никогда не было учебного скелета. Ему почему-то не хотелось показывать цифровые картинки, это он всегда успеет сделать.

Кириллу так и не удалось очистить Гришане зубы – шоколадка стала как камень.

Чтобы собрать Толика-Йорика по частям, потребовалась смекалка и инструменты. Далеко не все части нашлись в шкафу. Например, не хватало оси, чтобы крепить на неё позвоночник, и Кириллу пришлось использовать подручные предметы.

Он нашёл в шкафу металлическую трубку и подставку для географических карт. С помощью плоскогубцев и отвёртки закрепил конструкцию, хорошенько толкнул плечом – устойчивая (вдруг врежутся головой?).

Гришаня смотрел на нового учителя и благодарно улыбался. Он бы расплакался, но в его черепе отсутствовали слёзные железы. Только отверстия от них остались в кости. Ему больше не придётся лежать в темноте в шкафу. Несомненно – такая участь ожидает многие скелеты, но у него другое призвание. Да не обидятся на него все органические друзья, питающиеся кальцием!


Первый урок анатомии должен был проходить в восьмом классе. Увлёкшись, Озеров не услышал звонка. Однако по двери, которую пытались выломать, и по дёргающейся дверной ручке он сообразил, что пора впускать учеников. Похоже, дети привыкли к тому, что биология проходит в разных кабинетах, и уже нашли класс, сверившись с расписанием.

Кирилл перекрестился и повернул ключ в замке. Когда он приоткрыл дверь, лица юных «дёргалетелей» сконфузились и их пыл угас. Многие, как он отметил, не ожидали увидеть учителя в классе и думали, что он придёт со стороны лестницы, а кое-кто был обескуражен тем, что новый учитель – не женщина и к тому же молод.

Река незнакомых лиц влилась в кабинет. Поводов для разговоров было много, некоторые только что разглядели Гришаню, и он вызвал у них живой интерес. Один подросток попытался потрогать скелет за челюсть, но что-то во взгляде Озерова заставило его передумать и встать у своего места. Худенькая девочка, входя в класс, воскликнула с облегчением:

– Значит, у нас больше не будет замен! Наконец-то начнётся нормальная биология!

Её возглас обрадовал Кирилла. И воодушевил. Значит, не все из них хотят сожрать его с потрохами. В классе стоял гвалт, но кто-то крикнул: «Ти-и-и-хо», – и все замолчали. Озеров понял, что продлится это недолго, только пока любопытство сильно. Он чуял, что первые минуты решают всё, и быстро поприветствовал собравшихся. Слишком официальное обращение не подходило. Он постарался не быть очень уж серьёзным, но и фривольности не хотел допускать.

– Присаживайтесь! – его голос прозвучал хрипло.

«Присаживайтесь!» – повторил кто-то со смешком. Им говорят «Садитесь!» – понял Озеров. Разница небольшая, но она сразу обнаруживала, что в школе он – человек новый.

– Считайте, что вы у меня в гостях. Гостей обычно приглашают присесть.

Дальше последовали вступительная речь и процедура знакомства. Всё это Озеров представлял себе несколько слаженнее и эффектнее, чем вышло на деле.

Так как внимание к скелету с каждой минутой росло, Кирилл решил не тянуть и дал первое задание.

– И что, нам всего его нужно нарисовать?! – худенькая девочка уже не выглядела такой довольной, как в начале урока.

– И выучить. Но это ваше первое задание на дом. А сейчас мы только разберём основные отделы.

– А я бы порисовал с натуры! – послышалось с задних рядов, кто-то явно не рассчитывал, что его услышит учитель.

– Дома развлекайся у зеркала как хочешь, – парировал Озеров. Послышались смешки.

Худенькая девочка всё ещё глядела на скелет, не веря в то, что его можно изобразить на бумаге. Кирилл повернулся в её сторону:

– Ты можешь, конечно, нарисовать только нижнюю часть. Но попробуй потом понять доктора, если он скажет, что сломана ключица.

– Ключица?

– Где она, кстати?

Кислицина неуверенно поводила рукой в области плеча.

– Остальные.

Правильно указало человек пять.

– Может быть, кто-то покажет, где находится крестец?

Кирилл коснулся скелета и в самый последний миг успел поймать его. Кажется, самодельная конструкция не прошла всех испытаний.

Это очень развеселило класс. На кону стояло многое: он мог так и остаться стоять, придерживая скелет и продолжая вести урок, что выглядело бы довольно глупо, или положить его на пол, в чём не было никакого смысла. Перед доской находилась высокая кафедра. Недолго думая, Кирилл посадил на неё Гришаню, как на трон, прямо у всех на виду.

– По-моему, так ему гораздо удобнее!

Класс оценил шутку. Практически все наблюдали за скелетом, чего и добивался Озеров.

– Так кто покажет крестец?

– Я покажу!

– Покажи нам джинна, Аладдин! – снова крикнул кто-то с задних рядов.

Кареглазый парень в клетчатом платке на шее показал крикуну за спиной неприличный жест.

Он вышел, потоптался и ткнул пальцем в скелет в области грудины.

– Тут же крест, так?

Озеров вместо ответа изобразил траур на лице и закрыл глаза ладонью. Все засмеялись, парень тоже. Где-то в подсознании Кирилл отметил, что все включены. Это был редкий момент торжества.

– Он гораздо ниже. Ладно. Упрощаю задачу. Пушкина ранили в бедро?

– Вроде бы.

– Где это?

Больше половины показали правильно. Кислицина задумчиво указала на бедренную кость.

– Вот за этим мы здесь и собрались, нам поможет бедный Йорик. Сейчас мы изучим на нём всё, что упомянули, и даже больше…

– Зачем мне это нужно? Я и так пойму, где болит.

Озеров сделал паузу и задумчиво потёр подбородок.

– Хорошо, давайте так: вы называете профессии – кем вы хотели бы стать, а я говорю, как вам может пригодиться анатомия и физиология.

– Врач!

– Очень смешно.

– Хорошо. Художник. Ему-то зачем?

– Каждый профессиональный художник должен знать анатомию, чтобы рисовать человеческую фигуру. Ты обижаешь Леонардо. Слышал о нём?

– Леонардо да Винчи? Да, он крут.

– Власти Флоренции, между прочим, привозили ему трупы для изучения человеческих тел.

– Фу, гадость!

– Вы ведь любите такие истории.

– О да! – включился кто-то с задних рядов.

– Поэтому я не буду продолжать… – Озеров почувствовал, что его голос сам собой стал твёрже. – Скажу только, что его разработки до сих пор используются в медицине. Кстати, в учебнике есть его рисунки, можете взглянуть. Всё равно вам целый год таскать эти книжки!

Зашелестели страницы. Ещё одна маленькая победа.

– Юрист! На кой анатомия юристу? – девушка со второй парты хлопнула накрашенными ресницами, она явно собиралась переловить всех преступников, как только дожуёт жвачку.

– Криминалистика. Ты собираешься расследовать убийство, не понимая, куда попала пуля потерпевшему?

– Архитектор!

Озеров вспомнил старшего братца. Его напыщенную физиономию, махровый халат и пальцы, сложенные домиком.

– Смотря какой… Есть один, его зовут Калатрава.

– Как отрава?

– Он бы не обиделся, потому что его нанимают по всему миру.

– И что в нём особенного?

– Он строит здания по подобию живых организмов.

– Это как?

– Есть скелеты куда более устойчивые, чем наш. Например, скелет черепахи, на его основе можно построить аэропорт или железнодорожный вокзал.

– Но это же некрасиво.

– Тебе решать. Только посмотри сначала. Кто берёт доклад по Калатраве?

– Я!

– Я тоже хотела. Можно два?

– Тебе в дневник или в журнал?

– Я имела в виду два доклада: я тоже возьму.

– Хорошо. Кто не забудет про Леонардо?

Поднялась пара рук. Озеров почувствовал, что связки в горле стали как наждачная бумага. Голова медленно заполнялась туманом усталости. Он не знал, что удерживать постоянное внимание так сложно.

– Менеджер! Менеджер в офисе. Зачем мне анатомия?

Озеров на миг задумался и внимательно посмотрел на худого юношу с горящими карими глазами, густой чёлкой темных волос и упрямым лицом – того, который вызвался показывать крестец. Он ещё не запомнил его имя.

– Как тебя зовут?

– Андрей.

– Скажи свою фамилию, Эл, – эти голоса с задних рядов начинали утомлять. – Штыгин, Шты-гин.

Юноша невозмутимо повторил неприличный жест, держа руку за спиной. Озеров сделал вид, что не заметил этого. Впрочем, если бы он мог, то показал бы то же самое «голосу из зада».

– Почему такой пример?

– Один мой друг работает там, – придумал на ходу Аладдин.

– Там анатомия, может быть, и не нужна. Но почему там обязательно должен работать ты?

Класс снова зашумел. Озеров шагнул вперёд, разводя руки:

– Послушайте! Этот предмет нужен, чтобы вы могли помочь своей маме или бабушке, брату или другу, когда у них что-нибудь заболит. Однажды вы и родителями станете.

– Ну, это вряд ли, – пробубнила Кислицина.


Когда прозвенел звонок, в классе остались ученики, которые хотели задать вопросы по теме. Озеров посчитал это хорошим знаком. В том числе подошёл Андрей Штыгин. Он сказал, что любит рисовать, и даже загорелся желанием выучить весь скелет.

Некоторые, правда, задержались, чтобы сфотографироваться с Гришаней.


Скелет удовлетворённо оглядывал класс. Сидеть на возвышении было приятно. Если бы он мог, то помахал бы всем кистью руки, но она отсутствовала.

Всего за одну перемену популярность быстро вернулась к Толику-Йорику, а вместе с ней – и угроза его жизни.

Он получил новые прозвища и очень нравился детям, особенно маленьким. Но точно так же детям нравятся и животные, а животным, как правило, очень хочется выжить.

Многие ученики предположили, что это скелет бывшей учительницы. Озеров выразил надежду, что здесь не появится вскоре ещё один скелет. Ему ответили, что одного им вполне достаточно.

Когда популярность скелета начала мешать работе, Озерову пришлось выпроводить всех из кабинета и закрыть дверь на ключ.

На перемене, оказавшейся короче, чем он себе представлял, Кирилл снова стал исследовать забитый до основания шкаф. Некоторые картонные коробки старого образца рассыпались прямо у него в руках. Он нашёл массу того, что ни разу даже не вскрывалось и пролежало здесь не один десяток лет.

Следующие три урока прошли не так успешно. Пятый класс показался неуправляемой стаей мартышек, которые только, может, на жалюзи не раскачивались. И он должен был рассказывать им о покрытосеменных растениях! Разве что о бананах. Озеров дал себе слово тщательнее подготовиться к их уроку в следующий раз.

В шестом «Б» он должен был рассказывать про медуз. Ему удалось зацепить их внимание фактами о самых ядовитых тварях. Португальский кораблик, от одного прикосновения к которому погибает рыба, особенно поразил воображение мальчика по имени Емеля, с раскрасневшимся лицом и всклокоченными волосами. Кирилл совершил огромную ошибку, позволив ему дважды рассказать о гигантских медузах размером с акулу, которых он видел в морском заливе Города Дождей. Подробное описание их щупалец и увлекательная история про то, как дедушка Емели боролся с ними уже на берегу, довели класс до истерики.

Последний урок Кирилл провёл на автопилоте, рассеянно пытаясь запомнить поток новых лиц, отмечая особенности, склонности, портреты и характеры новых учеников и к финалу даже позабыв, какой класс у него был.

Ему казалось, что день давно уже должен был закончиться, но впереди его ждала первая встреча с классом, который ему поручили, и неприятный разбор полётов по поводу прошедшей драки и потопа, устроенного в туалете.

Озеров не любил никого обвинять и терпеть не мог школярства. Он понятия не имел, как говорить об этих событиях с детьми. Пока что он решил отдельно разобрать драку с участниками инцидента и вместе со всем классом – случай с потопом, потому что про него было известно мало.

Кирилл быстро заполнял в перерыве журнал, когда вдруг почувствовал, что за ним пристально наблюдают. Он поднял глаза и увидел красное мальчишеское лицо: ошалелый взгляд, светлая чёлка, волосы прилипли к мокрому лбу, нос плотно прижат к краю кафедры.

– Вы испугались, Кирилл Петрович? – спросил мальчик высоким голосом с плавающей интонацией.

– Не очень. Хорошее настроение, Емеля?

– Сегодня в столовке Ибрагимов хотел облить меня соком, но пачка лопнула у него в руках.

– День начался удачно, но не для Ибрагимова, – проговорил Озеров, продолжая торопливо писать.

– Я хотел вас спросить…

Кирилл постарался скрыть страдание на лице. Колбасов сегодня извёл его вопросами про медуз, на которые чаще всего сам и отвечал. Он весь урок тянул руку, и не спрашивать его совсем было бы слишком жестоко, но стоило позволить ему высказаться – и начиналось словоблудие.

Озеров отложил ручку и серьёзно спросил:

– Что тебя интересует?

Емеля посмотрел вокруг. Видно, он ещё не придумал темы для разговора. Звук «Ч» у него получался с лёгким присвистом, как «чью».

– А чей это череп у вас на столе?

– Человеческий.

– Он настоящий?

– Хочешь проверить?

– Да. Я бы… э-э… изучил его.

– Держи. Только не уходи с ним далеко.

Кирилл посмотрел на часы и понял, что должен идти в свой класс. Он написал ещё одну строчку в журнале и поднял глаза – кабинет был пуст: исчез Колбасов, исчезла и голова Гришани.

Озеров охнул.

Через секунду из коридора послышались дикие вопли. Приоткрыв дверь, Кирилл увидел, как мимо пробегают, весело визжа, девочки из начальных классов. Их банты трепетали.

Следом, хохоча голосом злодея и пыхтя, бежал Колбасов – перед собой он держал череп.

Челюсть Гришани болталась: он ритмично постукивал зубами.

Четыре месяца темноты

Подняться наверх