Читать книгу ДеньГа. Книга странствий человеков в людском море - Семивэл Семивэл - Страница 99

На пляже «Ланжерон» солнечные лучи не достигали песка – всё было сплошь в лежащих, сидящих, стоящих телах. Компаньоны долго бродили между топчанами, высматривали свободное местечко. Марик, проходя мимо особенно эффектных женских тел, громко цокал языком и крутил головой. Если женщина при этом поднимала или поворачивала в его сторону голову и – осуждающе ли, любопытствуя ли, польщённо ли, презрительно ли – взглядывала, он тут же прикладывал руку к своей мускулистой груди и шутовски кланялся. Табунов лишь головой качал и смеялся.

Наконец сыскалось и для них местечко. Сбросив одежду, они пошагали к воде.

– Ну что, Вить, сплаваем к волнорезу? – предложил Марик.

Табунов с сомнением пожал плечами. Дул тёплый сильный ветер, и море гнало на берег волну за волной. Они натыкались на волнорез, и, срезанные им макушки катили дальше облегчённые, но всё ещё достаточно массивные, крутые. Табунов плавал хорошо, но не выносливо. И если по спокойной воде эти сорок пять – пятьдесят метров до волнореза он бы проплыл, не задумываясь, то сейчас…

– Ну, плывёшь?

И он поплыл. А поплыв, почти сразу же пожалел о своём решении – волны катили мощно, приходилось раз за разом выталкивать себя на гребень, чтобы не захлестнуло, не отбросило. Солнце, тёплый податливый воздух вдруг сменились холодом и неподатливостью моря, беспечная расслабленность отдыха – отчаянной тяжёлой борьбой. Контраст оказался так внезапен, так резок, что

Табунов неожиданно для себя окликнул Марика. Тот обернулся на зов сосредоточенно-радостным лицом и, отплёвываясь, закричал вопросительно:

– Оу?

– Нет, ничего! – замотал головой Табунов, вдруг поняв, что не может, ну никак не может спасовать перед мальчишкой, перед его насмешливыми глазами. Секунду назад он решил, что вернётся, но это было целую секунду назад, теперь же – только вперёд. Только – вперёд!

Он весь ушёл в эту мысль-приказ и грёб, загребал под себя проклятые волны, тянул вверх шею, плевался жидкой солью. Медленно, очень медленно придвигался волнорез, быстро, слишком быстро надвигалась усталость.

Ничего, укреплял он себя, волнорез уже вот-вот, ещё немного, уже совсем близко. Там и отдохну, отдохну, отдохну досыта, а потом и назад. Ничего!

Ну,вот, наконец, и волнорез – узкая, сантиметров тридцать-сорок, стена из цемента и ракушечника. Марик, а затем и Табунов цепляются за него руками, Марик рывком взбирается, становится на ноги, Табунов же медлит, собирается с силами. Он улыбается – доплыл! Доплыл, чёрт побери! И вдруг над головой вспухает волна, она грубо отрывает руки Табунова от волнореза и швыряет усталого пловца назад. Он отплёвывается, сконфуженно хохочет. Сделав несколько гребков, опять хватается за скользкую от водорослей и острую от ракушек стену, кое-как вскарабкивается на неё.

– Балансируй! – кричит ему компаньон. – Опять волна идёт!

Он пытается следовать совету, но волна бьёт по ногам, те скользят, – и снова падение. Он уже не хохочет. Молча подплывает к волнорезу, пытается взобраться, но срывается, опять срывается. Острые ракушки режут ладони, режут колени. Табунов наливается злостью, потом бешенством, потом – страхом.

Над ним склоняется Марик, тянет навстречу руку, но теряет равновесие и валится со смехом в воду.

А сил всё меньше и меньше. Табунов уже не обращает внимания на порезы. Он карабкается, карабкается, карабкается… Наконец, всё же приловчившись к волнам, он улучает момент и взбирается на ненадёжную, предательски скользкую полоску тверди. Чувствуя на себе взгляд Измарагда, вымученно улыбается. Тот что-то кричит ему. Табунов, не расслышав из-за шума прибоя, мотает головой. Он – занят. Занят мыслью о том, что дрожат и подгибаются колени. Что онемело скулят плечи. Что загнанно хватают воздух лёгкие. Он устал, страшно устал, а здесь, на волнорезе, он с каждой минутой устаёт ещё больше. Устаёт от борьбы с волнами, от постоянных усилий не свалиться назад в воду. А ведь придётся ещё плыть назад! Надо – плыть – назад!!

Он смотрит на берег, на далёкие тела загорающих. Смотрит тоскливо. Зло.

Завистливо. Десять минут назад он тоже был там. С ними. А теперь – они там, он – здесь.

– Ну что, отдохнул? – кричит Марик. Он скалит зубы, ему весело. Широкая грудь лоснится капельками воды. Марик уверенно балансирует и, чувствуется, он не очень устал. – Поплыли?

– Подожди, – отвечает Табунов. – Ещё немного.

Отвечать он старается поспокойней, даже подмигивает – чёрта с два этот мальчишка увидит, что он устал, что ему страшно! Чёрта с два!

Всё, надо плыть. Табунов окликает партнёра и, сцепив зубы, кидается в горб волны. Та некоторое время тащит его, потом уходит вперёд. Затем набегает следующая, вязко толкает в затылок, и Табунову чудится, что не вперёд она его тащит, а назад, назад!

Уходили силы – наваливался страх. Деревенели плечи – деревенело сердце. Страх застил глаза – они больше не улавливали движения берега навстречу. Берег – словно замер, застыл в отдалении, недоступный и равнодушный.

Табунов грёб из последних сил. Он уже не оглядывался на компаньона, только чувствовал, что тот, видимо, заметив-таки неладное, держался чуть сзади, очень близко. Всё, подумал Табунов, сейчас руки откажут, я хлебну – всё!! И вдруг он представил себя вопящим, хватающимся растопыренными пальцами за воздух. Представил толпу на берегу. Представил спешащих на помощь спасателей. Себя с вывороченными глазами. Людей с испуганно-любопытными физиономиями. Представил – и стыд, и ненависть к своему спасённому и уже распростёртому на песке телу, к скучившейся вокруг толпе огрели его, он прохрипел что-то и погрёб, погрёб к проклятому берегу, к ненавистной пляжной публике, к жизни – ко всему, что ещё совсем недавно было доступно ему просто так, без всякой борьбы, задаром, а он не знал этого, не знал, не знал!..

… Когда под ноги ему сунулось дно, он даже не обрадовался – не было сил.

Ноги подкашивались. В глазах плыли, переливаясь и бликуя, радужные круги. Но он заставил себя не сесть тут же, на влажный от набегающего прибоя песок, он заставил – себя – идти к своему топчану, идти так, чтобы никто из н и х не заметил, что он страшно устал, что ракушечные порезы на его ногах и руках горят, что, наконец, всего лишь секунды назад он боролся за свою жизнь.