Читать книгу ДеньГа. Книга странствий человеков в людском море - Семивэл Семивэл - Страница 100

Вечером они сидели в баре. Сидели друг против друга за небольшим, на два места, столиком. Табунов флегматично тянул через соломинку коктейль, а Измарагд свой стакан уже опорожнил и теперь возбуждённо разглядывал затемнённый зал, барабанил пальцами в такт музыке по столу, засматривался на девушек.

– Слушай, до сих пор не могу привыкнуть к гражданке, – сказал он и радостно засмеялся. – Скоро уже два месяца как снял погоны, а всё непривычно. Захотел прилечь – пожалуйста, пойти куда вздумается – иди, коктейлю вот хлебнуть – на здоровье. Ха-ха! Блеск! Неужели привыкну?

– Привыкнешь, – кивнул Табунов. Он уже отошёл от пляжного потрясения, но нет-нет, да и пускал в ход ещё одно новое ругательство для себя. Мысленно. Осёл, идиот, кретин – это звучало там, на пляжном топчане, теперь же появлялись более редкие, утончённые названия – баобаб, например. Он проговаривал его про себя и добродушно ухмылялся.

– А жаль. Не хочу привыкать, – мотнул головой Марик. – Подумать только, ещё совсем недавно такие вот заведения лишь в телике видел. Завидовал! Музычка, танцы, девчонки… Не надо в конце увольнения сломя голову в часть галопить, не надо беспрестанно на часы смотреть. Слушай, у меня такая хохма была! Ха-ха! Завалился я к одной первый раз в гости, часа два её уламывал, уламывал, наконец, сдалась. Я то-олько туда, а часы у неё напольные – бом-бом!бом-бом! – мать честная, пятнадцать минут осталось! А ходу до части – полчаса! Я как взвился. Натягиваю штаны, мундир с фуражкой в охапку и бежать! Она ничего понять не может, а я ничего не объясняю – куда там, некогда! Ну, в общем, на КПП еле вполз, руку к козырьку, а доложить не могу – совсем дыхалку сбил. Гляжу на часы – ещё полминуты. Успел! Ф-фу! А так бы месяца два без увольнения сидел. А? Во как!

– А она что? – сквозь смех спросил Табунов.

– Поначалу обиделась. Ну, ничего. Я свою вину быстро загладил. Да и, говорю ей, сама виновата. Нечего с военным человеком два часа дурочку валять!

Марик повертел в руке свой пустой стакан и предложил:

– Ещё по одному?

– Пожалуй, – согласился Табунов.

Впервые за много дней к нему явилось – не запылилось! – хорошее настроение. Нравился сидящий перед ним общительный парень, нравился этот симпатичный бар, этот волшебный город с его морем, с его солнцем и даже коммуналкой Софьи Абрамовны, где стояло такое чудесное кресло-кровать.

Вернулся Марик. Поставил на стол два коктейля, бросил пачку «Мальборо».

– Побеседовал чуток с коллегой, – сказал он, широко улыбаясь.

– С каким коллегой?

– Да с барменом.

– А ты что… тоже барменом работаешь?

– Ещё нет, но скоро, надеюсь, буду. Тётка мне местечко пробивает. В заведении навроде этого,– Марик усмехнулся, заметив удивление на лице напарника. – Я ведь торговый техникум до армии закончил.

– Слушай… Так ты тогда… с Софьей Абрамовной… Ха-ха! – рассмеялся Табунов.– Ты же как профессионал с ней торговался! А я думал, у тебя от природы!

– Природное и есть, – не без удовольствия ухмыльнулся явно польщённый парень, – в техникуме такому не учат, слабо. Я ж с Софой почему сцепился? Какой товар – такая цена. Если товар дерьмо, какого чёрта несуразную цену удерёшь? Ну а если дерёшь, так сумей отстоять, сумей доказать, что твоя цена растёт если не из соотношения «товар – качество», то из чего-то другого.

Табунов с интересом разглядывал своего визави. Потом не выдержал, спросил:

– Ну а почему именно торговля?

– Ну, во-первых, не совсем торговля. Сервис! А во-вторых, почему бы и нет? – пожал тот плечами. – У нас все профессии почётны. Вот у меня родители.Работают на заводе. Отец рабочий, мать ИТР. Ну и что? Сколь помню, от зарплаты до зарплаты жили. Не скажу, чтобы плохо, но… – он поднял вверх ладонь и пошевелил ею, как это делают кавказцы, – нэт, дорогой, нэ то. Ты думаешь, они меня к себе на завод звали? Как бы не так. Мне мать сказала, когда восемь классов закончил: «На заводе делать нечего. И нас с отцом достаточно. Вон, Люба (это сестра её и моя, значит, тётка) правильно советует – иди в торговый техникум». Ну я и пошёл. И не жалею. Правда, поначалу, когда проходили практику, стыдновато как-то себя чувствовал… торговать-то, а теперь… Ну вот посмотри на него, – Марик повернулся и кивнул в сторону бармена. – Одет как артист, в белоснежной рубашке, при бабочке, работает под музыку, а не под грохот механических молотов… Ты глянь, глянь, как руки у него летают! Артист! Ведь смотреть приятно! А знаешь, сколько он в день имеет?

Табунов пожал плечами.

– А! Я так думаю, что не меньше пяти червонцев. Хотя стой, это же Одесса… думаю, червонцев семь ежедневно в сезон, а в особенно удачные дни – и все десять. Это ж юга! Что, не веришь? Ну-ну, не верь…. Правда, – Марик цокнул языком, – бар, куда меня… рекомендуют, безалкогольным недавно сделали… Ну да не беда, тёткин тоже теперь безалкогольный, а ты попробуй выгнать её оттуда. Конечно, навар уменьшился, риск увеличился – коньяк, к примеру, приходится из чайника наливать, а сухие вина за сок выдавать… но жить можно. Можно! Если бы не так, разве стоило бы таких денег это местечко?..

– А какие?

– Такие… Сякие, – ухмыльнулся Марик. – К тому же, думаю, недолго он безалкогольным продержится.

– И что, всю жизнь думаешь за барной стойкой простоять? – скептически поинтересовался Табунов.

– Это я так на дебила похож, да? – рассмеялся в голос Измарагд. – Ну, тогда не иначе это остаточное влияние армии. «Вы хотели сказать – алюминий, товарищ прапорщик? – А я так и сказал, товарищ рядовой – люминий. А кто у нас так на ухо туг, что не расслышал, тот сейчас пойдёт медный бак начищать». Видишь ли, Вить, барная стойка для меня – как для тебя институт. Это будут мои университеты! Я в них за пять лет такую стипендию огребу! Столькому-всякому научусь! А сколько полезных связей – в барах-то у нас кто зависает? Кто на банкетах гуляет? Деловые! Нет, я не о тех, для кого «тюрьма – мой дом родной», я – о легальных деловых. Коммерсах. Тех, кто, так сказать, законом осенён. Ну а с таким, как говорится, багажом – да я не через пять, я через два-три года уже двигаться начну. А диплом – что диплом… И с моим, техникумовским, можно до определённого уровня расти. Ну а если не хватит – получу и ВУЗовский. Экстерном с доплатой, ха-ха!

– Молодец… – Табунов даже несколько растерялся от столь тонкого понимания жизни и, главное, своего места в ней – и кем? Двадцатилетним парнем. – Ну хорошо… Понятно изложил перспективу. Ну а… Ты хоть любишь эту работу?

– А-а, – заулыбался без пяти минут артист сервиса и без пятнадцати – директор бара. – Слышали, знаем. Любимая работа, да? Любимое дело, призвание… А что такое любимая работа? Вот скажи мне: что есть такое любимая работа?

– Ну… Это когда интересно работать, когда тебе хочется делать то, за что тебе деньги платят.

– О! А разве может быть не интересно то, что даёт тебе… ну скажем…рублей шестьсот-семьсот в месяц. А? Ха-ха! Вот он, интерес-то! Работа, я так понимаю, прежде всего есть зарабатывание денег. Правильно? Ты работаешь, тебе платят.

– Ну, допустим, – усмехнулся Табунов, – допустим, шестьсот рублей тебенёк заплатят. Заплатят сто, остальные ты сам себе доплатишь… А не боишься? Риск всё-таки.

– Как не боюсь? Боюсь, только дурак не боится. Так ведь… Понимаешь…Риск – он же разный бывает. Вот ты сегодня поплыл со мной к волнорезу. А я ж видел, не хотелось тебе, плаваешь ты… так себе. Слабовато плаваешь. А марку держал! Вот не был ты уверен в себе, а поплыл. Нет, я бы тебя, в случае чего, подхватил, за волосы бы, а подхватил, не сомневайся. Но ты же этого не знал!

Я почувствовал, как жар заливает мне лицо.

– Вот! – поднял кверху палец юный мудрец. – Не знал, а поплыл. Разве неглупо? Ты не обижайся, Вить, но в данном случае ты непозволительно глупую глупость совершил. Ты рисковал, но как? для чего? Глупо и не для чего. А я вот, если не уверен, ни за что не поплыву. Даже из-за шести сотен в месяц. Понимаешь? Ты думаешь, вот приду я, встану за стойку и сразу же грести начну? Э-э, я вначале на сотенку поживу, и буду на неё жить до тех пор, пока во всей этой кухне, во всей этой коммерс-механике не разберусь. Да и тётка, если попрошу, поможет, поделится, хе-хе, передовым опытом!

Марик потряс соломинку, бросил её на стол и допил остатки коктейля прямо из стакана. Табунов смотрел на него и думал пьяновато: «Щенок! Знал бы ты, какую механику я сконструировал. Шестьсот в месяц! Да ты из-за них каждый день трястись будешь, а я… Ха! Один раз – и всё. Один раз – и всё-ё!»

А вслух сказал:

– Значит, умным себя считаешь?

– А что! Не дурак!

– Хорош ум, – засмеялся Табунов. Вдруг ему захотелось отомстить – за то,

что этот «вьюнош младой» всё понял насчёт пляжного происшествия. – Ещё ничего сделать не успел, а всё уж первому встречному раззвонил.

– Так ведь, ха-ха-ха! – Марик даже руками от удовольствия замахал. –

Первому-то встречному как раз и можно звонить! Как стена надёжному закадычному дружку – не моги, а вот первому встречному – пожалуйста! Вот, ты,

Вить, ты про меня что знаешь? Что я Измарагд. Да? А ещё что? Что барменом буду работать. Да? А ещё что? Ни фамилии моей, ни откуда я – ничего не знаешь. Да и то, что я Измарагдом назвался – ещё ничего не значит. Ну не будешь же ты весь Союз просвечивать на предмет бармена Измарагда. А я, возможно, просто Петя, или Вася. Может, паспорт попросишь посмотреть? Ха-ха-ха!

– Соображаешь, – одобрительно кивнул Табунов.

– То-то. Да и шутил я, брат Витя. В Тюмень я еду, газ добывать! А может – на БАМ махну. Там тоже, говорят, ба-а-льшие деньги заколотить можно. Заколочу, а уж потом в бармены пойду. На сотню в месяц. А? Ха-ха-ха!