Читать книгу Игра в полнолуние - Светлана Гимт - Страница 3

В холле «Велнесс-Т-клиник» сочно пахло имбирем и цукатами, сквозь аромат которых тянул щупальца мерзкий хлорный запах. Сонным шмелем, разминающим крылья, гудел кондиционер. Низкие каблучки и белая трость Валерии стучали по мраморному полу звонко, будто холл был огромным и почти пустым. Слоновья поступь Шермана вторила ее шагам. А потом им навстречу вышел третий человек.

– Добрый день, Савва Аркадьевич, Валерия, – похоже, голос принадлежал пожилому мужчине – уверенному в себе, привыкшему подчинять. Он подошел ближе, так, что до Леры донесся странноватый аромат: брутально-мускусный, с ноткой сандала, к которому почему-то примешивался запах детского мыла.

– Илья Петрович, дружище, рад видеть! – развязно ответил Шерман. – Вот она, наша будущая звезда. Если хорошо поработаешь, она будет тебе по гроб жизни благодарна. Ну и я отблагодарю, не вопрос.

Лера смущенно поздоровалась. «Будущая звезда»! Пока что это громкие слова. Сможет ли она оправдать их? Да, она хорошо играет, но каков уровень требований в театре Пряниша? Сомнения жгли ее, мешали думать о хорошем. Что, если операция не поможет вернуть зрение? Как поведет себя Шерман, который вкладывает в нее такие деньги? Впрочем, он говорил, что Илья Петрович Торопов, владелец этой клиники – очень опытный офтальмолог. И будет оперировать сам. А значит, шансы выше.

– Валерия, вы привезли медкарту? – спросил Торопов.

– Конечно, – ее рука скользнула по сумке, нащупывая молнию. Но доктор положил свою ладонь сверху. Она была сильной и горячей, но от этого властного жара Леру пробил озноб.

– Не так срочно, – официальный тон врача оттенила снисходительность. – Давайте поднимемся ко мне. Там я посмотрю и ваши глаза, и вашу карточку.

Озноб усилился. Лера крепко сжала челюсти, еле сдерживаясь, чтобы не стучать зубами. Нервы, наверное. Но всё же хорошо, что в этот погожий летний день она надела джинсы и водолазку с длинным рукавом.

Они вошли в лифт. Толчок в подошвы, короткое ощущение взлета – и двери тихо раздвинулись. Валерия послушно шагнула вперед, повинуясь движению руки Шермана. Ноги ступили на мягкое, шаги и стук трости стали еле слышными, а голоса утратили едва уловимое эхо. Похоже, они идут по узкому коридору, пол которого застлан ковром, а на стенах – толстые обои. Остановка, тихий скрежет ключа в замочной скважине, холод в лицо: видимо, за открывшейся дверью распахнута форточка.

Шерман заботливо усадил Леру в кресло, и она поставила трость рядом с подлокотником.

– Валерия, вашу карту, – скомандовал Торопов.

Поспешно расстегнув сумку, Лера достала бумаги, протянула в темноту. Илья Петрович, судя по звуку, уселся напротив. Зашуршал бумагами.

– Полное обследование глаз займет около часа, – сообщил он.

– О-о, друзья мои, тогда я полетел. Совсем некогда, – с сожалением протянул Шерман. – Звоните, Илья Петрович. А ты, звезда моя, ни о чем не переживай! Бумаги в театр Пряниша я заброшу, и велю Виктору, чтобы он к тебе заехал. Познакомитесь, начнете работать… А там и я вернусь. Выздоравливай, голуба.

И вышел, а Лере показалось, что в кабинете стало холоднее. Торопов молча шуршал бумагами, она сидела, положив руки на колени, и старалась отогнать страх. Всё думалось: а вдруг Илья Петрович скажет, что операция бессмысленна… или невозможна!

– Валерия, пройдемте, – сказал Торопов, и она услышала, как он отодвигает кресло. – Да оставьте вы трость в покое, ведь разнесете мне весь кабинет…

И, вроде бы, сказано это было в шутку, но в голосе главврача слышалось лёгкое раздражение. Лере стало неуютно, и она вдруг пожалела, что Шерман ушёл. Конечно, его развязность тоже коробила, но всё-таки была какой-то естественной, и не обижала, даже не отталкивала уже. А вот голос Торопова… Чувствовалось в нём что-то вымученное, лживое – будто под красивой бархатной тканью скрывается частокол ржавых гвоздей, чуть что, готовых оцарапать.

Врач взял её за локоть, помог отодвинуть стул. Прикосновение его пальцев было неприятно. Но Лера покорно встала и пошла, куда он вёл.

– Сюда садимся. Голову ровнее. Подбородок… глубже! – командовал он, помогая ей сесть правильно. Устроившись напротив, чем-то щёлкал, постукивал.

– Так, теперь голову запрокиньте, я закапаю, – распорядился Торопов.

Она нечаянно моргнула, когда холодные капли упали на глаза. Утерев влагу с ресниц, Лера подождала, пока они подействуют. А потом начался осмотр, и ей, изнывавшей от нетерпения, казалось, что он длится бесконечно. Офтальмолог проверял её глаза на нескольких аппаратах, что-то распечатывал, шелестел бумагой.

– Диагноз подтвердился, – сказал он в конце концов, – но ситуация непростая. Процесс слишком затянулся, и проблема не только с сетчаткой, но и со стекловидным телом². Если вы готовы рискнуть, нужно сдать анализы и пройти подготовку. Однако гарантий я не дам.

– Что это значит? – испуганно спросила она.

– То, что я не Иисус, и не умею исцелять прикосновением, – ответил Торопов, и еле слышная насмешка в его голосе смутила Леру еще больше. Подавшись назад, она невольно прикрыла ладонью крестик на шее: с детства была верующей, а тон эскулапа ясно давал понять, как он к этому относится.

– То есть… эта операция опасна? – пролепетала Лера.

– Для жизни? Нет, вы не умрёте, – пояснил врач. – Но я не уверен, что будет эффект. Вот если бы вы обратились полгода назад…

Лера сглотнула. В шуме деревьев за окном, в тревожном чирикании воробьев и в нервном гудении машин ей слышалось предупреждение. Но… разве может стать хуже, чем сейчас? Она и так почти ничего не видит.

– Я согласна на операцию, – наконец сказала она.

– Что ж, правильное решение, – ответил Торопов. – Но вы должны документально подтвердить, что предупреждены о последствиях. Я зачитаю вам этот документ, а вы поставите подпись.

Главврач подхватил ее под локоть, принуждая встать. Лера прошла за ним несколько шагов, осторожно нащупывая путь.

– Садитесь, – он помогал, направляя. И полюбопытствовал между делом: – Скажите, а что Шерман? Предложил вам контракт?

– Да, мы уже подписали его, – ответила Лера, осторожно ощупывая край стола, за который её усадил главврач. Край толстый, столешница скользкая и прохладная – но это не та гладкость и холод, какие бывают у стекла. Наверное, стол деревянный, лакированный до блеска.

– Ну, я вас поздравляю! – говорил между тем Торопов, и голос его звучал воодушевленно. – Всем, кто работает в театре, полагается медобслуживание по нашей VIP-программе. Теперь я буду наблюдать вас лично, как наблюдаю Серебрянскую. И все остальные услуги клиники будут вам доступны. Между прочим, по сниженной стоимости, это наш вклад, так сказать… кх-м… впрочем, это для вас уже не важно, ведь всё оплачивает Шерман.

Послышалось гудение принтера. Лист зашелестел, и голос главврача стал официально-занудным:

– В результате обследования выявлено…Настоящим удостоверяю, что я предупреждена… Не буду иметь претензий…

Он нудел, а ей становилось всё тревожнее: будто его бубнеж пробирался под кожу вязкой смолой, к которой лип страх. Он накатывал плотными волнами, как прибрежная вода, полная ледяного крошева. И эта студёная колкость в какой-то момент стала невыносимой.

– Не надо! – воскликнула Лера. И добавила, стараясь быть вежливой. – Илья Петрович, я поняла, спасибо. Давайте подпишу… и когда вы сможете прооперировать меня?

Шорох бумаги по столу, снова скрип кожаной обивки. Рука Торопова коснулась пальцев Леры, вложив в них ручку. Главврач взял ее за запястье, положил ее руку на бумагу.

– Вот здесь, пожалуйста… Кх-м… Хорошо. А операция – примерно через неделю, сперва нужно сдать все анализы.

Она расписалась.

Торопов вызвал медсестру, и Леру подняли, направляя, руки женщины – безликой, как и все остальные. Они вышли в коридор, и через несколько шагов Лера услышала, как Торопов хлопнул дверью и, звеня ключами, сказал кому-то:

– Вы ко мне?

– Да, я по поводу работы, – пояснил мужской голос: негромко, но по-хорошему уверенно. Торопов сказал – сухо и чуть насмешливо:

– У нас нет вакансий.

– А доктор Йоханн Баумгартнер из Зальцбурга сказал, что есть.

Торопов помолчал, затем недовольно хмыкнул:

– Что ж… Но вам придется подождать: я должен устроить пациентку.

Рука медсестры мягко подтолкнула локоть Леры, и они двинулись дальше. Уверенные шаги главврача слышались позади. Затем снова был лифт, длинный коридор – судя по звуку, пустой, с жестким полом без коврового покрытия. Похоже, они вышли из административного крыла. Лера глубоко вздохнула, чувствуя, как от облегчения и волнительной радости колотится сердце. Ей больше не нужно искать деньги на операцию, жалеть о каждом ушедшем дне! Вот только… как жить, если операция не поможет?

«Не настраивайся на плохое, – велела она себе. – Всё будет, как должно быть. Ты не должна пытаться угадать планы Господа, а выдержать всё, что он пошлёт».

Эта мысль немного успокоила – как всегда успокаивает ощущение, что ответственность за тебя несет кто-то другой: тот, кто всё устроит и обо всём позаботится.

Тем временем изменились звуки: пространство снова сузилось, в нём появились человеческие голоса, мягкое шлепанье тапочек по линолеуму и перезвон медицинских склянок. Где-то звонил телефон – приглушенно, с сердитым дребезжанием. И запах стал другим: щекочущая озоновая нота проявилась в воздухе, пропитанном мыльным ароматом дезинфицирующих средств.

А затем медсестра остановилась, и Лера услышала щелчок дверной ручки.

– Вот и ваша палата, – радушно сказала сестра, и тут же добавила с возмущением хозяйки, обнаружившей в своем доме незваных гостей: – Так, что тут происходит?!

– А мы от Шермана, – пояснил мужской голос. – Пианино у нас. Приказано доставить.

Лера навострила уши: пианино, в больнице? Это шутка какая-то?! Но в палате шуршал картон, и пыхтели двое – ворочали что-то тяжёлое. Надежда ожила внутри: неужели и здесь можно будет играть, проживая через музыку всё, что тревожит или радует?

Но в голосе Торопова зазвучало недовольство:

– Ну, Ш-ш-шерман!.. Одно слово – мастер сюрпризов! Вы, молодые люди, не спешите с распаковкой. Хозяин здесь я, а не Савва Аркадьевич. И у нас тут всё-таки больница, а не концертный зал. Санэпидрежим должен соблюдаться, в том числе и в плане тишины…

– Так оно цифровое, – оправдывался тот же доставщик. – И Шерман сразу сказал, чтобы мы наушники захватили. Хоть ночью играйте, никого не побеспокоите.

Лера почувствовала, что главврач замялся, раздумывая.

– Илья Петрович, я буду тихо! – торопливо пообещала она. – Так вы разрешите?.. Пожалуйста, мне это очень важно!

Торопов медлил, а она тревожилась и всё сильнее сжимала трость. Напряжённо прислушивалась к его дыханию, пытаясь определить, не сменил ли он гнев на милость. И подыскивала слова, способные его убедить.

– Валерия, вам очень повезло с Саввой Аркадьевичем, – с едва заметной иронией сказал Торопов.

– Я уже поняла, – улыбнулась она.

– Ладно, оставляйте инструмент, – смилостивился главврач. – Но подолгу не играть! Больше думайте о здоровье, чем о музыке.

– Да, конечно! – Лера закивала, приложив руку к груди. – Извините, а у вас ведь есть телефон Шермана? Я бы хотела поблагодарить его за заботу. Знаете, ведь для музыканта жизненно важно не расставаться с инструментом. Так хорошо, что Савва Аркадьевич это понимает!

– Бросьте, у него свой интерес, – фыркнул Торопов. – Он же продюсер. А если вы потеряете навык, вас будет трудно продать.