Читать книгу ДеньГа. Книга странствий человеков в людском море - Семивэл Семивэл - Страница 102

Век XXI, десятые

Чертовщина

13 руб. 10 коп. Измарагд советского призыва

– Вы родились под знаком Меркурия,

и камень ваш есть изумруд, иначе смарагд».

(К.Г.Паустовский «Повесть о жизни. Далёкие годы»)

…А уже вечером его отъезд так аукнулся оставшемуся без компаньона Табунову, что у того уши заложило.

– Тэкс-тэкс-тэкс! – задумчиво прострекотала Любава. –Текст-текст-текст… Измарагд… Имя-то какое… Странное. Никогда не слышала. Непонятное. Какое-то коряво-красивое и такое… сильное: ИзмарррагДЪ! Не наше, что ли?

– Да вроде наше, Любавушка, – мне пришлось отмобилизовать свои университетские познания в филологии. – Хотя и греческое что-то есть, кажется… Древние славяне измарагдом… нет – смарагдом называли… какой-то драгоценный камень… изумруд, если не ошибаюсь. Да, скорее всего – угадывается сходное звучание: смарагд, изумруд… А ещё… Что-то с древними книгами* связано, кажется. Я, когда писал роман, интересовался, но сейчас разве припомнишь… А насчёт силы – ты права. У имени Измарагд заряженность силой, причём силой… какой-то мрачноватой, опасной – запредельная. Я вспомнил об этой его способности сразу же, как только джинсовый малый с ходу начал «прессовать» Софью Абрамовну. Измарагды лингво-генетически* склонны к доминированию, к превосходству во всём и всегда.

*Измарагд – название древнерусского сборника поучительных произведений. Включал в себя как переводы с греческого, так и русские сочинения.

*Лингво-генетически – здесь: уже по одной своей изначальной, языковой природе. В народе это называется: «Как пароход назовёшь, так он и поплывёт».

Кстати, дорогая моя помощница, не удержусь от того, чтобы не похвастаться. Я почему о доминировании легко вспомнил? Потому что когда более четверти века тому прописывал сей характер, долго не мог имя ему подобрать. То так его назову, то эдак… Но вот чувствую: не то! Всё – не то! Взял я тогда орфографический словарь – а там, в конце обычно, подборку имён всегда дают – и начал примеривать. Не так, не сяк – никак! И вдруг – вижу: вот оно. Измарагд! Никогда раньше людей с таким именем не встречал, ни в книгах, ни тем более в жизни. А тут… Ну, словно откровение какое-то. Подставил Измарагда в текст – и сразу ощутил полное совпадение с характером, вся глава заиграла. Ты как считаешь?

– Точно! Софью Абрамовну чуть за пояс не заткнул. А с Табуновым как себя ведёт, а ведь он младше. Один в один – Измарагд!

– Да, милая…В те времена такие мальчики становились типажами. В советское время за «лавэ»*, за «красивой жизнью» простые парни, спасаясь «от сохи», шли кто в бармены, кто в официанты – казалось бы, в холуи, в прислугу, но… всё было так, да не так. КПСС до того дорулила, что наряду с продуктами и промтоварами дефицитом стали и такие радости плотской жизни, как вечерние посадочные места в кафе-барах-ресторанах. Автоматом выходило: кто там прислуживал – становился… даже не вхожим в этот «красивый» мир – он становился его частью, винтиком данной конкретной распорядительной системы. И сами переходили в разряд распорядителей. Понимаешь? Махоньких, рядовых, но – распорядителей! С инженерами водить дружбу не считалось престижным, а вот с барменами и официантами… Как и с мясниками на рынках, с кладовщиками на промтоварных и продовольственных базах – дружить было престижно (потому что выгодно!) Ну, не совсем дружить… И даже не совсем приятельствовать… Как бы дружить и как бы приятельствовать. Всё ведь зижделось на прямой выгоде – ну, помнишь тот знаменитый принцип блата – «ты мне – я тебе»? В обороте такого «приятельства» крутились деньги, билеты и контрамарки* в театр, да что угодно! Всё стало дефицитом. Вот, бл…, до чего страну довели! Извините, мадам, вырвалось.

*Лавэ (лавандосы) – то же самое, что, и бабки (бабосы), тугрики, капуста, то есть – деньги. Слово «лавэ» в молодёжный сленг и уголовный жаргон пришло из цыганского языка (например, «Лавэ нанэ» – денег нет).

*Контрамарка – талон, дающий право на бесплатное посещение концерта, театрального спектакля, кинофильма и т.д.

– Да ничего, когда по делу – сам знаешь, даже в художественном произведении разрешается… самовыразиться, хм. Я тоже помню, как трудно стало даже с несчастной лентой для нас, пишущих машинок. Уж вся как ветошка, лохматая, будто болонка бездомная, вся в нитках-дырках, а ты всё никак новую достать не мог.

– Да-а… Всё приходилось «доставать». А Измарагд…. Через какой-то десяток лет для охочих красиво пожить актуализировался другой вектор – стройными колоннами пошли в рэкетиры, в бандиты, в бизнесмены, наконец.

– Как интересно – ты бизнесменов в один ряд с бандитами поставил.

– А тогда, в девяностых, так и было: кто-то из бандитов становился бизнесменом, а кто-то из бизнесменов, если не был бандитом до того, становился им после того, ведя свои дела по-бандитски. Времечко ещё то текло… А поскольку журналист – профессия любознательная, мне с такими измарагдами не раз довелось общаться. Такие монстры встречались…

13 руб. 20 коп. Ай, да Пушкин! Ай, да Гойда!

О! Сколько нам открытий чудных…

(А.С. Пушкин)

– Монстры! – воскликнула, тренькнув колокольчиком, Любава. – Вспомнила, о, мой повелитель! Помнишь, мы в прошлый раз отложили обсуждение главы? А я тогда тебя спросить хотела, очень хотела! Помнишь, Табунов о монстре, сидящем в каждом из людей, рассуждал? И – о своём монстре? Даже разговаривал с ним?

– Ну конечно, конечно помню. А что тебя так зацепило? Мне кажется, как раз оный эпизод у меня не очень получился. Как-то… коряво. Да и тема не нова. Стара, как мир… Помнишь, у Пушкина? Ну, знаменитое, хрестоматийное начало: «Мой дядя самых честных правил…»?

– Ну, ты же знаешь – о Пушкине я, конечно, слышала – и не только от тебя, между прочим! Но вот печатать мне его так и не довелось. Увы и ах… А в школе, к твоему сведению, пишущие машинки не учатся.

– Ах да, прости. Я иногда забываю, кто ты…

– Ну что ты! Это даже приятно, когда с тобой, как с человеком… Появляется надежда, что в следующей жизни моя душа вернётся в человеческое тело.

– Вернётся? – заинтересовался я. – Ты считаешь, что в прежней своей жизни была человеком?

– Считают арифмометры, а я – думаю! И… и чувствую, вот! – обиженно дала мне отповедь Любава.