Читать книгу Художник должен быть счастливым - Полина Боттичелли - Страница 10

Часть первая
Ракушка

Оглавление

Прекрасно выспавшись, завтракаю с милым семейством, ночью Соня сварила вкусный суп. Ребята – музыканты и живут по-совиному, ложатся под утро, встают почти в обед. У Сони обалденный голос, и она профессионально им управляет. Она вокалистка. Её непосредственность восхищает. Чуть вспомнила песню к случаю – запела.

Мои вещи все остались в йога-центре, поэтому мы с Гошей поехали туда на машине.

– Не могла предположить, что вы с Соней так долго будете вместе.

– Да мы сами не ожидали.

– Два творческих человека, могу себе представить.

Покупаю в супермаркете слойки с вишней, большущие, и всего по 0,5 евро. Да, с едой тут всё обстоит неплохо.

Я сделала две сессии йоги. В перерыве писала книгу и немного помогала Лиле красить стены в её комнате. А ещё очищала свою находку-ракушку. Она начала вонять тухлой рыбой. Я тщательно промыла её водой, под конец из неё вывалился дохлый рак.

Нашла на кухне напильник и стала им счищать странные кальциевые наросты, портящие вид раковины.

– Это здесь ты нашла ракушку? – спрашивает Лиля

– Да, на причале.

– Такая огромная! Я 2 года тут живу, но мне попадались максимум вот такие: она показывает пальцами размер примерно со спичечный коробок.

– Значит, мне повезло? Это отлично!

Потом я положила раковину в кастрюльку с водой, набухала туда соды и поставила кипятиться.

Мы с Лилей слушаем Гребенщикова, Полюса, Варвару Визбор. Потом я включаю минусовку и пою «Ты моё дыхание». Просто для себя, Лиля красит стены.

– Ты очень здорово поешь!

– Да? Спасибо, приятно слышать!

Мне всё больше нравится Лиля. Она шьёт классные платья и рисует забавные картинки. Она очень естественная и активная. И какая-то родная.

В коридоре центра подкрадываюсь к Мише Вальтеру сзади, прижимаюсь всем телом и начинаю его тискать. Слышу довольный смешок. Значит, приятно. И мне приятно пообниматься с тёплым и красивым телом. А что скрывается за этим телом? Он закрыт от меня, сидит в раковине, как тот рак. Ну что ж, его право. Большинство людей именно так и поступают ежечасно.

Я долго не могла понять, чем меня так восхищает князь Мышкин Достоевского. Несчастный, но и самый счастливый. Он видел вокруг красоту, видел в людях доброту. Красота и доброта вместе называются калокагатия! Так нам сказал преподаватель по эстетике. Калокагатия глубоко волновала Мышкина, а значит и самого Достоевского. И он не боялся говорить о чувствах и о самом важном. Люди порой обсуждают футбол и погоду, а следовало бы говорить о том, что действительно важно.

– Посмотрите на ребенка, посмотрите на божию зарю, посмотрите на травку, как она растет, посмотрите в глаза, которые на вас смотрят и вас любят…

И упал в припадке.

Как его сыграл Евгений Миронов! Никогда не забуду эту сцену.

Наверное, говорить о футболе иногда тоже имеет смысл.

Не хочу обидеть футбольных фанатов, но я до сих пор не понимаю их. У меня когда-то был замечательный парень, добрый человек и настоящий джентельмен. Он постоянно шутил и смеялся и никогда не унывал. Единственный раз за 2,5 года я видела, как он плачет. Потому что наши не вошли в финал! Он опустился на колени перед экраном телевизора, обхватил голову руками, издал утробный рёв, потом поник и горько заплакал.

– Любимый, ну ничего страшного, в следующий раз они обязательно войдут в финал!

– Ты не понимаешь. Хнык. следующий раз уже будет другой состав. Хнык. Не будет Быстрова, Не будет Аршавина… Хнык-хнык…

Не помню, какие фамилии он ещё называл.

Мне часто хочется вести себя как Мышкин. Мне хочется обнять и расцеловать кого-то малознакомого. Мне хочется начать танцевать с прохожими. Мне хочется обращать внимание людей на важные вещи.

Кстати, о танцах с прохожими. На Майорке мы с голландцем пошли покупать мне табак. Почему-то, когда были взяты билеты в Болгарию, он как будто немного смягчился ко мне. Можно подумать, я собиралась остаться у него навеки. Нет, если честно, я бы с удовольствием, Майорка – кайфовое место, и там куча богатых туристов круглый год. Наверняка они бы охотнее покупали мою одежду и сувениры, чем сибиряки.

Я всегда стараюсь не навязываться. Если я вижу, что моё присутствие нежелательно, я стараюсь избавить человека от него. Что я и делала все 5 дней. Занималась своими делами, насколько могла их себе создать. Ведь я приехала отдыхать.

Как же мы подружились с его старшей дочкой! Она похожа на эльфа. Я уже придумала ей костюм – зелёная шёлковая туника, коричневой кожи сапоги, ремень и крага. И длинный тонкий лук. Будь у меня материалы и время, я бы сделала красивый костюм.

А сын голландца – вылитый Бильбо Бэггинс в молодости. Вот была бы славная фотосессия!

Как они поживают сейчас? Неужели мы больше не увидимся?

Когда мы купили табак, я была пьяная, потому что с утра ничего не ела, зато с горя приложилась к бутылке какого-то немецкого бальзама. Я зачем-то украла куртку в секонд-хэнде, мне хотелось попробовать себя в роли воровки, наверное, испытать себя на смелость. Потом я сказала бородачу, что пошла гулять одна, и отправилась на звуки музыки.

На небольшой площади пел чернокожий парень с гитарой, под аккомпанемент барабанщика и басиста. Он пел что-то своё и продавал диски. Мне очень нравились его песни, и я танцевала. Я вышла в центр площади одна, в длинной кремовой юбке, кремовой же майке и молочно-белой новой куртке, с украшением в виде красных маков в волосах. И я кружилась и изгибалась, как змея. Я улыбалась музыкантам и прохожим, они улыбались в ответ. Кто-то кидал монеты в гитарный кофр, дети тянули ко мне руки из толпы.

Моим партнером по танцу ненадолго стал мужчина в костюме клоуна, таком адски пёстром, что резало глаз. После нескольких песен я поблагодарила музыкантов и пошла дальше. На следующей площади, у высокого собора из жёлтого камня, играли и пели другие ребята. Я потанцевала и там. Мне удалось раскрутить на парный танец седовласого мужичка.

На третьей площади играли непрерывные попурри на саксофоне и гитаре. Там я кружилась быстрее всего, в резвом темпе играла моя любимая «Besame mucho».

Мой зять рассказал мне, что эту песню сочинила шестнадцатилетняя девушка. И это единственная песня, которую она написала в своей жизни.

Целуй меня, целуй меня крепко

Так, как будто эта ночь – последняя.

Целуй меня, целуй меня крепко.

Как же я боюсь обрести тебя, а потом потерять…


После третьих музыкантов я прошла ещё по улочке и присела прямо на мостовую возле мужчины, играющего на огромном глюкофоне. Космическая музыка. Я отрезвела и немного впала в какой-то транс.

Решила просто идти, куда вздумается. Увидела большие красивые цветы на каком-то вьюне, покрывающем верхушку каменной стены. Прыг! Нет, слишком высоко.

Огляделась по сторонам: никакой палки, доски, лестницы, – ничего.

Из-за угла вышел парень, рыжий, худой и ниже меня ростом.

– Вы не могли бы, пожалуйста, помочь мне взять этот цветок?

– Как?

– Я подпрыгну, а вы меня подтолкнёте вверх.

– OK, давайте попробуем.

С третьей попытки нам удаётся. Парень молодец, лишних вопросов не задавал, помог и пошёл дальше.

Какой крутой цветок! Я воткнула его за ухо в распущенные волосы и продолжила гулять по узким улочкам с улыбкой на лице. Со мной поздоровался парнишка арабской внешности, жестом пригласил сесть за столик уютной уличной кафешки.

– Кофе?

– Да, капучино, пожалуйста.

Официант приносит два капучино, мы знакомимся. Парень утверждает, что родился и живёт в Лондоне, хотя по-английски говорит хуже меня.

– А на каком языке ты говоришь бегло?

– На хинди.

Амит идёт расплатиться за кофе, а я в это время встаю и убегаю в подворотню.

Уже забыв о нём, плыву между домов, разглядывая кактусы и цветы, растущие в горшках на окнах жилых домов.

Внезапно меня догоняет Амит. Вот привязался! Хоть бы что-то интересное сказал, а то всё мне приходится оживлять беседу. Ладно, пёс с тобой, давай погуляем.

Он берет меня за талию и лезет целоваться. Я отворачиваю лицо и говорю, что сейчас не хочу. Проходим мимо старинного фикуса, с которым я хотела сфотографироваться, и всё не было фотографа. Ну хоть какая-то польза от тебя, Амитушка. Я прошу его сфотать меня там и сям, на батуте и у собора. Возле собора стоит несчастная лошадь с торчащими рёбрами и потухшим взглядом. Я глажу её по морде и вижу, что из грустного карего глаза катится большая слеза. Я достаю цветок из волос и даю лошади, цветок вмиг исчезает в её мягких губах.

Подходим к морю. Перелезаю бордюр и спускаюсь по валунам к воде. Амит неуверенно плетётся за мной. Раздеваюсь и лезу в воду. Как обычно делаю свой ритуал очищения, тройное погружение с головой. Ныряю, разглядываю дно. Ракушек нет. Вылезаю и вижу, что Амит сидит в телефоне, на меня глаза не поднимает. Ну ещё бы!

Одеваюсь и нахожу-таки ракушку. Грязно-зеленую, а внутри рак-отшельник, живой. Фото на память и кладу рака обратно на камень.

Амит провожает меня до дома голландца, пытается пройти со мной в подъезд, но я рявкаю: «No!», захожу в подъезд и захлопываю за собой дверь у него перед носом.

Он фотографировал меня на свой телефон, поэтому мы обменялись контактами, чтобы он отправил мне фотки позже.

Вечером того же дня мы с голландцем, его соседом и ещё друзьями сидели в уличном ресторанчике после медитации. Мне через пару часов ехать в аэропорт.

– Что будешь пить? – спрашивает мой любимый изверг.

– У них есть глинтвейн?

– Нет.

– Что-нибудь горячее? Чай?

В итоге мне предлагают заказать горячий шоколад с ромом. Никогда не пробовала.

– Я не понимаю тебя. То ты купаешься в холодном водопаде и бегаешь босиком, то мёрзнешь, когда всем остальным тепло.

– Тебе не нужно меня понимать, просто закажи мне горячий шоколад, – обиженно отвечаю я.

Я могла бы удариться в объяснения, что я мёрзну, когда мёрзнут ноги, и прочие нюансы. Но я вижу, что ему это до лампочки.

Все пьют вино, я достаю шоколадку, которую он мне подарил на Рождество. Опять же чувствую себя князем Мышкиным. Он порой слишком благодарил за какие-то пустяки.

Дети тогда прибежали на кухню и сказали, что под ёлкой нашёлся подарок и для меня. Детская рука протянула мне маленький свёрток. Похоже на шоколадку. На свёртке маркером написано «Polina». В этот момент сердце сжимается, и я с трудом удерживаю слёзы. Я часто плачу чуть что, вы наверное уже заметили. Дело в том, что я чертовски давно не получала подарка, завернутого в бумагу. Ещё и из-под ёлки. Я как тот ослик, который был тронут, что у него настоящий день рождения.

Под обёрткой действительно шоколадка. Я смотрю на голландца, он говорит:

– Я думаю, шоколад для женщины – хороший подарок.

Потом я спросила маму младшей дочки Бороды, не она ли подарила мне шоколадку. Она сказала, что нет, это он подарил.

Допив свой ромовый напиток, я достаю эту шоколадку, разламываю на куски и предлагаю всем, как закуску к вину. На кубиках изображены сердечки и поцелуйчики. Я тогда думала ещё, что может произойти чудо и он разглядит-таки, какое я сокровище, и полюбит меня. Поэтому загадала про себя: если он съест кусочек, значит у меня есть надежда.

Все беседовали по-испански, а я зорко следила за судьбой оставшихся двух кубиков шоколада.

Амит присылает сообщение, что хочет встретиться.

– Сначала вышли мне фотографии.

– И тогда мы встретимся? У меня красивый номер в отеле.

Я молчу.

– Полина?

– Я жду фотографии.

Высылает одну. Комплимент и снова вопрос о встрече.

– Я жду остальные.

– Там много фотографий.

– Мне нужна фотография на море и с ракушкой.

Высылает их и ещё несколько других.

– Большое спасибо. У меня через 2 часа самолёт. Пока!

– Я тебя люблю!

Ну что тут скажешь…

– Полина?

Блокирую Амита и возвращаюсь к наблюдению за шоколадными кусочками. Но что-то долго никто их не ест, и я решаю порисовать.

– Что ты рисуешь? – спрашивает меня молодой симпатичный мужчина слева от меня.

– Не знаю, что само рисуется. Мой метод прост: я делаю хаотичные линии карандашом, а затем линером рисую то, что увидела в этом хаосе. На сей раз это девушка с цветком за ухом, с яблоком в руке, а рядом с ней почему-то птица гриф. Птица-падальщик, небесный могильщик… Но и символ возрождения, насколько я знаю.


– Попробуй хамон, он очень вкусный.

– Хорошо. О, на что похож этот кусок? Я знаю, на рыбу! Открываю рот и опускаю пласт хамона сверху вниз в открытый рот.

– Этот хамон надо есть сексуальным способом.

– Я не в сексуальном настроении, – отвечаю я, глядя на мужчину с равнодушным лицом и пережевывая хамон, кусок которого продолжает торчать изо рта.

– А у тебя непростой характер, не так ли?

– Не знаю, мне всё равно.

– Ты всегда такая приветливая?

– Не знаю, мне всё равно.

Тут я вижу, что один кусок шоколада пропал, и я не знаю, кто его съел. Вот, блин. Продолжу жить в неизвестности.

Ну и день был 27 декабря. Болючий. Я шла позади Бороды и его соседа, распевая «Let it be» и перепрыгивая всякие препятствия. Вечерняя Майорка прекрасна. Всё в огнях. Прохожие красиво одеты и никуда не торопятся.

Но вернёмся в Черногорию.

Вечером на сессию йоги в съемную квартиру, которую все называют «йога-центр», подтягивается народ.

Чтобы оторвать взгляд от Миши Вальтера, требуется немалое усилие. Что за улыбка, какая мимика, пластика, а глаза!

В его комнате висит рамочка, а в ней морские узлы с названиями.

– Это твоя рамочка?

– Моя.

– Мне недавно приснился корабль.

– А мы вчера на корабле катались по морю.

– Класс! Что смотришь?

– Сериал.

– Ух ты, какие костюмы! Это типа проститутки?

– Да, это публичный дом, а они на самом деле роботы.

– О! Так это какая эпоха вообще?

– Далёкое будущее. Это такой тематический бордель, приходишь, платишь, и можно делать с этими роботами всё, что угодно.

– Жуть! О, как красиво!

На экране застреленная девушка в корсете лежит на полу, и алая кровь течёт по её глазу, создавая как бы подводку века.

– Вообще-то я не смотрю сериалы, просто сейчас переписка, жду ответа.

– Переписка с девушкой?

– Да.

– Понятно.

Погружаюсь в телефон. Вообще, Миша прочёл первые 3 главы. Любопытно, если я начну писать тут, что он мне нравится, а он прочтёт, какой будет эффект?

В любом случае, я плохо его знаю, конечно. И очень хотелось бы узнать его получше. А он, безусловно, это видит и избегает меня. Его девушка приедет 15-го января. Очень интересно посмотреть на неё, наверное утонченная женственная леди, не то, что я. Я, конечно, обладаю довольно красивым телом, спасибо папе с мамой, гены хорошие, но по части женственности… по-разному. Сейчас я женщину в себе не очень ощущаю. В платьях холодно, от холода же сутулюсь. Зима на улице и в домах, зима в сердце.

Возвращаемся домой. По дороге заезжаем в супермаркет, и на оставшиеся деньги я покупаю пачку медовых кукурузных хлопьев, молоко и яйца.

Дома Соня опять заряжает мне ингалятор. Вася долго плачет и не желает спать.

Соня говорит, что над нами навис ретроградный Меркурий, но его влияние прекратится 7-го января.

Я ложусь на матрас и до утра пишу книгу.

Художник должен быть счастливым

Подняться наверх