Читать книгу Напропалуйное гнутьё - Сергей Николаевич Огольцов, Сергей Огольцов - Страница 8

Резиновые руки, которые меня украли, уже не двигались. Писклявый голос тоже смолк. Лежать было достаточно удобно, но спать мне не хотелось, и я открыл глаза.

Нет, память не подкачала и на полмикрона. Спинка сиденья эконом-класса удерживает меня в той же позиции, как и безымянные чужие руки, что разлучили с мамой. Раз и навсегда.

Теперь, давно уже большой и сильный, я лежу навзничь под совершенно тем же углом к абсолютной горизонтали, которую каждый чувствует, даже закрыв глаза.

Да, конечно, угол наклона совпал полностью, наверное, поэтому мне чудится стерильно скользкий запах чужих рук. Мой затылок на 2 с половиной см выше копчика, как и в тот полночный час, хотя всё прочее…

Вместо жёлтой ромбовидной плоскости на тёмном потолке, где пролёг свет настольной лампы из соседней комнаты, широкий круг колодца над моим лицом, отвесно вверх.

В него заглядывает ночное небо, увешанное россыпью влажных звёзд. Подобных им не получается припомнить, они крупнее хранимых в ларце ДСП, моей долгосрочной памяти. И они не точки, а скорее, клубки пряжи, или биллиардные шары, застывшие в невиданных конфигурациях неведомых созвездий. Какой-то винегрет из комбинаций на бархате кирпично-рыжего оттенка.

[–»

Винсент, неоднократный чемпион мира по карамболю, отложил кий, покуда голландский претендент ван Гог неспешно канифолит свой турняк.

«–]

Клубки несовпадающих расцветок мерцают в колодезном кольце над головой. Куда забросил меня рейс 0023 ZRH TLV? Как? И зачем?

Вновь я упёрся в уйму вопросов без ответа. Словно стадо китов где-то в затерянных широтах, с фырком, шумом, клекотом неудержимо взброшенных струй, – выплёскиваются на поверхность. Ломают штиль широт и баламутят гладь.

А толку что? В ответ им – тишина… Нет ответа…

Глубокий вдох и – на погружение. Творец вам объяснил программу: пастись, пастись, и ещё раз пастись, планктон высшей категории, Сам бы ел, да некогда – столько ещё всячин надо натворить!

Ну и пусть. Меня уже даже молчаньем сурдокамеры не напугать, давно установил опытным путём, что, поднатужившись, всегда отыщешь обстоятельный ответ. И это непреложный факт на 100 %. Чему угодно, и почти всегда, если вовремя не сдашься. Найдёшь ответ и горько пожалеешь. Как всегда.

Да, ответа не миновать, при условии, что смог отмести банально иррациональную формулу ползучего оппортунизма: «а на кой йух оно мне вообще упало?»

Бесспорно, от применения её на жизненном пути никто не застрахован, особенно кто отведал Петькиной ухи. Однако в подобной постановке вопроса сквозит антинаучность. Ответ заложен в её первый аргумент. Мухлёж и нахлебаловка, сказал бы Петька.

Тогда как придерживаясь правил взвешенного построения силлогизма, делаешь однозначный вывод, что появление морских млекопитающих под маской «как?» и «почему?» есть результат реально слабой краткосрочной памяти (КСП). Особенно если сравнить её с памятью долгосрочной (ДСП), опять-таки моей, способной удержать как титю, так и пуповину, не говоря уже про свет в конце туннеля, желательно с наружней стороны.

Впрочем, особой тут беды не нахожу, лет через 20, когда КСП перерастёт в ДСП, я всё припомню – ха! долгосрочная-то у меня будь – будь! В наимельчайших подробностях узна́ю, что там произошло под визг циркулярных пил…

А также, почему и как наш самолёт поставлен на попа, хвостом вниз. И куда – donnerwetter! – подевалось полфюзеляжа вместе с носом, где по традиции сидит экипаж?

Немало бы о чём я расспросил бы эту мою КСП, чья функция оборвалась на визге циркулярок и на полёте аэробуса хвостом-наперёд и – камнем вниз.

Но, навскидку, до полного вызревания и смены К на Д (в антиалфавитной последовательности КСП → ДСП) ждать ещё 20 лет.

Кому-то «целых 20», а для кого-то «всего-навсего 20». В зависимости от твоего местонахождения. Если скорость космолёта, которому твоя краткосрочная память помахала платочком из толпы провожающих на космодроме, равна скорости света, то ты свою разлуку с ней даже и заметить не успеешь. Но когда вместо тебя она где-то там шастает, как Экзюпери, с крейсерской скоростью 300 000 км/сек, то это уже другой коленкор, и обмен ролями между тобой и твоей КСП.

Мотаешь всю двадцатку в замедленном режиме, от звонка до звонка.

Насчёт запасных вариантов и «планов Б», особо не разгонишься, когда из дерьмовой, но понятной ситуации, где ухнул найух твой чётко разработанный «план А», тебя заносит в планетарий странных звёзд.

Экскурсовод в отгуле, друг другу нас некому представить, а я, как шлифонутый джентл и безупречный мэн, не пристаю с расспросами к незнакомкам, покуда сами не подмигнут. Они, и это очевидно, типа как бы мерцают, однако мне, не ознакомленному с уставом и уголовными статьями этикета в здешнем закапелке, не слишком-то охота смотреться быдлом в их глазах.

Тем более что цвет ночного небосвода тормознулся в оранжево-рыжем сегменте спектра. Возможно, что это сигнал «тпру!» по местной астрологии.

Короче, если вдруг заметишь, что ты уложен на обе лопатки (неважно что под ними: маты, татами, или синтетика обивки сиденья пассажира эконом-класса), самая верная политика – расслабиться и получать глубокое удовлетворение. Хотя бы из глубин ДСП, раз КСП опять ушла на гулядки, блад юга! (гражданка модератор! Это тут с английского «южная кровь», мамой клянусь!)…

Звездомерцание манило помедитировать о других титях, что зачастили подставляться по завершении процесса созревания, но уже без молока. Оно звало провести, лёжа на спине, аудит депозитов в ларце ДСП… Но только без рук. Тем более что сокровища там призрачно неосязаемы. Что в принципе жаль – такая классная подсветка пропадает.

Поглядывая на бессловесный, но щедрый на посулы калейдоскоп, я испытал желание поделиться впечатлением. Это и вызвало поворот головы влево, до упора ухом в искусственную кожу спинки.

Нет, Дядьев-Черноморский явно не из тех, кто даст уложить себя на лопатки. Он попросту слинял из позы побеждённого. Вместе с тем спинка его посадочного места отнюдь не пустовала. Неясное подобие канатной бухты, скрученной кольцами на высоту в полдюжины рядов вокруг тёмной, ими же сформированной дырищи в центре.

Канатный поп-арт чем-то смахивал на ведро давно сплотившейся группы любителей рыбной ловли на удочку.

[–»

Подобное ведро – вернейший признак спаянности рыбачьей группы, а также и намёк на непростую коллективную историю. Мифам, байкам и групповым легендам вообще нет ни конца ни края. Но если вы не братья Гримм из фольклорно-геологической разведки, то вам, конечно же, важнее практическая сторона вопроса – конкретика насчёт ведра.

Так вот оно применяется при варке ухи на всю их легендарную шоблу-воблу. Причём пластмассе или жести не выдержать ухаживаний подлизы их костра с его групповыми языками пламени.

Поэтому опытные рыболовы уху варят в казане: чугунный у матёрых, медный у начинающих недоумков, алюминиевый у полных долбоё…

Однако к рецепту!

Первым в наполненный водой казан закладывается мелюзга размером не больше среднего пальца, которым же она легко и потрошиться. Как только мелочь разварилась в лоскуты, бульон отцеживают в групповое ведро (да, то самое) с последующим переливанием его обратно в сполоснутый казан: чугунный, медный или алюминиевый, в зависимости от статуса группы.

Именно в бульоне доваривается уха до кондиции, а его клейкость повышается закладкой кусков крупного улова. (Крепкое слипание – залог сплочённости чего угодно.)

Сваренного язя-сазана-окуня попросту выгребают (внимательные кулинары уже сумели догадаться куда и с помощью чего). Покинувшие казан ингредиенты из сазана и КО возмещаются морковью, нарезанной кружочками, луком репчатым в виде полуколец и чёрным перцем горошком и солью по вкусу.

Последующие полчаса необходимо проследить, чтобы костёр-куннилизунчик не слишком-то впадал в экстаз под казаном, висящим над. Пусть варево кипит, но без выплесков и сцен экстаза…

И, наконец, наиважнейшая стадия процесса – заключительные 30 мин.: казан стынет в сторонке, уха упревает под крышкой. Приятного всем аппетита!

«–]

Мой мимолётно краткий взгляд отметил в стенках ведроподобной бухты явную волосатость серого цвета. Что не позволяло отнести свернувшегося удава к подвиду Jungle Каа Kiplinganus, скорее это… Ха! Узнаю бороду Дядьева с Черноморским, хотя самих их тут и близко нет.

Тонкий ремешок из кожи обвил взлохмаченные кольца, фиксируя одно поверх другого, а всю брадобухту венчает пластмассовая ручка типа чемоданной, на том же ремешке.

Разоблачилась уловка факира-фукера! Этот жук, продёрнув бороду под свитером, унайтовывал её конец в походную связку, чтобы таскать при себе под видом ручной клади. Типа вот вам, пожалуйста, мой билет, а это просто кошёлка, сплетённая из куска б/у манильского каната. Ручная работа, кстати. На заметку готовым поддержать производителя из третьего мира.

Более того, борода-то съёмная! Ведь при досмотре на посадку кладь и пассажира просвечивают порознь. А уже в аэробусе сунул свою контрабанду под сиденье, и садится сверху как удод на яйца. Ох, и хитёр бобёр! И вообще очень странный тип, этот мидл-инглишный эксперто-дингволог.

Это дедуктивное открытие встрепенуло меня, и я непроизвольно прислушался, на всякий. Из волосатого гнезда доносилось равномерное тиканье. Звёзды над фюзеляже-колодцем распахнули свои ворсисто ресничные протуберанцы, что окаймляли клубки их разноцветных глаз. Рефлексы 0-Седьмого, отточенные бесконечными спецтренировками в спецподготовках к неисполнимым спецмиссиям, мгновенно подсказали: «Васёк, пора рвать когти найух!»

Сорвав стальную пряжку ремня безопасности, я метнулся вверх прыжками переполошенного шимпанзе. Без всяких лиан и лонжей, со спинки на спинку поперёк прохода, в мгновение ока выпулился на колодезную кромку поперечного распила гигантской трубы фюзеляжа.

О-ого! Так она тут не одна! Точно такая же плотно жалась к ней своим дюралюминием. Отчикнутая сечением, носовая часть воздушного лайнера отвесно уходила вниз бездонным колодцем, демонстрируя вид сзади на тесные ряды сидений для пассажиров, пустых и безмолвных.

Ситуация не оставляла досуга на детальное изучение перспективы ко дну сумрачной трубы. Нет даже времени глубже вдуматься в невероятное, свершённое всего лишь миг назад открытие сверхкраткосрочной памяти (СКСП).

Эврика! У памяти три вида! Кто бы мог поду… Но нет… В моих ушах не умолкая звучит зловещее «тик-ток!». Рефлексы не дают разуму объять всю эпохальность открытия СКСП, а сама она, сверхкраткосрочная, неумолимо гонит дальше вниз по скользкой пластмассе подлокотников. Вот и бизнес-класс, где тоже ни одной лианы…

Через потолочный люк аварийного драпа пилотов, я вывесился на всю длину рук и разжал пальцы, переходя в свободное падение. Плоская поверхность, которую едва касался нос авиалайнера, выглядела довольно близкой.

Едва подошвы туфель вошли в контакт с поверхностью, натренированное тело безупречно завалилось на бок, а через миг вскочило отбежать, на всякий.

Нам с телом ни к чему ненужный риск – в кошёлке из волос манильского короткошерстого бобра точно тикало. Могу поклясться под присягой, мой абсолютный слух меня ещё ни разу не подвёл. Стопудово – тикало. До-бемоль второй октавы. Этот звук всё ещё свеж у меня в памяти.

А если сомневаешься в своей же СКСП, кому тогда вообще верить?