Читать книгу Как мы продлили этой зимой - Сергей Язев - Страница 12

Отель был не из лучших. Он был бюджетный.

Собственно, то, что он должен быть недорогим, мы обсудили еще с полгода назад. Для того чтобы переночевать один раз перед вылетом на Шпицберген, не нужны пять звезд. Гаврилов с Женей выбирали отель, обсуждая его в корпоративных электрических письмах, которые я, честно говоря, не очень-то и читал. Какой отель выберут, думал я, там и переночуем.

Дом был старинный. Лифта здесь никогда не было и уже никогда не будет. А reception находилось (находился?) на втором этаже. Туда вела изящно изогнутая ярко-оранжевая лестница. На ней непременно нужно было сфотографировать Женю в ее курточке точно такого же цвета, но мы этого не сделали.

Тяжеловато дыша под рюкзаками, мы поднялись на второй этаж. Там был коридор с высоким потолком, уходивший направо и налево, и рядом с лестницей обнаружилась раскрытая дверь в reception.

Как говорил Станиславский, отель начинается именно с reception. В современных модернистских и постмодернистских отелях дизайнеры вкладывают всю свою креативность в проект этого ключевого объекта. В нашем случае все было иначе. Отель начинался с оранжевой лестницы, которая вела в Средние века, а вот в ключевой объект никто ничего не вкладывал. Он являл собой комнату, более всего напоминавшую кастелянную. Слева располагался огромный, до потолка, деревянный стеллаж, на котором пребывали (так и хочется сказать «пылились») комплекты постельного белья с одеялами. Справа стоял письменный стол довоенного вида – за ним, наверно, сиживал еще какой-нибудь офицер вермахта во время оккупации Норвегии. Из-за стола нам навстречу удивленно поднялся паренек, в генах которого явно присутствовали следы африканцев.

Собственно, как говорят генетики, в этом смысле все мы африканцы – у всего современного человечества значится в предках австралопитек афарский по имени Люси, жившая в Африке более трех миллионов лет назад. Но африканские предки паренька явно были моложе – скорее всего, они здравствуют и сейчас.

Мы ввалились в небольшую комнату с огромными нашими рюкзаками, разом заполнив ее собой. Гаврилов расстегнул портфель и извлек оттуда полиэтиленовую папку с распечатками о бронировании. Афронорвежский паренек с нескрываемым недоумением на лице заглянул в распечатки, потом достал толстую амбарную книгу и принялся ее листать. Рискну предположить, что эта книга лежала тут со времен уникальной акции норвежского антигитлеровского сопротивления ровно 70 лет назад – когда 15 марта 1945 года единственная железная дорога, соединявшая северную и южную части страны, была взорвана почти одновременно более чем в тысяче (тысяче, Карл! – как нынче выражаются в интернете) мест.

Я вышел в коридор, дожидаясь окончания непростого процесса. Процесс обещал быть долгим, но довольно скоро все образовалось. Гаврилов и паренек нашли соответствие между распечатками в папке и записями в амбарной книге и с явным облегчением начали обсуждать детали нашего расселения.

Рябенко потребовал перевести прозвучавшее и прояснить происходящее. Паренек, извиняясь и с трудом протискиваясь между нами, тут же ретировался, а Гаврилов изложил свое видение ситуации. Все в порядке, бронирование подтверждено. Нам полагаются три номера, в каждом – по четыре спальных места, к нам никого не подселят, и на стоимости это не сказывается. В один номер мы можем уже идти (Гаврилов продемонстрировал ключ), а два других еще не готовы, но будут готовы через сорок минут. Поэтому нам предложено оставить вещи в имеющемся номере и сходить пообедать, а к нашему возвращению нам будут переданы ключи от двух остальных номеров – одного на этом же, втором, этаже, а другого – на третьем. Белье надо брать здесь, на полках. Можно прямо сейчас, но лучше, наверно, зайти за ним потом.

– Ну, давайте так и сделаем! – сказал Рябенко. – Обедать действительно уже пора! Мы же толком сегодня не ели – от самого Иркутска.

Мы потащили рюкзаки в номер. Комната были длинной и узкой, слева и справа вдоль стен стояли по две кровати, застеленные белыми простынями (больше всего это напоминало больничную палату). В торце комнаты, напротив двери, имелось единственное окно, слева и справа от него, над кроватями, висели два (две?) бра (бры?). Еще у левой стены между кроватями стоял плательный шкаф, а к изголовьям жались небольшие тумбочки. Собственно, это было все.

Гаврилов и Чекулаев протиснулись к дальним койкам у окна, по дороге цепляясь рюкзаками за все, что тут было. Я положил второй (маленький) рюкзак на левую койку у входа. Большой рюкзак в обрывках меркуловской пленки прислонился к шкафу и занял половину комнаты. Остатки пространства между койками были немедленно заполнены прочими рюкзаками.

– Туалета тут два на этаже, и они в конце коридора, – объявил Гаврилов. – Там же две душевые кабины. Для тех, кто будет жить на третьем этаже – там расположение такое же. Здесь, на втором этаже, есть какая-то столовая – там плита, чайник, посуда, можно пить чай и что-нибудь сварить. Ресторан тут тоже есть – но вход в него с улицы, а если мы покажем ключи от номеров, то будет нам скидка.

– Отлично! – сказал Рябенко. – Тогда пойдемте туда скорее!

Минут десять ушло на суету сует и всяческую суету, посещение туалета, омовение рук – и мы отдельными нестройными группами двинулись в ресторан (вход с улицы на углу). Ресторанчик был невелик. Всюду на столах стояли живые цветы. Он был пуст, и только вскоре после нас сюда зашли двое молодых людей и девушка. Были они в джинсах и кедах.

Мы тут же (не спрашивая разрешения) сдвинули три деревянных столика и уселись вшестером. К нам вышла единственная официантка – явная норвежка (не афро). Был у нее коротковатый, грубоватый нос, очень светлые глаза, прямые светлые волосы и светлая кожа (наверно, загорать ей очень сложно). Впрочем, где тут у них на севере загорать! А фигура у нее была как надо.

Мы заказали местный аутентичный суп (он оказался очень острым – Чекулаев ел его с трудом, заедая немыслимым количеством хлеба, – но очень вкусным). На второе мы взяли каждый свое. У меня, например, на тарелке оказалось мясо с большим количеством овощей, включая вареную морковь, которой могло быть и поменьше. Чекулаев продолжил эксперименты с красным вином, к нему присоединились Женя и Гаврилов, а я попросил пива, и, в общем, все было отлично. Если, конечно, не считать того, что каждому этот обед обошелся от двух до двух с половиной тысяч – при переводе с крон на рубли. Норвегия – дорогая страна и, возможно, даже самая дорогая страна в Солнечной системе. Кроме того, Гаврилов внимательно изучил счет и обнаружил, что коренная норвежская официантка попыталась-таки нас обсчитать.

Пока Гаврилов объяснялся, Рябенко курил на улице, а потом я его сфотографировал на стуле, стоявшем у входа на ступеньках, возле вазы с живыми цветами. А потом на этом стуле, поближе к цветам, посидела Женя. Было нежарко – плюс, но небольшой, градусов пять-семь. «Север», – сказал я в пространство, разводя руками. Затем я не успел сфотографировать через узкую улицу двух девушек в джинсах и кедах. Девушки сидели прямо на каменных ступеньках, и пока я настраивал камеру, они вскочили и удалились.

Наконец вышел Гаврилов, задрав черно-седую бороду и гордо озираясь, и известил нас о том, что он победил – попытка нас обсчитать была успешно пресечена.

– А как вы общались с официанткой? – спросил я. – На чистом норвежском?

– На ломаном польском, – ответил Гаврилов. – Я услышал, как они общаются по-польски со второй официанткой, и обратился к ней на польском…

Я был обескуражен. Мои антропологические изыскания в области норвежского происхождения официантки явно и очевидно рухнули. Она была полька. Полька, которая безуспешно пыталась обсчитать русских.

…Мы вернулись в отель. Комнаты были готовы, ключи взяты, и все разошлись по номерам – устраиваться. Было решено собраться не позже чем через десять минут – иначе мы никогда не соберемся, как заявил Меркулов – и отправиться осматривать Осло. Пока солнце было еще высоко.

– Я должен предупредить – я храплю! – сказал Рябенко, вскидывая на плечо рюкзак и отправляясь на третий этаж вслед за Меркуловым.

– Ну а у меня есть обувь, – отозвался Чекулаев. – Ботинки, кроссовки, тапочки…

Это был недвусмысленный намек на то, что названные предметы полетят в храпящего.

Виктор, впрочем, честно предупредил не только о своем храпе. Еще несколько месяцев назад он сообщил в электрическом письме, что его смущает перспектива оказаться на узкой и короткой девичьей кроватке в недорогих отелях, поэтому он берет с собой надувной матрац и будет спать на полу. «Возле холодильника», – почему-то сразу уточнил Дима Семенов, после чего мем «на надувном матраце возле холодильника» стал жить самостоятельной жизнью в нашей странной компании.

Это давнее письмо, помнится, вызвало у всех живейший интерес. Мы стали интересоваться, откуда Виктору известно, что нас повсюду ожидают узкие девичьи кроватки. Тот отвечал, что не может рисковать. Дело было в том, что весит он сто три килограмма, а рост его, кажется, метр восемьдесят девять или что-то вроде этого. Не всякая кровать, не говоря уже о кроватке, выдержит Виктора. Поэтому заметная часть объема его сумки-рюкзака была занята надувным матрацем. Примерно такая же, какая в моем рюкзаке была заполнена альпийскими горными штанами Семенова.

…Итак, Виктор забрал свои рюкзаки и удалился. А вот Чекулаев, забросивший было свои вещи на левую койку у окна, уходить не стал. И прямо спросил, не будем ли мы с Гавриловым возражать против того, чтобы он остался третьим в этой комнате. По-видимому, перспектива находиться в одной комнате с храпящим на полу возле холодильника Виктором его не прельщала. Другое дело, что никаких холодильников в номерах не было. Единственный холодильник находился где-то в столовой.

Отель, повторяю, был бюджетный.

Мы с Гавриловым, конечно, не возражали, и Чекулаев остался с нами – третьим в номере.

Десять минут истекли. Мы отправились вниз по оранжевой лестнице, туда, где нас с нетерпением ждала столица Норвегии.