Читать книгу Сталин и я - Redshon - Страница 10

Л. С. Выготский, пережив в октябре 1931 года смерть отца, умер в июне 1934 года от туберкулёза. За полгода до смерти, весной 1933 года Выготский примет гостя – к нему приедет из США (через Японию) в Москву соплеменник К. Ц. Левин. Этот демобилизованный после ранения из германской армии еврей учился в Берлинском университете под руководством К. Штумпфа.88

В августе 1933 года после прихода к власти вождя Национал-социалистической немецкой рабочей партии (Роднообщинной германской рабочей партии) А. Гитлера89, Левин эмигрировал в США, где, по предложению Э. Триста из Тавистокского института, в 1947 году участвовал в создании научного журнала «Человеческие отношения» (Human Relations).

Тавистокский институт был учрежден в конце Первой Мировой под патронажем Жоржа (Георга) Кентского в Тавистокской клинике под руководством бригадного генерала Дж. Р. Риса в качестве центра психологической войны Intelligence Service и Королевской фамилии.

Вместе с Левиным Германию тогда покинули все основатели Франкфуртской школы в Институте социальных исследований при Университете Франкфурта-на-Майне. Институт был закрыт 13 Марта 1933 года и представители школы выехали через Женеву и Париж в Колумбийский университет США. Франкфуртская школа, как и круг Выготского, сложилась на волне увлеченности «социалистическими и фрейдистскими идеями».

Франкфуртцы вывезли с собой архив К. Маркса и Ф. Энгельса. С 1958 по 1959 годы в Колумбийском университете будет стажироваться будущий «архитектор перестройки» перестройки и советский языковой Бог А. Н. Яковлев. Ранее этот инструктор ЦК КПСС поступит в Академию общественных наук при ЦК КПСС, где поучился в аспирантуре на кафедре международного коммунистического и рабочего движения. Ярославец Яковлев был учеником рязанца Б. Н. Пономарёва в 1948—1955 гг. – первого заместителя заведующего, с 1955 по 1986 год – бессменного заведующего Отделом по связям с иностранными коммунистическими партиями – Международным отделом ЦК КПСС. Член ЦК Пономарев был в числе лиц, определявших внешнюю политику СССР. Он крайне плохо относился к попыткам Брежнева восстановить, хотя бы частично, доброе имя Сталина.

Германист и член КПСС А. А. Леонтьев, сын ученика и соратника коммуниста Л. С. Выготского, заметил по-русски, что «термин „психолингвистика“ не слишком благозвучен».90 Его можно понять и как «языкознание психов», благозвучнее выглядит слово лингвопсихистика. Изобретателем этого слова Леонтьев называет американского психолога Н. Х. Пронко, якобы употребившего его в своей статье в 1946 г.

Звонкое слово вспомнили на межуниверситетском семинаре (посеве, рассаде, от лат. semen, семя, от sero) в городе Блумингтоне, штат Индиана, летом 1953 г. сразу после смерти коммуниста И. В. Сталина. Сын совпсихолога, совфила и коммуниста А. Н. Леонтьева филолог германист А. А. Леонтьев рассказывает об этом посеве как очевидец. Он видит развитие психолингвистики, не как историю поиска истины, а как летопись религиозной секты (благочестивого учения). Да и выглядит этот посев как сходка заговорщиков или шайки, собравшейся бомбить не утративших совесть ученых и простолюдинов:

«Участники семинара были тогда совсем молодыми, и, в сущности, вся их научная биография сложилась под знаком лета 1953 г. (5 марта 1953 г. умер И. В. Сталин.) Семинар продолжался два месяца. В результате этой двухмесячной беседы удалось прийти к некоторому соглашению относительно теоретических основ психолингвистических исследований и путей дальнейшей разработки соответствующих проблем… После 1954 г. психолингвистика развивалась весьма неровно и, можно сказать, пережила значительные потрясения. Главная угроза психолингвистике в ее „традиционном“ обличье исходила от группы молодых психологов и лингвистов, вдохновителем которых явился, с одной стороны, Дж. Миллер, прославившийся своей книгой „Язык и коммуникация“, с другой – Ноэм Хомский, дебютировавший в 1955 г. диссертацией91 о трансформационном92 анализе93, а в 1957 г. выпустивший в гаагском издательстве Mouton свою первую большую книгу „Синтаксические структуры“. В результате создалось два параллельных, причем враждующих, психолингвистических направления. Новое опиралось уже не на дескриптивизм94 в его классической форме, а на трансформационную лингвистику, не на бихевиоризм95 осгудовского96 толка, в сущности, представляющий человека как пассивный97 накопитель внешней информации98, а на более современные течения в психологии, делающие упор на тезисы о целостности речевой (и вообще психической) организации человека и об активности99 организма100 по отношению к окружающей среде».101

Одним из наиболее распространенных термитов-терминов (терминаторов) у советских лингвопсихов является словечко дискурс. Член-корреспондент АН СССР (с 15 декабря 1990 года) и лингвистка Н. Д. Арутюнова объяснила имя дискурс, как «речь, погруженную в жизнь».

Потрясающее по своей революционной фразернутости определение содержит Лингвистический энциклопедический словарь 1990 года: «Дискурс – связный текст в совокупности с экстралингвистическими – прагматическими, социокультурными, психологическими и др. факторами; текст, взятый в событийном аспекте…» Природный русский не сможет осмыслить его не рехнувшись. Приятие этого определения делает русского человека врагом его языкового Бога. Неприятие ведет несчастного к психолингвистам, а затем по цепочке к психотерапевтам, психологам и юристам. Это путь на дно общества в государстве РФ образца 2016 года. Согласиться с таким порядком классический филолог не может, так как живет по принципу: делай что должен, и будь, что будет.

В латыни discursus – бестолковое беганье-мельтешенье туда-сюда, по кругу. М. Л. Гаспаров переводил дискурс словом говорильня. Дискурс – это болтовня, толковище, трёп.

По этому поводу троллил (шутил) А. В. Суворов: «В кабинете врут, а в поле бьют». Новокшонов считает Суворова своим учителем: «Солдат и в мирное время на войне; Бей неприятеля, не щадя ни его, ни себя самого; дерись зло, дерись до смерти; побеждает тот, кто меньше себя жалеет; Нет ничего страшнее отчаянных; Опасности лучше идти навстречу, чем ожидать на месте; Испуган – наполовину побежден».

В меру своего понимания русского слова и понятия служения сектанты верно служили КПСС; вот как начинается предисловие к неоднократно переизданному учебнику лингвосоциопсихологии, бывшему обязательным для студентов вузов, обучающихся по специальности «Журналистика»:

«Эта книга знакомит читателя с предметом, понятийным аппаратом и прикладными возможностями дисциплины, возникшей на стыке языковедения, общей и социальной психологии, социологии и социальной семиотики. Указанная дисциплина, носящая название лингвосоциопсихологии, или — шире — семиосоциопсихологии102, опирается, таким образом, не только на накопленные наукой знания о языке-речи, но и на знания о человеке как активном субъекте деятельности, который не только познает, но и творит окружающий его мир.

«В современных условиях, когда объем необходимых для человека знаний резко и быстро возрастает, уже невозможно делать главную ставку на усвоение определенной суммы фактов», — говорится в Отчете ЦК КПСС XXV съезду партии. Продуктивность общественной деятельности человека в значительной мере зависит и от того, умеет ли этот человек, получая знания, отбирать главное, сформирован ли у него навык к целесообразному оперированию элементами смысловой информации…»103

Из отрывка заметно, что в 1976 г. революционное словоблудие уже стало основой («базовый сучий» или сокращенно «Бейсик») письменной речи мудрил из ЦК КПСС. Если отбросить мутности слога отрывка,104 то остаются неясными и задача, которую ставит ЦК, и задачи, которые призван решить учебник.

Такой расклад совершенно не устраивал советских ученых, занятых производством ощутимых материальных ценностей и зависимых от русского языкового Бога. Их недовольство выразил металлург Ю. И. Мухин, с которым Д. Е. Новокшонов познакомился в Москве: «Можно назвать их и партией макакавки. То, что никто не знает, что это такое – неважно. Сами сторонники макакавки тоже не знают, что это. Главное – убедить обывателя в том, что если он будет иметь настоящую макакавку, то станет богатым и счастливым, ничего не делая. Нужно уверить обывателя, что именно этих людей требуется пустить к корыту, так как именно они имеют самую лучшую макакавку в мире».105

Высокомерность Мухина к говорливым коллегам также вызвана слабыми познаниями в классической филологии. Этот пробел необходимо восполнить, ведь слово коллега – однокоренное слову легион и легионер (корень leg-); лат. collēga – сослуживец, товарищ, браток.

Среди моих учителей на классической кафедре ЛГУ особенно выделяется Александр Иосифович Зайцев, он, как и я, заинтересовался античностью еще в школьные годы. Первые студенческие годы Александра прошли под руководством профессора С. Я. Лурье. Уже тогда он пришел к пониманию того, как важно для филолога-классика и историка-античника работать с текстами на древних языках.

Зайцев учился успешно, досрочно сдал экзамены и был переведен со II на III курс. Возглавлявшая в то время кафедру классической филологии ученица Н. Я. Марра профессор О. М. Фрейденберг писала: «У меня был студент Зайцев, совершенно исключительный мальчик. <…> Знания его были феноменальны. <…> Выдержать теоретические споры с ним не мог ни один профессор. <…> Черты его характера поражали: он был „несгибаем“, абсолютно упорен в поисках своего идеала, честен и прям до суровости, высок помыслами, необыкновенно чист». Однако 21 января 1947 года учеба Зайцева прервалась на долгие годы: он был арестован по обвинению в антисоветской агитации (статья 58—10 УК РСФСР), осужден Ленинградским городским судом и более семи лет провел не в лагере, а в печально известной Казанской тюремно-психиатрической больнице МГБ («в узилище», как слегка иронично он говорил впоследствии). Лишь в 1954 году Зайцев смог продолжить свои занятия классической филологией.106

Говорят, что Зайцева упрятали в психушку за плохие слова в адрес председателя Совета министров СССР и генерального секретаря ЦК ВКПб тов. Сталина. Кто-то услышал и донес.

В СССР, и после его распада в РФ, стукачество – очень распространенное общественное явление. Советский и американский еврей, писатель и журналист С. Д. Довлатов-Мечик, переехавший в 1978 году из СССР в США однажды задал землякам правильный вопрос:

– Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить – кто написал четыре миллиона доносов?

О своей запомнившейся встрече со студентом филологом Довлатовым на остановке 10 троллейбуса у Филологического факультета ЛГУ доносила студентам на занятии по латинскому языку ненавидевшая коммунистов Н. М. Ботвинник:

– И вот стоит этот Довлатов, – ослепительный красавец с какой-то невзрачной блондинкой, студенткой очень дорого одетой, она дочкой какого-то кэпээсесного начальника была – и говорит:

– Ну, пойми ты, – Маша или Света, или Лена, – не важно. У меня итак уже от трех женщин три ребенка! Куда мне еще твой?

А сам рукой ей молнию на ширинке джинсов то открывает, то закрывает, то вверх её, то вниз. Джинсы тогда были очень редкой вещью, дорогой, только у немногих джинсы тогда были.

Изданная в 1968 году отцом моей преподавательницы Марком Наумовичем книжка «Знаменитые греки: Жизнеописания выдающихся деятелей древней Греции, составленные по Плутарху» была первой, которая познакомила меня с античностью. В 1935 году М. Н. Ботвинник поступил на исторический факультет ЛГУ, но с 1938 по 1940 гг. отбывал срок в Усольлаге.107 В декабре 1939 года он был освобожден и в 1940-е гг. окончил истфак ЛГУ. В войну его с семьей вывезли из блокадного Ленинграда в городок Енисейск Красноярского края, где Наталья и родилась.

На первом курсе Наталья Марковна преподавала мне начальную латынь. Потом я читал с ней Цезаря, Плиния Младшего и Апулея. Очень боялся ее.

Я любил одеваться в духе последнего царствования – черный глухой френч и черные галифе с надраенными до блеска яловыми сапогами, берет или фуражка. А она возьми и скажи мне недобро, что такие как я евреев в Освенциме сжигали в крематориях.

Про Освенцим я знал лишь то, что там уничтожили около 4 млн советских граждан, но за это, полагал я, мы посчитались с врагами. Германцев я врагами уже не считал. Я вырос в Германии, играл с Уткой и Риткой, тетя Урсула меня учила поведению за столом с уймой всяких приборов. Мне с ними нравилось.

Кто такие евреи я знал смутно, на Вятке слово яврей ругательное, вроде чертяки.

Спросил у сокурсников, те объяснили мне, что евреи – это жиды. Так я увлекся прошлым и языками этого любопытного племени, думающего иначе, чем вятские. Уже в следующем году я поступил на вечернее отделение Еврейского университета по специальности «Тора и Талмуд». Там было весело, девки хорошие, заводные, красивые. Это был второй набор туда.

Пунийская, или как ее ныне именуют семитская, речь сильно влияет на языки бывших господ. Она, как говорят знатоки, превращает языки господ из синтетических в аналитические. Это сужает воображение души от сияющего ничто до зеркальной плоскости.

Евреи довольно любопытные существа, очень приземленные. На Вятке их ругали за непроходимую житейскую тупость, лень и неумение закатывать губу. Частушка еще была:

Чтобы больше не раздражать революционерку преподавателя, я сменил наряд и стал косить под ямщика, а зимой под торговца сбитнем. Вроде оттаяла, перестала держать меня за эсэсовца.

А когда я как-то пришел на занятие с реконструкторской пьянки в экипировке вольноопределяющегося лейб-гвардии Финляндского полка с карабином Мосина и ножиком, стала мне всегда приветливо улыбаться.

Наверное, сказалось история из прошлого ее семьи, о которой мне поведал один преподаватель по-товарищески.

Ее дед был истопником во дворце последнего природного русского Императора полковника Н. А. Романова и имел связи, позволившие сберечь сыновей от наборов с 1914 года. Уклонисты боятся военных, правда, это знание я почерпнул позже, уже служа в петербургском филиале Издательского дома «Коммерсантъ», размещенного на ул. Тамбовской, 12, в бизнес-центре «Информ-Футуре».

Однажды мой старший брат Игорь, тогда еще подполковник, зашел ко мне на работу в военной форме. Косивший очередной призыв сотрудник «Коммерсанта» Миша Голубев, писавший о банках и деньгах под именем Бляхер, так испугался незнакомого военного, что спрятался под редакционным столом. Он был там тихо, пока мы с братом не ушли.

«Информ-Футуре» было подразделением совместного германо-российского предприятия, компании St. Petersburg Immobilien und Beteiligungen Aktiengesellshaft (SPAG), созданной летом 1992 года. В этой компании до 7 мая 2000 года – дня своей инаугурации – будущий президент РФ коммунист и подполковник КГБ В. В. Путин числился «советником без зарплаты».