Читать книгу Картины из лабиринта - ШРАЙ - Страница 6

Архитектура:

Перехваты-крепления-основания;

Готика.

Сложный многоарочный амфитеатр,

Уходящий ввысь.

Неба не видно;

Перипетии арок перекрывают друг друга,

Создавая путаную перспективу.

Эмоция – взволнованная, как перед выступлением. Это место чего-то ждет, и от меня многое зависит. Точнее, от обладательницы взгляда, за которым я оказалась.

Я увидела её бледные ладони на хрупких запястьях. Они были усыпаны множеством аритмично подрагивающих пальцев. Увидела её мысли, проносящиеся мимо: сумбурный, будто зашифрованный поток. Они были не на языках и не на гранях. Стук её сердца, -ритм-, бился чуть ниже глаз клокотным механичным бумом.

Я чувствовала, как всё в этом мире завязано незримой сетью. Движения её пальцев были не случайны – они влияли на положения готичных арок вокруг. Она складывала сложную многомерную фреску, а эти арки, эти колизейные римские постройки, были как бы тенями от составляющих эту фреску стёклышек. Кроме того, каждое «стёклышко» было настроением и хотело выразиться, но некоторые постройки не сочетались друг с другом и их нужно было переставлять, поворочивать надлежащими боками, пока композиция не сложится идеально. Работа была эмоциональная и сосредоточенная, но было похоже, что это лишь подготовка к чему-то. Будто плёлся батут, а прыжок ещё предстоит. Что-то в этом такое было, что от одного предчувствия этого «прыжка» мне стало страшно и захотелось обратно. Но я не знала как вернуться.

В какой-то момент взгляд отвлёкся от шевелящихся пальцев, скользнул вниз, и я увидела тело в котором я оказалась. Прозрачное и бесформенное, оно заключало в себе большое бьющееся сердце, из клапанов которого выходила кверху мягкая трубка. Трубка эта раширялась мегафонным конусом и придерживалась в вертикальном положениями косыми стежками позвоночника, крест-на-крест. Взгляд вновь вернулся к колышащимся фалангам пальцев. Откуда произрастали эти руки я не успела разглядеть. Должно быть, из сердца.

Я ощущала блуждающее почёсывание в мегафонной трубке. Вскоре оно заострилось и пальцы задвигались быстрее,. Это ощущение порождало тревогу, оно стремилось вырваться из трубки и расширялось, заполняя полость.

Кашель, подумала я. Вот что это. А мягкая трубка – горло.

Но это был не просто кашель. Это была сжатая до предела, сконцентрированная музыка. Симфония, исполненная в один момент; так, что все ноты наслоились друг на друга, но не потеряли рисунка. Мне вообразились спрессованные вперемешку и запаянные в кокон скрипачи в белых рубашках, начищенных до блеска туфлях, и с грустными, скрипачными лицами. Им предстояло исполнить свои партии рывком, в тесноте, сталкиваясь локтями и ломая подбородки. И как только раскроется просвет кокона – рвануть оттуда звуковым выстрелом и погибнуть. Вот на что это было похоже.

Я попыталась отдалиться, но сознание существа с которым я обменялась веками казалось абсолютным хаосом. Отстраняться было просто некуда; не за что зацепиться. Идея отпустить себя здесь казалась ужасающей. Cлиться с чем-то, что никак невозможно понять, навсегда – чистый ад для разума, жаждущего форм и стремящегося облокотиться на ассоциации.

Моя собственная мысль разскоблилась заусеницами. Я как бы не подумала её, а пронаблюдала сбоку, непричастно и очень странно. Затем ещё одна. Буквы в словах моих мыслей потрескались и стали рассыпаться на полубуквы – подковы, углы и полукруги. Было всё труднее угадывать в них привычные значения и понимать саму себя.

Кашель колючей массой уже переполнял чашу горла, когда пальцы существа замерли и вдохновленно расправились. Подготовка была завершена: фреска сложилась идеально – арки-настроения радостно выражались, не мешая друг другу. Если бы у этого существа были легкие, оно бы наверное сейчас глубоко вздохнуло. Теперь начиналось самое главное. Массивное сердце замедлило бит, центруясь. Мир замер.

«Амая», – сказала я; будь что будет.

Всё случилось молниеносно. Чудовищная энергия, клокоча, вырвалась из сердца. Оно, обронив свой стук, отпало высушенным цветком и повисло на позвоночнике. Вспышка пронеслась по трубке, врезалась в колючий комок кашля, и тот расступился по стенкам, обволакивая плёнкой. Раздался невероятный звук; ничего подобного я никогда не слышала.

Это был крик. Хрустальный, глубокий, искренний. В нём сочеталось всё: сиреневая печаль и уверенная любовь; невыразимая тоска и абсолютное счастье; огненная ярость и эфемерная хрупкость. Моё сознание вырвалось из этого горла вместе с криком, а глаза лопнули где-то позади. Крик вобрал в себя расступившуюся симфонию кашля и взорвался невыносимой мощью, разбросав ошмётки ненужного тела. Из эпицентра взрыва взмыла ледяная стрела чистой воли, с моим взглядом на наконечнике. Она устремилась ввысь, сквозь выстроенные в туннель арки-эмоции, пока не достигла чистого синего неба – свободы.

И я была там – за взглядом,

На самом пике космической скорости:

И метались разбитые символы,

И слёзы обжигали глаза,

И я вопила-вопила-вопила,

И электричество вопило вместе со мной,

А стрела всё неслась и неслась:

Острая, безумная, вечная.

Что-то во мне накренилось и распоролось, выворачивая наизнанку. Лютые чувства завертелись и я засмеялась визгом, сумасшедшая.