Читать книгу Как мы продлили этой зимой - Сергей Язев - Страница 9

Они с Меркуловым действительно были на месте – сидели на металлических дырчатых сиденьях возле нашего выхода. Конечно, Женя была уже без курточки, поскольку в терминале было тепло и солнце вовсю светило сквозь стеклянную стену.

– Где вы были? – спросили нас Женя и Меркулов. – Мы скрупулезно обошли все забегаловки и заведения терминала Е и так вас и не нашли…

Мы ничего внятного не ответили. Женя внимательно посмотрела на Чекулаева, и ей сразу же все стало ясно. Я изо всех сил старался делать вид, что я вам тут не Чекулаев – в отличие от него, я серьезен, озабочен, я научный руководитель проекта и непрерывно думаю о делах наших скорбных, экспедиционных, в то время как Чекулаев прост, общителен и радостен. Возможно, несколько чрезмерно. Как нередко немотивированно радостен бывает иногда русский человек, вылетающий за границу.

…Через полчаса объявили посадку, но ничего не произошло. Возле стойки нашего gate не было сотрудников аэропорта, и gate продолжал оставаться закрытым. Вежливая Женя с трудом парировала бурные эскапады Чекулаева. Чекулаев спрашивал: «Так ты встретилась с сестрой в аэропорту?» – «Да, она приехала, и мы пообщались». – «А кто это тебя провожал в Иркутске?» «Мама», – отвечала Женя. «Не может быть! Я думал, это твоя вторая сестра!» – громко поражался Чекулаев. «Я передам, ей будет приятно», – терпеливо отвечала Женя. Ну, и дальше в том же духе.

Будущие участники перелета – норвежцы и не только – молча и вдумчиво слушали этот бесконечный диалог, потому что не слышать его было невозможно. Рябенко в разговоре участия не принимал, я тоже помалкивал, стараясь дышать поглубже.

– Гаврилов был прав, – внезапно сказал Чекулаев, повернувшись ко мне. – Зачем было будить Виктора так рано? За свои две с половиной тысячи он мог бы спать на диване еще полчаса…

В глазах Жени и Михаила Меркулова промелькнуло странное выражение. По-видимому, они не одобряли олигархические замашки своих товарищей по экспедиции.

Впрочем, настоящие товарищи (типа нас) в команде так, конечно, не поступают. Я решил, что больше такое не повторится. Долой олигархов, и да здравствует дружное товарищество наблюдателей солнечных затмений! Отныне – только вместе!

И завязался новый разговор. Но уже минут через пять (я не успел проследить, как) в завязавшейся беседе снова возникли медведи. Надо заметить, они появлялись каждый раз, как только начиналось обсуждение наших экспедиционных дел. Помнится, еще в ноябре прошлого года, когда Гаврилов приезжал в Иркутск, он поведал нам мрачную метафизическую историю про Шпицберген.

– Было это давно. Две студентки оказались там на практике и пошли гулять по горам. И медведь. Убегать от него бесполезно, – сообщил Гаврилов. – И кончилось все печально.

Мы с Женей тогда слушали, не перебивая.

– Одна из девушек спрыгнула со скалы, – пояснил Гаврилов. – С пятнадцати метров. Она переломала ноги, но осталась жива. А вот вторая – нет. Он ее съел.

Женины глаза расширились. Она перевела взгляд на меня, надеясь, что я сейчас скажу – все было не так, Гаврилов, как всегда, шутит! Но я авторитетно и печально покивал, хотя впервые все это слышал.

Женя была потрясена. Она журналист, пишет хорошие художественные тексты, поскольку натура у нее художественная. Судя по всему, Женя представила себе эту картину воочию и содрогнулась. Она еще недавно сама была студенткой и бывала на практиках – хотя и не в Заполярье. В общем, нельзя такие вещи рассказывать художественным натурам. А перед отправлением на Шпицберген – особенно.

Помню, что Гаврилов тогда в Иркутске был явно доволен произведенным впечатлением.

– Была еще такая история, – продолжил начатую вечную нашу тему Меркулов. – Появился какой-то фильм… или книга… В общем, кто-то даже заявил протест, потому что в этой книге человек был представлен просто как пища. Для медведей. А это правда! Белый медведь воспринимает человека именно как потенциальную пищу.

– Особенно белого человека, – добавил я неполиткорректно, посмотрев на нескольких африканцев, ожидавших вместе с нами вылета в Осло. Не удержался.

На Женю опять было больно смотреть.

– Медведь – это страшное дело, – авторитетно вступил Чекулаев. – Был еще такой случай. Тайга, мужик, и на него выходит медведь. У мужика ружье. Он увидел медведя – и окаменел. Не может пошевелиться! Там были другие люди, медведя застрелили, а мужика спрашивают: «А ты-то почему не стрелял?» Какое там стрелял! У него три дня руки не шевелились, пальцы не разгибались, совсем, сам закурить не мог… Но это, правда, был бурый медведь…

Я тоже вспомнил пару медвежьих рассказов от своего друга и коллеги Павла Гавриловича, который в молодости, бывало, охотился в Киренском районе… Но рассказать их не пришлось – к счастью, возле стойки появился некто в форме, и все беспорядочно задвигались, и мы стали хватать свои рюкзаки, вдевать руки в лямки, вставать в тут же образовавшуюся очередь, расстегивать карманы, искать, доставать и держать наготове загранпаспорта и посадочные наши талоны в Осло. Руки у нас шевелились. Пока.

…Мы вошли в самолет. И когда я уселся, пристегнул ремень и умиротворенно посмотрел в иллюминатор, пришла откуда-то мысль: а ведь Гаврилова-то на посадке не было! И когда мы проходили, уже в салоне самолета, через его бизнес-класс, там тоже никого не было! Совсем никого. Может быть, он до сих пор сидит в «Галактике» и ест очередную кашу, «запивая сантуринским»?..