Читать книгу Игра в полнолуние - Светлана Гимт - Страница 12

Утро понедельника явилось в плотной мантии дождя, накрыло город, перемыв машины и превратив дорожную пыль в грязь. Костя поскакал через лужи к маршрутке, втиснулся последним, да так и ехал: носом в чей-то пиджак, пахнущий мокрой кошкой, лопатками – в холодное дверное стекло.

В холле «Веллнесс-Т-клиник» сотрудники стряхивали зонты, усеивая пол прозрачными кляксами. Костя покачал головой: кто-нибудь обязательно поскользнётся на мокром белом мраморе. Подошёл к дежурной медсестре, попросил позвать санитарку – пусть протрёт. И взбежал по лестнице на третий этаж, в хирургию.

Просторная ординаторская была неуютной от сквозняка, но стоявшего перед открытым окном мужчину это явно не смущало. Голый череп, лоснящаяся спина, белые хэбэшные штаны на резинке, широкие босые ступни, уверенно упёртые в пол – и неожиданно детская считалочка, под которую спортсмен махал гантелями:

Жили-были у жилета

Три петли и два манжета.

Если вместе их считать,

Три да два, конечно, пять!

Радонев кашлянул, пряча улыбку. Постучал по косяку открытой двери. Лысый обернулся, смерил его взглядом и спросил:

– Только знаешь, в чём секрет?

И, забавляясь над замешательством гостя, торжествующе пропел:

– У жилета нет манжет!

– У меня тоже нет, – сказал Костя, стаскивая куртку. – Где у вас тут молодые кадры раздеваются?

Лысый положил гантели под окно, прикрыл створку и потянул за веревку фрамугу – та поплыла на место с трамвайным дребезжанием. Приблизился, внимательно разглядывая Костю. «Глаза у той собаки с чайную чашку, только ты не робей», – слова из любимой сказки моментально вспомнились Радоневу. Действительно, глаза лысого были круглыми и слегка навыкат, оловянно-серыми, с сеточкой красных прожилок – спутников бессонницы. И можно было бы оробеть под их взглядом, но в черной бездне зрачка таилась теплая искра. Широкие круглые брови, мясистый нос, жесткая линия губ, полные щеки, покрытые светло-рыжей щетиной-однодневкой. Широкие плечи, мощные руки, кубики rectus abdominis⁸ на торсе…

– Хватит меня разглядывать, – приказал атлет. И протянул руку. – Будем знакомы. Лысый.

Расплылся в улыбке, наслаждаясь впечатлением. Чувствовалось, что это один из любимых запрещенных приемов, выбивающих почву из-под ног новичков. Костя сжал его руку, чуть краснея от неловкости. «Мысли он читает, что ли?» – пронеслось в голове.

– Не тормозим, коллега! Знакомимся. Повторяю: я – Лысый, Алексей Эдуардыч. Главный. Гроза морщин и мужчин.

– А мужчин почему? – полюбопытствовал Радонев, пожимая его руку.

– Потому что делаю женскую красоту разящей наповал. Ну, а тебя как величать?

– Радонев, Константин Александрович. Можно просто Костя.

– Согласен, – одобрительно сказал глава хирургии. И спросил, подняв бровь: – Ты как, протеже или умный?

– Скорее второе, – хмыкнул Радонев.

– Это хорошо, у меня протеже не уживаются. Потому и текучка в отделении.

– А у вас только пластических хирургов не хватает?

– Любых. Вот я сегодня, к примеру, с дежурства. За ночь – одна прободная и два аппендикса. А днем будут носы и уши.

Объясняя, Лысый открыл шкаф в углу комнаты, стащил с ног штаны, обнажив белые полукружья крепких ягодиц. Константин отвернулся, смутившись, спросил через плечо:

– Мне какой шкаф занять можно?

– Крайний справа ломай, не ошибешься. Или подожди минуту, ключ дам.

Переодевшись, они поднялись на четвертый этаж, в конференц-зал, где проходили утренние оперативки. Лысый позёвывал после ночного дежурства и шумно втягивал исходивший паром кофе, который по дороге вытряс кулаком из капризного автомата. Облачённый в белое – халат, штаны и чепчик – он плыл по коридорам клиники громадой айсберга. Шаркал кожаными сланцами пятьдесят-черти-какого размера – даже на его медвежьих ногах они казались снегоступами. Константин, одетый в отглаженный белый халат поверх тёмно-зеленого медицинского костюма, шел чуть позади.

Конференц-зал был открыт, первый и второй ряд красных кресел занимали врачи. Торопов, возвышаясь над всеми, поглядывал из орлиного гнезда кафедры с видом умудренного опытом учителя, вынужденного ожидать запаздывающих учеников. Константин и Алексей Петрович уместились в третьем ряду. Радонев исподтишка поглядывал на главврача. Пытался понять, помнит ли он, что Костя довозил его с кладбища. Но Илья Петрович сохранял невозмутимый вид.

– Кто вошел последним, закройте дверь! – приказал он. – Начинаем оперативку.

Главврач коротко рассказал новости: пришла аппаратура для кардиологии, поменялся поставщик кетгута⁹ («будет рваться – поменяем и этого, Алексей Эдуардович, возьми на контроль»), анализы на гормоны теперь будут делать в клинике, а не отправлять за тридевять земель. Затем отчитались дежурные врачи – в отделениях этой ночью было спокойно, только в реанимации умер Федотов, раковый больной. «Это же тот бизнесмен, владелец строительного треста?! Повезло наследникам!», – завистливый шепот медсестер, сидевших слева от Кости, был неприятен. Он сосредоточился на бубнеже Торопова.

Тот вещал о дороговизне лекарств и взывал к экономии. На часах было без двадцати девять и медперсонал ёрзал в креслах, с минуты на минуту ожидая конца оперативки.

– И последняя новость, – сказал, наконец, Торопов. – В нашем коллективе пополнение. Хочу представить вам Константина Александровича Радонева, он будет проходить интернатуру в нашей клинике. Так что прошу отнестись с пониманием и не загружать интерна работой, которую могут выполнить санитары и медсёстры. Я прослежу. Константин Александрович, прошу.

Он сделал ладонью жест, которым собаке приказывают встать. Радонев повел бровью, но поднялся и шутливо раскланялся. Коллеги ответили ему аплодисментами. Торопов не разделил коллективного воодушевления, сказал ядовито, нарочито-медленно, с нажимом – будто проворачивая слова через мясорубку:

– А вам, Константин Александрович, я хочу напомнить, что здесь клиника, а не конкурс красоты. Поэтому спрячьте свои кудри под шапочку, чтобы я их больше не видел.

– Пусть налысо побреется, в хирургии это принято, – развеселился какой-то шутник. – Будем за версту видеть, что за отделение идет!

– Семёнов, не превращайте оперативку в балаган! – поджал губы Торопов.

И брезгливо бросил Косте:

– Да, и серьгу свою пиратскую снимите. Вне работы можете хоть кольцом в носу блистать, а у нас тут не принято эпатировать пациентов.

Радонев смотрел на него, набычившись – но молчал. Очки-хамелеоны Торопова мешали понять, что скрывается в глазах главврача: всё та же надменность, или чувство вины, смущения… «Похоже, он просто не помнит, как добрался домой с кладбища», – понял Костя. И эта мысль принесла облегчение, потому что в рукаве теперь был козырь. Всё-таки чем больше знаешь о враге – тем выигрышнее твоя позиция. А в том, что жизнь еще столкнет их лбами, Радонев почему-то не сомневался.

***

– Торопов у нас – спесивый барин, к молодым врачам относится, как к холопам, – сообщил Лысый после оперативки, насыпая молотый кофе в черную кофеварку, стоявшую на полке в ординаторской. И поинтересовался: – Хочешь ему понравиться?

– Ну… Я не красна девица, – подумав, сказал Константин. – Мне знания нужны. А он хороший офтальмолог.

– Что есть – то есть. И молодец, что лебезить не собираешься. Но и выскочкой не будь – при нём это путь в никуда. Покажи профессиональную хватку, знания. Вот тогда он почует деньгу и даст тебе работать спокойно.

– Деньгу? В каком смысле? – удивился Костя, бросая в кружку два кусочка сахара.

– В том смысле, что клиника у нас, как самолет: есть бизнес-класс, а есть эконом. Наш корпус – элитный, пациенты випы или члены випанутых семей. А значит и врачи должны быть на уровне. Сейчас таких мало делают, не то, что в наше время.

Дождавшись, пока стеклянная колба кофеварки на треть наполнится ароматной жидкостью, он разлил кофе по кружкам. Поднял свою:

– Ну что, Константин, выпьем за твой первый рабочий день в «Велнессе»? Дай бог, как говорится, не последний!

Лысый подмигнул, пригубил кофе. И добавил:

– Знаю, что опыт у тебя есть. И стажировался ты у классного хирурга. Но понять не могу, почему ты от австрийского контракта отказался.

«А быстро по больнице слухи расходятся!» – хмыкнул Радонев.

– Так получилось. Алексей Эдуардовичч, мне не хочется вам врать, – признался он, – поэтому говорю на берегу: для меня офтальмология важнее пластической хирургии. Поэтому и хочу сменить профиль, обучиться у Торопова. А он меня сюда, вроде как в его отделении мест нет.

– Значит, и начни отсюда – кто знает, как оно потом повернётся. Может, передумаешь ещё. Давай так: сейчас ты со мной на обход, потом я оперировать пойду… Кстати, что у меня сегодня, два носа, вроде? – Лысый покопался в груде бумаг, нашел график операций. – А, ну да. Носы. Вот, можешь на первом ассистировать – ну а потом иди к Торопову. Может, чему путному научит, а не просто когти о тебя будет точить.

Костя кивнул. Всё складывалось неплохо: можно было отстреляться с самого утра, а потом и Леру навестить, и с Тороповым поработать. А ещё он был рад, что нашел общий язык с заведующим хирургией. И отношение к Торопову у них оказалось примерно одинаковым…

– Алексей Эдуардович, а можно вопрос, не относящийся к работе?

Лысый кивнул и промокнул губы салфеткой.

– Скажите, а Торопов часто выпивает?

«Глаза с чайную чашку» стали еще больше. Круглые брови поползли вверх.

– Торопов? Даже на корпоративах не пьёт.

– Странно… – пробормотал Костя. – Что, совсем никогда? Даже не пригубит?

– Ярый противник этого дела, – помотал головой Лысый. – А почему спрашиваешь?

– Да так… Показалось, что видел его, пьяного… – смутился Костя.

– Нет, дружище, ты явно ошибся. И, кстати, совет на будущее: если решишь проставиться перед коллективом, лучше не на работе. Торопов узнает – с потрохами сожрёт.

Костя задумчиво помешал ложечкой в кружке с кофе. Он не мог понять, что же всё-таки случилось там, на кладбище, если в обычной жизни Торопов выказывал такое отвращение к спиртному. «Может, у него скрытый алкоголизм? – напряженно думал Радонев. – А что, так бывает: на людях человек прикидывается трезвенником, отказываясь даже от глотка шампанского. Потому что знает: попади спиртное на язык – всё, туши свет, остановиться не сможет. Так что в отрыв уходит дома, когда никто из подчиненных его не видит. Но пьёт каждый день. И если Торопов такой, это страшно». Ему еще сильнее захотелось увидеть Леру, расспросить её о дате операции. Да и вообще, надо точно понять, что у нее с глазами.

– Ну что, на обход? – Лысый оставил в сторону пустую кружку. И замурлыкал себе под нос: – Мороз-воевода дозором обходит владенья свои…

Взяв пачку историй болезни, он повел Костю по палатам. Но, осматривая пациентов, Радонев ловил себя на мысли, что хочет быстрее освободиться и навестить, наконец, Леру. Это удалось только через два часа, после виртуозно проведенной ринопластики, во время которой Радонев успешно убрал на носу пациентки горбинку, сузил его спинку и кончик. «Даже не знаю, чему тебя учить!» – развел руками Лысый и с чистой совестью отпустил Костю в офтальмологию.

***

Заглянув в палату Леры, Радонев легонько стукнул костяшками пальцев по дверному косяку:

– Можно? – весело спросил он.

Она сидела на кровати, но при звуках его голоса приподнялась, потянулась ему навстречу, светясь от радости:

– Конечно! Тебе всегда можно!

– Так, не вставать, больная! – шутливо скомандовал он и прошел в палату, сел на кровать рядом с Лерой. Та оправила на коленях ярко-синий сарафан, который делал ее фигурку еще тоньше и изумительно подходил к цвету глаз.

– Как проходит первый официальный рабочий день? – улыбнулась она.

– Неплохо. Уже зарезал одну пациентку, – пошутил Радонев, но увидев, как вытянулось её лицо, поспешил добавить: – Это медицинский юмор, не обращай внимания. Просто был на операции, сделал одной девушке красивый нос. А у тебя что нового? Уже сообщили, на какой день назначена операция?

– Пока нет, жду, – вздохнула она. – Медсёстры говорят, что это должен решить Илья Петрович…

– Что я должен решить? – спросил Торопов, входя в палату. Увидев Костю, неприязненно скривил рот: – А вы, Радонев, почему не на рабочем месте?

– Уже освободился и пришел к вам, как договаривались, – ответил Костя, вставая.

Торопов бросил взгляд на Леру, и снова повернулся к Радоневу.

– Если вы, интерн, пришли ко мне, то почему находитесь у этой пациентки? – спросил он ледяным тоном.

– Мы знакомы с детства, и я…

– Продолжаете знакомство, развалившись на её кровати? Имейте в виду, я не потерплю близких отношений между больными и персоналом!

Константин почувствовал, как краска стыда заливает лицо. Глянул на Леру: та сидела, опустив голову, но поджатые губы и обиженное выражение лица подсказали ему – слова главврача ее задели.

– Вы бы извинились перед Валерией, – не сдержался Костя, – отношения у нас чисто дружеские. И она меня не звала, я пришел по собственной инициативе!

– Которая, видимо, будет строго наказана, – парировал Торопов. – Выйдите, интерн, и ждите меня в коридоре!

«Сволочь какая! – думал Костя, стоя за дверью. – Ведёт себя так, будто чуть ли не в постели нас застал!» Глухое чувство ненависти снова шевельнулось внутри. Но Радонев подавил его. Знал ведь, к кому шёл работать, сам выбрал наставника.