Читать книгу Мертвые Царевны. Стражи Приобья. Легенды Севера - Сергей Юрьевич Соловьев - Страница 15

Прошел еще один год, Снега прилежно училась у Оры, и ведунья в ней души не чаяла. Немало людей вылечила и от смерти спасла, так что к потаенному дому Ору люди стали приходить часто, надеясь больше не на силу трав, а на Снегурочкино умение снимать боль, излечивать прикосновением рук. Много важного выучила Снега, но так, как будто и так знала многое. Секреты многих трав, минералов, грибов, все было открыто теперь гостье племени.

– Смотри, Снега, эту траву надо лишь настаивать, а эту, – и Ора показала девушке, – надо выварить, и только стебель. Корень, только настаивать в горячей воде, а потом вываривать в молоке.

Девушка внимательно смотрела, запоминая все эти травы, и раскладывала по разным горшочкам. Она и сама знала очень многое, то, о чем Ора, наставница и не догадывалась, про тайные силы некоторых папоротников. Снадобьями был заставлены полки на стенах, а в особом ларце хранилось снадобье, варить которое научила Снега и Алену, это тайное зелье для воинов, снимающее усталость и дающее силу в бою.

Этот день, который всем запомнился, это был день за неделю до летнего солнцестояния. Снега жила уже у Оры, и собиралась после праздников отправится на Алатырь-Остров, куда ее грозным письмом уже звали Пряхи. Девушка занималась лечением раненого плотника, человек был издалека, из Обдории, и добрался до селения Снеги небыстро.

– Что же ты, добрый человек, рану-то запустил? – укоризненно выговаривала девушка высоченному мужчине, разматывая сильно гноящуюся рану на предплечье, чувствуя жар во всем теле раненого, снимая заскоруслую ткань и почерневшие листья подорожника.

– Прости меня, славница, и так друзья помогли на лодке спустится к вам, недели шли, торопились.

– Быстро, – озабоченно сказала ведунья, подставив бронзовый таз под руку раненого, достала бронзовый нож, провела его через светильник, посмотрела в глаза болящего.

– Спи… – сказала она протяжно, и мужчина впал в забытье, а Снега быстро разрезала брызнувший нарыв, выпуская гной и кровь. Она следила, пока не пойдет чистая красная кровь из раны, забормотала себе под нос, потом левой рукой взяла платок, и без брезгливости, лишь улыбнувшись, оттерла попавший ей на щеку гной из раны. Поднесла к лицу серебряное зеркало, быстро осмотрела себя, и перехватила вену на предплечье правой рукой, и кровь остановилась. Дальше, по привычке, наложила обе свои руки на рану, закрыла глаза, сосредоточилась, и остановила кровь. Встала, как всегда, после тяжелого излечения, шатаясь и теряя зрение. Ора подбежала к ней, боясь, что девушка упадет на пол, и усадила ее на кресло, и поднесла испить меда. Снега, водя вокруг себя невидящими глазами, протянула руки к наставнице.

– Вот, возьми, – со слезами в голосе сказала женщина, – попей сердешная. Опять ослепла. Опять при смерти был?

– Два дня только ему и оставалось, Ора, – ответила слабым голосом девушка, – но мертвых не смей ко мне пускать, пожалеешь, – поговорила она строго, и уже смогла взглянуть на ведунью. – Чего там за письмо Пряхи мне прислали? Дай поесть что-нибудь, пирожок какой, лучше с луком и яйцами

– Чего, чего, – уже с радостью в голосе говорила Ора, – не зовут, требуют тебя к себе, а то грозятся покинуть Алатырь и приехать за тобой.

– Вряд ли, – усмехнулась она, – они не могут уйти с острова.

– Прочитай сама, – и Ора протянула даже не бересту, а кожу, с написанными рунами.

– Пока не вижу хорошо, прочти, наставница, – и уже озорно улыбаясь, поцеловала Ору в щеку.

– Давай, – и начала читать:

Славнице Снеге от Прях привет.

Что же ты не пришла к нам, как тебе велено? Тебе пора к нам возвращаться. Не просто так мы тебя к себе зовем, а должна ты пройти посвящение как должно, иначе и сама пропадешь и других погубишь. Запретить человеков лечить мы не можем, знаем, что и отказаться ты не в силах. Если до осени не придешь, мы придем за тобой, и клянемся, что когда одна из нас умрет, тогда ты станешь одной из нас. Вождь Зиги тоже письмо от нас получил, так что силой поедешь.

– Ты была на Алатыре? – сказать, что Ора была удивлена, значило вообще молчать, – Что же не говорила?

– Не могла я сказать, наставница, прости.

– Так что собираться надо тебе, к вечеру жди самого Зиги с воинами.

Снега только вздохнула тяжело, уже сама встала, подошла к излеченному и разбудила его.

– Вставай, славный, лечение закончено. Каждые три дня меняй повязки, промывай настоем тысячелистника, подорожник клади на рану.

– Спасибо тебе, девица, – и он поклонился в пояс, и из своей котомки достал большой кусок мамонтова бивня и отдал Снеге.

– Это для вас, ведуний, вам нужнее.

– Спасибо, добрый человек. – ответила девушка.

Гость засобирался и вышел из горницы, Снега очистила бронзовый таз, и продолжила уже теперь сборы. Они с Орой складывали в ларь полушубок, теплую шапку, валяные сапоги, зеркало серебряное, два подаренных ей кинжала, браслеты, подарок за жизнь вождя сколтов, и ожерелье за жизнь жены вождя данов.

– Лучше бы пирогов принес, – ворчала Ора, помогая укладывать ларь, – теперь посвятят тебя, тебя девица, точно, узришь ты тайну горы.

Снега смотрела на Ору, и улыбалась, не говоря о том, что всё это на виела и всё прошла.

– И Прях увидишь наяву, а они не каждому себя кажут. – продолжала Ора, – Запомни, приплывешь ты на лодье, провожатые останутся в избе на берегу. Будете ждать, пока послушницы не придут, Семеро Мары. Проводят тебя в пещеру, где живут ведуньи, а наутро Мара тебя представит под очи Прях. Постучишь ты в дверь между колоннами из разноцветного камня три раза, и скажешь, что пришла найти истину и предстать перед Пряхами, а они ответят, что просящему всегда дверь открыта, и ты войдешь.

– А что дальше, – с круглыми от любопытства глазами и деланным интересом спросила Снега, еще придвинувшись к наставнице, – ну, не томи.

– Дальше у каждого свое, но все свое рукой судьбу испытывают- кости бросают в священном месте, что выпало- так тому и быть. Все у тебя будет хорошо, – и поцеловала девушку, – вот, поешь, маковая заедка, – и она протянула ее в руку Снеги, и лакомство было мигом съедено.

Они посидели немного, и опять стали собирать девушку в дорогу, как вдруг раздался стук в дверь.

– Сейчас, открою, – побежала вниз Ора.

– Спроси, кто, – тревожно екнуло сердце у девушки.

– Да отроки Зиги, за тобой, кому еще тут быть, – крикнула из подклети женщина, открывая засов, и раздался крик: «Идите откуда пришли, не пущу я вас к ней!», в ответ был лишь безудержный и безутешный женский плач со словами: «Да живой он, дышит, вот, посмотри. Я и Снеге гостинца принесла».

– Пусти их, – крикнула Снега, а у самой все затряслось внутри от тяжелого предчувствия…

Двое мужчин принесли тело, и их мигом веником выгнала Ора. Тело лежало на лавке, девушка кинулась к болящему, прислонила бронзовое зеркало к губам лежавшего. Она посмотрела на незамутненную полированную поверхность, и отшатнулась, умерший был еще теплый, но уже не дышал.

– Он умер. Я вас заклинала, не просите меня…

– Да он только… – и женщина упала на колени, обнимая ноги Снеги, поднимая к ней заплаканное лицо, – спаси… живой он, попробуй… – и разразилась потоком слез, женщину трясло от невыразимого горя.

Снега, сняв браслеты с рук, и распустив волосы, как будто во сне двигалась к мертвому.

– Нет, не надо, – с криком бросилась к ней Ора, – себя погубишь! – и сама упала, ей в ноги, рыдая.

– Знать судьба моя такая, – сказала юная ведунья, – Не могу отказать, -говорила она, зажигая светильники вокруг тела, села рядом с ним, и положила свои ладони на лоб мертвого. Казалось, сам огонь стал неярким, что все светильники в горнице потемнели, и тени удлинились, и даже воздух похолодел.

Как зачарованная, Окса, жена умершего, смотрела, как прекрасное, веснушчатое лицо Снеги становится неподвижным и беломраморным, розовые губы синеют, а голубые глаза становятся черными, и даже белки глаз чернеют. Пепельные волосы стали ослепительно белыми, а ногти на пальцах- темно- синими. Прошло немало времени, и даже, казалось, в горнице стало холоднее. Но вот, наконец, тело мертвеца дернулось, изогнулось дугой в спазме, стали двигаться ноги, а затеи и руки. Мужчина шумно втянул воздух ртом, открыл глаза, и с непониманием огляделся. Его жена кинулась к нему, обнимая и прижимая его голову к своей груди. Было видно, то оживленный узнает, силится сказать что-то, но не может.

– Через два дня заговорит, – чужим голосом, не поворачиваясь, сказала ведунья, – узнал тебя?

– Да, великая госпожа, – и Окса кинулась к Снеге, обнимая ее опять, и стала срывать с своих рук золотые браслеты, и рывком сняла золотое же ожерелье, и положила на стол, – это не все, не думай. Еще коней приведу. Не сомневайся, дева, не скажу никому, жизнью клянусь, – и она поддерживая мужа, повела его из дома ведуний.

– Не понимаю ничего, – подходя к Оре плывущей походкой, – и я вижу все, но серое вокруг, бесцветное… – и она выставила руки перед собой, ощупывая комнату, – Как Стражи решили его отпустить, с того Света, понять не могу. Видать, недалеко прошел по Калинову мосту… Но все серое, Ора, – она все говорила таким же низким голосом без эмоций, и лишь слезы катились из ее теперь черных глаз – Я запаха цветов не чувствую, – напряженно прошептала Снега, – никаких запахов…

– Не вини меня госпожа, – и Ора поползла на коленях к Снеге, утирая слезы, – что допустила к тебе…

– Но не мертвяка я сотворила, – уже спокойнее сказала девушка, – а человека с душей оживила, а это возможно лишь по воле Стражей мира, Близнецов. Бежать мне надо, упряжка коней нужна, или олени. И позови моих названных брата и сестру. Я в лес уйду, а то сейчас отроки Зиги нагрянут.

– Все сделаю, – махнула головой Ора, накидывая безрукавку, – спрячься пока, лишь бы Бор не узнал. Все вынюхивал да выведывал два последних года.

– Иди уже, времени нет совсем.

– Бегу.

Быстро спустившись по всходу, Ора пробежала по тропинке в саду, где играли дети.

– Мама, ты куда! – крикнула дочь, – ты скоро вернёшься?

– Сейчас вернусь, не обижай сестер, – и она выскочила из калитки, мимо Дубравы, которая шла навстречу. Ора ее и не заметила. Послушница чуть не выронила лукошко с травами, и обернулась, увидев убегающую ведунью, спешащую в селение.

– Да что случилось- то? – не понимая пробормотала Дубрава, и пошла к дому, думая, что произошло здесь.

– Доброе утро, Дубрава, – звонко закричали играющие дети, – а мама скоро придет.

Послушница присела к девочкам на траву, они окружили ее, держа в руках своих глиняных кукол.

– Мы видели, мы видели, – закричала другая девочка, – тетя Снега лечила кого-то.

– Сначала принесли на носилках мужчину, – перебивая громко и заплетающимся детским голосом сказала сестра, – а потом, – и она сделала страшное лицо, – этот с носилок ушел своими ногами, а его жена держала под руку. Но он не говорил ничего, а я его даже за штаны дернула, а он ни слова не сказал, – засмеялась девчонка, улыбаясь тремя своими зубами.

Дубрава сглотнула от страха, предчувствуя недоброе. Послушница оглянулась, посмотрела на громадную яблоню, которая уже отцвела, ту самую, которую Снега вылечила, и с тех пор она давала великолепные яблоки, золотистые, на диво большие. Она медленно встала, взяла свою ношу, и не спеша стала подниматься по всходу, стараясь не скрипеть половицами. Шаг за шагом, опираясь на перила, и дверь в горницу была открыта, так что и свет падал через бычий пузырь на окне. Дубрава положила лукошко, и не скрипнув дверью, тихо вошла. В кресле сидела высокая незнакомая девушка, с белыми волосами, и одежда на ней была Снеги.

– Ты кто! – крикнула послушница, вынимая кинжал из ножен на поясе, – что чужую одежу надела!

Дубрава, держа дареный кинжал, поигрывая ручкой, думала про себя, что нет, воровку сильно бить не станет, а передаст Оре, а там как сама решит. Но откуда чужие здесь? Собаки не лаяли, дети не видели никого, кроме посетителей. И холодный пот потек по спине послушницы, липкий страх сковал руки и ноги, и изо рта с трудом вырвалось:

– Ты кто, – лишь слабый шепот вырвался из ее высохших уст.

– Это же я…

Смерть Снегурочки, и пропажа ее тела

Увидев лицо сидевшей девушки, послушница страшно закричала, и выронив кинжал, опрометью побежала прочь из дома Оры. Страх придал силы ее ногам, да она и так неплохо бегала в детстве, подруги с трудом ее догоняли в детских играх. Она неслась, как олень от зимних голодных волков, не разбирая дороги, через кусты, до селения, и без устали так добралась до ограды дома Бора, волхва гуннов. Дубрава задыхалась после такого бега, и еще хватая воздух широко раскрытым ртом, в изнеможении оперлась о забор, и стала стучать девичьим кулачком в калитку дома ведуна, да так, что костяшки отбила. Залаяли собаки, заскрипела дверь дома, и вскоре послушница, все еще дрожавшая от страха, наконец услышала шум открываемой калитки.

– Кто здесь? – строго спросил один из послушников, другой держал в руке, правда опущенной, булаву.

– Дубрава я, – назвалась девица, – к Бору, по делу срочному.

– Говори давай, мы передадим, – сказали отроки, но тут раздались сильные, гулкие шаги, и удары посоха о землю, и подошел хозяин дома.

– Здравствуй, дитятко. Что случилось? – привычно уверенным голосом сказал волхв гостье.

– Лучше один на один скажу, – почти не открывая рта, проговорила послушница, – так лучше будет, почтеный.

Бор подумал, и махнул головой, соглашаясь, и повел девушку в сад, и усадил на скамью, стоящую среди яблонь.

– Ну, говори, – сказал он нетерпеливым тихим голосом, – что случилось, чего боишься?

– Эльга здесь, – прошептала еле живая Дубрава, сложив руки у себ на коленях, и разглаживая свой сарафан.

– Где, – только и смог вымолвить волхв враз охрипшим голосом.

– В доме Оры, почтенный, – сказала послушница, – сидела в кресле, повернулась, и я увидела ее лицо, беломраморное, – и она коснулась своего лица, – черные глаза и белые волосы…

– Пошли, быстрее, – и он побежал вниз, увлекая за руку девушку, – сейчас, на колеснице быстро доберемся.

– Упряжку, мне, быстрее. – закричал он во дворе, и служители привели запряженную колесницу и четырехколесную повозку, и волхв встал в колесницу с Дубравой, а возница стал погонять коней, повозка сильно отставала. В облаке пыли они остановились у ворот Оры, и быстро вошли в двери дома, и поднялись по лестнице, где мирно сидела в кресле Ора с Подагой рядом, и в горнице крутились дети.

– Где? – спросил Бор.

– Кто? – тихо спросила женщина, поднимая глаза от шитья, – Здравствуй, Бор.

– Где ледяная женщина? – громко говорил волхв, нависая над знахаркой.

– Бор? – она вскинула глаза в притворном непонимании, – Откуда ты пришёл?

– Дубрава всё видела. Где она? – он стал пять наступать, гремя посохом при каждом своем шаге. – Всё одно найду ведьму! – кричал не своим голосом.

Дети подбежали к матери, и от страха схватились а её подол, и стали плакать.

– Смотри, если хочешь, – сказала она, обнимая детей и усмехаясь.

Бор быстро обежал комнаты дома, распахивая все двери, открывая занавеси, и бегом спустился вниз, во двор.

– Быстрее, собак сюда! Отроки! В погоню! – закричал он.

Во дворе раздался бешенный лай собак, и загрохотали колеса повозок. Погоня пошла по следу беглянки.

Ора запыхавшись, держалась за калитку дома Зимы, пытаясь вздохнуть, но нестерпимо заболел бок. Она судорожно сжала пальцами последнее препятствие к дому, и медленно шагнула во двор Зимы. К ней подлетели собаки, виляя хвостами, но только обнюхали, как свою, и отбежали.

– Уж не девочка, – вздыхала ведунья, – так бегать -то. Да где же все домашние?

– Проходи, Ора! -крикнула Зима из горницы, – поднимайся!

– Сейчас… Близнецы дома?

– Только Алена.

– Скажи, пусть спустится ко мне.

– Хорошо, сейчас уже идет.

Ора ждала недолго, к ней сбежала по всходу Алена, и она была удивлена, и приходу ведуньи, и как та выглядит, как загнанная лошадь.

– Что так смотришь? Где брат? Бежала к вам, торопилась.

– Учит Гильду из лука стрелять, – улыбнулась Аленка своей широкой улыбкой, – жалко его отвлекать.

– Далеко он отсюда?

– Нет.

– Зови быстрее, времени нет.

– Хорошо, – Алена еще раз окинула взглядом женщину снизу вверх, и вышла со двора на улицу.

«Что случилось?. Что бы Ора, да бежала… Где Ван? Где этот мальчишка?» – все думала она про себя, а ноги несли ее все быстрее, и почему-то холодело внутри. Наконец, она не выдержала.

– Ван, ты где? – что есть мочи закричала она, и стала продираться сквозь ветви деревьев.

На поляне, Гильда тянула лук, а Ван, стоявший сзади помогал девушке держать его правильно. Левую руку славницы прикрывал резной деревянный щиток, а тянула тетиву правой рукой, средним и указательным пальцем. Девочка правда больше косила глаза на пригожего парня, но лук все из руки не выпускала.

– Стреляй, – наконец, разрешил Ван, и стрела полетела в мишень, -отлично! – крикнул довольным голосом юноша, и девушка заулыбалась от похвалы.

– Гильда, привет! – прокричала Алена, задыхаясь, – Ван, нас зовут. Пошли, не медли.

– Чего случилось? – недовольно сказал юноша, убирая лук в налучье, – кому там не сидится?

– Привет тебе, Алена, – поздоровалась дочь вождя, – мы уже заканчиваем. – твердо сказала она, смотря на Вана, – Тебе пора, вернее, нам пора идти, – сказала она, смотря ему прямо в глаза, – я с тобой пойду.

– Пошли, сестра, – сказал он, и его сестра побежала, показывая путь, за ней помчался брат с Гильдой.

Они перескакивали через кусты, лежащие деревья, бежали по высокой траве, по ковру из хвойных иголок. Дочь вождя не отставала от Близнецов, и ноги ее были тоже быстры. Несколько птиц, недовольно хлопая крыльями, убрались с их пути. Они бежали, как понял Ван, к дому Оры. Ван обернулся на Гильду, но та не отставала, поддерживая кожаную суму, перекинутую через плечо. Девушка лишь раскраснелась от быстрого бега.

– Немного осталось, – крикнула быстроногая Алена, припуская ещё быстрее.

И вправду, рядом была изгородь дома Оры, а перед ней канава для стока воды, заросшая кустами. Алена открыла калитку, и за ней вбежали тяжело дышавшие Ван с Гильдой.

– Пошли, только осторожно, – приговорил юноша, стараясь отдышаться, – Ора, наверно, наверху?

– Должно быть, – пожав плечами, ответила девушка, – собаки с детьми возяться. Пошли наверх.

Они втроем вошли, а скорее вбежали по лестнице наверх, около двери стояла Ора, сжимая платок в руках.

– Наконец-то, хорошо, что быстро, – сказала она, и дала в руки Близнецам заплечные мешки, – привет, Гильда, – выдохнула она, – может, тебе не стоит с ними-то?

– А почему? – задрав нос, спросила девушка, – я с ними пойду.

– Ван, – вздохнула Ора, – посмотри, что с Снегурочкой.

Юноша подошел к сидящей к ним спиной девушке, с покрытой платком головой. Вдруг она повернулась, и ее глаза навечно остались в его памяти, а ее лицо снилось до самой смерти. У Эллы, а теперь это была она, были черные бездонные глаза, ослепительно белое лицо с синими губами и белыми, как снег, волосами.

– Видишь, Ван, как случилось-то? Не перемогла я. Теперь на Алатырь мне только бежать осталось, – печально говорила она, – Если не захочешь мне помочь, не виню.

– А… это… не проходит уже? – с надеждой промолвила Алена, подходя к девушке, и обнимая ее, – что же ты…

– Говорила я, не могу отказать просящему… Мертвого оживила…

– И он… – с ужасом молвила Гильда, – Неживой, – и от ужаса девушка прикрыла свои губы ладонью.

– Нет, – глухим, не своим голосом поговорила Элла, – живой он… только заговорит только через три дня…

Тут Ора упала на колени перед Эллой и заголосила, утирая слезы:

– Прости ты меня дитятко, не знала, не знала я… Окса клялась, что муж живой ее еще, не знала я, что мертвый, – и заголосила еще больше.

– Так суждено было, Ора, не кручинься. Так что Ван, Алена, и ты Гильда, подумайте, с кем пойдете, – и она опустила голову, – Идти мне надо. На Алатырь.

– Я с тобой пойду, Элла, – впервые так Ван назвал Снегурочку, – доведу, куда скажешь.

– И мы пойдем с тобой, – сказала сверкнув глазами Гильда, – Ты меня излечила, считай, я заново родилась. Разве я от тебя откажусь? Мало ли что Бор и отец скажут, Но уходить быстро надо, Бор давно Снегу, то есть Эллу, подозревал, что она из ледяных великанов. Все отца убеждал. Уходим прямо сейчас.

Элла схватила свой, уже собранный мешок, и взяла флягу с медом.

– А еду забыла, доченька, -крикнула ей Ора, доставая ее любимые пироги.

– Я больше не ем, счастливо тебе, Ора! – крикнула девушка, и пошла к лестнице.

За Эллой быстрым шагом пошли и остальные, осторожно ступая по ступенькам. Во дворе подбежали собаки к людям, но к Элле не подходили, а когда она захотела погладить пса, тот поджал хвост, как маленький щенок, и опрометью убежал.

– А чего он? – жалобно спросила ведунья, и лишь слеза скатилась по щеке.

– Пойдем быстрее, к пристани, лодку возьмем, – сказала Гильда.

Вдруг они услышали лай своры собачьей, и бросились бежать. Элла бежала быстрее всех, она не задыхалась и не уставала, и не потела вовсе. Вот Алена, споткнулась, и закричала, держась за колено. Элла быстро подбежала к ней, нагнулась, оправила свою, теперь белую косу, и наложив руки на пострадавшее место, тут же сняла боль, и опухоль сошла.

– Все? – ведунья сама не верила, – давай, побежали дальше, – и подняла ее за руку, – Я последней пойду.

Элла, не торопясь, бежала позади всех, и сворка Бора приблизилась к ней, и невероятно! Тут же, жалобно взвыв, огромные псы, как ошпаренные, бросились обратно, к людям волхва. Собаки не выносили запаха чужих, непонятных существ. Но беглецы от погони оторвались, и вот, подбежали к пристани, и Гильда мигом перерезала кинжалом удерживающий челн канат, Элла и Ван сели на весла, а Гильда взяла в руки рулевое весло. Кожаная лодка заскользила по водной глади Оби. Только легкие волны били в борт, чуть покачивая суденышко. Вот из-за кустов показались люди, с треском раздвигающие густые ветви.

– Стойте, – раздался крик преследователей.

– Давайте подождем, – не к месту пошутила Алена, криво усмехнувшись, – может, чего хорошего принесли?

– Ну да, много хорошего, – согласилась Гильда, – луки со стрелами. Издалека бить не будут, не захотят в меня попасть. Ван, греби сильнее, а там, глядишь, и в протоке спрячемся.

– Хорошо, – говорил уже раскрасневшийся от работы юноша, взглянул влево, и мраморное лицо Эллы не покраснело, и не было на лице даже бисеринки пота.

– Я теперь не устаю, Ван, – чуть улыбнулась она своими синими губами, – обещай, что поможешь мне.

– Конечно, Элла, – проговорил он чуть тяжелее, – Всё что ахочешь, моей названной сестре помогу.

– Через два дня сожги меня, – сказала она спокойным голосом, а юноша с вмиг ошалевшими глазами, едва не выронил весло из своих рук.

– Ты что? – сказал он уже заплетающимся языком, а услышавшая все Гильда чуть не выронила рулевое весло, – как я смогу?

– Еще как сможешь, – жестко говорила Элла, – плывем к противоположному берегу, погоню живо собьем.

Гильда, ошалевшая от слов Эллы, беспрекословно подчинилась, и челн полетел к тростнику противоположного берега Оби. Элла и Ван гребли без устали, но юноша нахмурил брови и потемнел лицом. Наконец, раздвинув носом заросли, суденышко ткнулось в берег, и друзья перемахнули через борт, а Элла, став нечеловечески сильной, вытащила его из воды. и вытащила на берег, спрятав челнок в кустах орешника.

– На обратном пути заберете, – тихо сказала ведунья, – пошли палатку ставить.

Место нашли неплохое, палатку укрыли еловыми ветвями от чужого глаза, а Ван ни слова ни говоря, пошел рубить дрова. К вечеру заготовили поленницу, и пошли отдохнуть. Гильда поставила два котла, один для каши, другой для травяного настоя.

– Садитесь, готово все, – позвала она Эллу и Близнецов, – вот, берите, – и она разложила по деревянным мискам еду, все стали есть. Глотали, не чувствуя вкуса, не понимая что происходит, но чувствуя тяжесть внутри и беду рядом.

– Просто по другому нельзя, да поймите меня. – пыталась убедить друзей Элла, – Через два дня я стану, как моя мать, – и все разом повернули голову на девушку, – да, Эльга мать моя, – и она вздохнула, – Если я не умру, то я стану Новой Ледяной царевной, а мать сможет заснуть под ледяным покрывалом, и проспит она пять тысяч лет. А я буду Ледяной царевной до самого конца миров, когда придет день, и пробудятся все Семь Царевен.

– А что, до Эльги были еще, – с трудом выговорила страшные слова Гильда, едва не уронив миску, – еще шесть?

– Да… Шесть, и спят они все в этих местах. В Уральских горах, а одна недалеко, ее чую отсюда, прямо, – и она махнула рукой в сторону леса.

– И как… – не смогла договорить Алена.

– Придет царь, Избранник, и всех разбудит. Как гласит предание:

«И будет он лицом светел и чист, с золотыми волосами,

и сердцем чище и тверже льда, с помыслами ярче солнца,

И Семеро, с Армией Мертвецов подчинят весь мир Царю»

А что будет дальше, лучше и не думать. – закончила она, поникнув головой.

Все даже не могли смотреть друг на друга, Гильда только тихонько собрала миски, да разлила настоя по ковшам. Все попили, и Гильда пошла спать в палатку, а Ван с Аленой долго смотрели в костер, как его языки пожирают сухие ветки, те потрескивают, и вверх сыпятся искры. Ван представил всё это… да сразу замотал головой, только и вымолвил:

– Нееет… – в исступлении схватившись за корень дерева.

– Не кручинься, Ван, у меня напиток есть с собой из вываренного мака, больно мне не будет. А тебе, за службу, подарок от меня, – и она протянула ему серебряный нож в кожаных ножнах.

– Оружие это против мертвых. Сразу убивает любого Неживого. И помни- мать мою не смей трогать, но серебро помогло мне из Запретного острова бежать, – и она отдала из сумы карту на коже. – Мать моя, – и она вздохнула, – уж знает, что я обратилась и спешит сюда. За неделю дойдет, не сомневайтесь. Путь туда ведет с Алатыря, через подземную пещеру. Я оттуда, с Запретного, почти сутки ползла, а вход другим серебряным ножом закрыла, поэтому Эльга эту дорогу потаенную не знает. Поняли ли меня? И мать и Семерых все равно не убить, усыпить можно, но как это сделать, лишь Пряхи знают. Спите, утро вечера мудренее.

– А ты, Элла? – сказал он, оглядывая лицо названой сестры.

– Теперь я не сплю, – просто сказала она. – посижу, посмотрю на звёзды в небе.

Наутро все встали, поели, Элла ушла в лес, переоделась во все лучшее, а Ван, с трудом перебирая ногами, устилал поленницу еловыми ветвями, а Гильда всё плакала без конца, утирая лицу рукавом. Алена старалась держаться, но взглянув опять на названную сестру, ладонью стирала нахлынувшие слезы.

– Вроде бы пора, – твердо сказала Элла, доставая сосуд из своей сумки, и отпила из него. Была она в дареном Бором венце из жемчуга, с браслетами на обеих руках. Суму положила на землю.– Это тебе, Алена. Это вот тебе, Гильда, – и она отдала ей витой золотой браслет и серьги. Выходи за Вана, – прошептала она, -он хороший, – и говорила уже громко, – Алена, это тебе снова, – и вложила ей в ладонь ожерелье, – Ван, братец мой названый. Трудно тебе пришлось, а будет еще труднее, и вот, возьми, – и она отдала ему кольцо со свастикой, – с этим и на Алатыре приветят. Прощайте все, – и она расцеловала каждого, но ее беломраморное лицо не менялось, лишь из угольно – черных глаз скатились слезинки.

Гильда и Алёна не в силах больше сдерживаться, заплакали ещё сильнее, а сестра Вана сжала дочь Зиги в своих объятьях, не в силах смотреть на поленницу.

Ван поддерживал ее за руку, поднимавшуюся наверх поленницы, она встала там, и обняла столб руками.

– Зажигай, – закричала она юноше.

Ван хмуро побрел к костру, и опустил в него факел, зажигая его от огня. И тут услышал сильный лай собак, и крики людей, и различил вопль Бора:

– Держите ее! Вот они!

– Ван милый, зажигай! – прокричала ведунья, а юноша, с трудом передвигая одеревеневшие ноги, зажурившись, ткнул факел в поленницу, зажигая сначала еловые ветви внизу дров. Непонятно как, но огонь охватил место погребения, и с гудением поднимался кверху, осыпая поляну искрами. Огромный факел, выше самых высоких сосен поднялся к самому небу. На поляну первый выскочил Бор, и задыхаясь, спросил:

– Где она?

Ван поднял на него покрасневшие глаза, его лицо покрытое сажей, пересекали дорожки от слез, и он лишь показал правой рукой на огромный костер. Вокруг стали собираться люди, пришедшие вместе с волхвами, оглушительно лаяли, а потом вдруг жалобно завыли псы, Гильда и Алена всё рыдали у кустов, обнимая друг друга. Над костром вдруг стали собираться угольно-черные тучи, рассекаемые ослепительными молниями. Ван стоял близко к огню, и его лицо обжигал жар костра. Он смотрел на последние мгновения жизни Эллы не отрываясь, и вдруг среди молний и туч мелькнуло ее лицо, и это было лицо не Ледяной царевны, а ослепительно красивое лицо прежней Снегурочки, и столб света рассек пламя костра, а тучи вмиг рассеялись, а молнии прекратились. Дальше костер догорал, лишь роняя искры от хвои и коры деревьев. Подбежавший Орм кинулся к костру, но его остановили Фат и Целл, и сын волхва безуспешно вырывался из их рук, пока подоспевшие отроки не оттащили его в безопасное место. Ван не отходил от костра, пока он не погас. Лишь редкие языки пламени, то здесь, то там лизали несгоревшие куски бревен. А так вся поляна была покрыта пышущими жаром дубовыми угольями. Бор подошел и похлопал его по плечу, но ни сказал ни слова, лишь подал большую бронзовую корчагу, украшенную спиралями. Красивый сосуд сиял как солнце, и был великолепно сработан, вполне заслуживающий быть последним пристанищем костей Эллы. Долго еще огонь не догорал, и служители Бора принесли мед в корчагах.

– Осторожней, не обожги ноги, – пробормотала Гильда, а Бор подал деревянные большие боты, которые Ван надел на свои сапоги. Юноша брал корчаги, заливая остатки пылающих углей, и горячий пар от меда бил его в лицо, пропитывая его одежду. Медовый туман клубился над кострищем, и юноша нагнулся, разгребая угли дубовым посохом, обжигая свои руки жаром углей погребального огня.

– Где, где же… – он с ожесточением раскидывал в стороны остатки костра, но не мог не найти НИЧЕГО. – Должны же быть они здесь…

– Ван, отдохни, – тихо сказал Бор, – Послушников сюда!

Подошли трое его учеников, обутые в схожую деревянную обувь, и стали проверять кострище более внимательно. В самом конце, они просеивали уголь через бронзовые решетки. Но даже остатков украшений не было, а не только обгоревших костей девушки.

– Бор, ничего нет. Все переворошили. Нет костей, – сказал послушник, пожал плечами, и пряча перепачканные в саже и углях руки.

– Только одно возможно… – говорил волхв собравшимся гуннам, – она была Ледяной царевной, из ледяных великанов родом, – сказал он, опустив голову, – но она не было злой, и сама предпочла сгореть, и растаяла в огне, – повторял он соплеменникам. Мы будем скорбеть о ней, и помнить ее. Она многим помогла, и многие обязаны ей жизнью. В знак памяти мы наполним сосуд углями с костра, и положим в курган, который здесь и насыплем, что бы помнить ее и ее доброту к нам.

Гунны стояли, опустив головы в знак скорби, и с десяток людей сели в лодку, и поплыли за лопатами в селение. Гильда собирала палатку, а Алена ей помогала, укладывая вещи. Ван подошел к Бору.

– Волхв, перед ее смертью я видел лицо Снеги, и столб света, который вознес ее. И она не Ледяная Дева, ты сам видел, у нее красная кровь.

– Ты же видел десятки и десятки людей, юноша. Что я должен был им сказать? – говорил она, хмурив брови, – что она вознеслась? Значит, – говорил он, стуча о землю посохом, – она должна быть Эллой, хранительницей Царства Мертвых. А Элла, как ты знаешь, приходит, что бы защищать людей. И кого же она защитила?

– Нас, волхв, нас. Она же дочь Эльги, – прошептал он эти слова на ухо Бору.