Читать книгу Как мы продлили этой зимой - Сергей Язев - Страница 3

Пресс-конференция была назначена на среду, 11 марта. Как и перед экспедицией в Кению, журналистов мы пригласили в новый астрозал обсерватории ИГУ. Совсем недавно, в самом конце минувшего года, на деньги специального проекта Программы стратегического развития университета здесь был завершен ремонт, в результате чего возникла целая стена с фотоизображениями Солнца (в рост человека), галактик, туманностей, комет и прочих типичных космических образов. Перед миссией в Африку стены были еще по-цыплячьи светло-желтыми, теперь же они загадочно чернели, имитируя бескрайние глубины космоса. Тележурналисты оценили это помещение: уже не раз, удовлетворенно хмыкая, они уверенно устанавливают интервьюируемого на фоне либо Солнца, либо почти трехметровой Земли – вид из космоса. Получается необычно и забавно – что, собственно, и нужно для телекартинки.

Виктор Рябенко позвонил минут за десять до начала и сообщил, что не приедет, ибо дела. Дима Семенов позвонил за час и сказал, что и его дела в молодом планетарии не отпускают – «Вы там справитесь?»

– Конечно, – сказал я.

Семенов впервые отсутствовал на пресс-конференции. Впервые за годы наших совместных экспедиций. Это должно было что-то означать.

Я сгреб со стола таблички с фамилиями «Рябенко» и «Семенов». Табличка с фамилией «Семенов» у меня все равно получилась несколько перекошенной – вот и хорошо, подумал я, запихивая лишние таблички во встроенный шкаф.

Приехала Женя Скареднева. Табличка для нее была готова, и была она (табличка) не перекошенной. Тут же появился и Михаил Меркулов, который, собственно, не ожидался, но был очень кстати. Я спросил, устроит ли его табличка с надписью «Виктор Рябенко». Михаил был настроен позитивно и сказал – почему бы и нет. Но я подумал, что будет это неправильно.

Тем временем в дверь один за другим (точнее, большей частью одна за другой) входили журналисты. Внесли штатив и камеру. Время было начинать, и мы начали.

Я показал на экране презентацию об экспедиции, намеченной на следующую неделю. Близилось полное солнечное затмение. Тень Луны пробежит по северной Атлантике в Северный же Ледовитый океан. Никакой суши на пути у лунной тени нет – за исключением датских Фарерских островов и норвежского архипелага Шпицберген. Мы летим на Шпицберген. Кто такие мы? Нас семеро: шестеро иркутян (трое из них сейчас присутствуют на нашей пресс-конференции) плюс обязательный участник наших экспедиций астроном Михаил Гаврилов из подмосковной Черноголовки. Нам предстоит ехать на снегоходах от Лонгйира (это норвежская столица Шпицбергена) до законсервированного поселка Пирамида. На снегоходах. Другого транспорта там нет. Ехать нужно будет шестьдесят километров, сказал я.

Михаил и Женя сидели слева от меня, как бы незаметно, не поворачивая голов, поглядывая на монитор моего ноутбука. За нашими спинами на экране менялись картинки презентации, но разворачиваться спиной к журналистам и смотреть на экран, выворачивая шеи, мои соратники по приполярной авантюре не рискнули – ракурсы были бы неудачными.

Журналисты записывали. Телеоператор скучал, оглядывая галактики на черных стенах, – снимать ему было нечего, поскольку я пригасил свет, чтобы были контрастнее видны картинки на экране, и в зале было явно темновато для того, чтобы включать камеру.

Женя рассказала, что Шпицберген был ее детской мечтой. Когда выяснилось, что там будет затмение и туда отправляется экспедиция, она, не задумываясь ни на секунду, попросилась в состав команды. Она рада, что едет. Нет, трудностей она не боится.

Михаил сказал – впрочем, я не помню, что сказал Михаил. Но к тому, что он сказал, он добавил (а вот это я уже запомнил), что в составе международной команды, в которую мы вольемся, будут наблюдатели затмения из России, Украины и Белоруссии. Так научные задачи объединяют людей из разных стран. Даже в такие непростые времена, как сейчас, – политкорректно заявил Меркулов.

Я зажег свет, телеоператор оживился.

Отвечая на вопросы, я подчеркнул, что шансы на успех крайне малы. Погода на Шпицбергене, по всем прогнозам, ожидается плохая. Точнее, пока что только один день вблизи даты затмения прогнозируется ясным, но вот совпадут ли ясный день и день затмения – пока непонятно. (Погоду отслеживал по интернету Гаврилов, а я старался об этом вообще не думать, чтобы не переживать из-за того, на что мы не сможем повлиять.) Поэтому успешные наблюдения будут большой удачей – а вообще, мы готовы к любому исходу. Нет, не ехать мы не можем, поскольку таков принцип – мы не пропускаем полные солнечные затмения. Даже если вероятность успеха невелика.

Я не стал упоминать о том, что при последней (космонавты говорят – крайней) нашей встрече пару дней назад проректор нашего университета по научной работе и международной деятельности, профессор Александр Федорович Шмидт меня спросил – а какая ожидается погода? Я ответил, что, честно говоря, шансов немного.

– Ну, в следующий раз, перед оформлением твоей очередной командировки на затмение, будем запрашивать прогноз погоды. И принимать решение в зависимости от этого прогноза! – пошутил Шмидт. А может быть, не пошутил… Или не совсем пошутил.

Впрочем, он вполне искренне пожелал нам удачи, когда я уходил.

…Далее были озвучены данные из знаменитого электронного (электрического, как выражается мой давний приятель Юрий Аркадьевич) письма Гаврилова о том, что на три тысячи населения Шпицбергена приходится четыре тысячи голодных белых медведей. Это означает, что конкретно на семерых членов нашей экспедиции их (медведей) там приходится примерно девять штук. Точнее, голов. Или в чем их принято считать?

Числа примерно соответствовали действительности. Насчет того, что шпицбергенские медведи голодны, достоверной информации у меня не было, но я так сказал, доверяя Гаврилову, – ну, и для нагнетания драматизма. Во время объявления этого обстоятельства ни один мускул не дрогнул на наших мужественных лицах – ни у Меркулова, ни у Жени. Журналисты записали – «4000 голодн. медв.». Эта важная деталь попала во все опубликованные в СМИ сообщения.

Вопросов к нам, в сущности, было немного – все было предельно ясно, кроме того, я распечатал пачку пресс-релизов. Когда мероприятие завершалось и журналисты одна за другой стали подходить к нашему столу и забирать свои диктофоны, я вспомнил про дискурс глобуса и сообщил, что на этот раз никакой глобус с собой мы не повезем. Выступать перед школьниками с разъяснительной лекцией перед затмением не получится, поскольку в Пирамиде нет школьников. Собственно, там нет практически никого. Кроме песцов и медведей вокруг. Но к нашему приезду там будут находиться специальные люди из «Арктикугля», чтобы обеспечивать наше пребывание. И заодно нашу безопасность. Поскольку четыре тысячи голодных медведей – это все-таки не шутка…

Пресловутые медведи, по сути, явились главной темой пресс-конференции.

Мы попрощались с журналистами. Шла последняя неделя перед началом экспедиции. Еще ничего (у меня) не был собрано. Насколько я понимал, у всех остальных – тоже. Ну, может быть, кроме Жени – она относилась к происходящему очень серьезно. Дел до отъезда оставалось очень много, и как мы успеем все сделать, было совершенно непонятно. Кроме того, над нами мрачно нависал усиливающийся фактор здоровья. Точнее, его (здоровья) отсутствия.