Читать книгу Игра в полнолуние - Светлана Гимт - Страница 8

– Вы к кому? – пробасил охранник, с подозрением глядя на Костю.

Тот вытащил рабочий пропуск и бросил на черную стойку, перегораживающую вход в элитный корпус «Веллнес-Т-клиник».

– Я ваш новый врач, Константин Радонев. Илья Петрович пригласил меня ознакомиться с хирургическим отделением, – невозмутимо соврал он. На самом деле он шёл к Лере, но в этот корпус «Велнесса» пускали только по спискам – опасались проделок папарацци и журналюг.

Охранник пощёлкал мышкой, глядя в монитор компьютера.

– Не вижу вас в числе сотрудников, – отрезал он.

– Вы в отдел кадров позвоните, я вчера у них был. Или главврачу. Вот мой паспорт, – Радонев протянул его охраннику. Тот кивнул и потянулся к телефону. Костя стоял спокойно: кадровики всё подтвердят, а в кабинет Торопова охранник не дозвонится – после вчерашней пьянки Илья Петрович не смог бы поднять голову, а уж явиться на работу…

– С понедельника приступать, а я тут ещё ничего не знаю, – улыбнулся Радонев, когда охранник, переговорив с отделом кадров, повесил трубку. – Говорят, главврач у вас строгий, не хотелось бы попасть впросак.

На последней фразе он заговорщически понизил голос, и во взгляде охранника мелькнуло понимание. Костя на то и рассчитывал. Знал, что если начальник – сатрап, подчиненные невольно объединяются. Но не для ударной работы, как хотелось бы этому начальнику, а для коллективной нелюбви.

– Строгий – не то слово, – буркнул охранник, для наглядности закатив глаза и проводя пальцем по горлу. – Проходи.

Костя надел белый халат и переобулся в синие тенниски на мягкой танкетке, бросил уличные туфли в пакет. Не дожидаясь лифта, взбежал на третий этаж, где располагалась офтальмология. Вдохнув привычный запах дезинфекции и медпрепаратов, пошёл по коридору, отыскивая нужную палату. Медсестра в голубой униформе проводила его любопытным взглядом, но ничего не спросила.

Дверь палаты была закрыта, и Костя решительно поднял руку, чтобы постучать. Но неожиданно замер с поднятым кулаком, чувствуя, как нарастает внутри мучительная, парализующая слабость. От волнения пересохло во рту, захотелось сбежать. Как в детстве, когда он боялся подойти к Лере, начать с ней разговор.

Он думал о предстоящей встрече весь вчерашний вечер и добрую часть ночи. Снова вспоминал то далекое лето, лагерь, драку, в которой он всё-таки смог защитить её. Удивлялся сам себе: неужели глупая подростковая влюбленность всё еще живёт в глубине души? Или эта тяга – что-то другое? Может быть, желание помочь? Защитить, как тогда, в лагере? Ведь она попала в беду. Теряет зрение – а может быть, уже потеряла.

С самого утра он помчался в клинику. А теперь что – развернется, уйдёт? «Ты же не трус, Радонев! – напомнил он себе. – Давай, делай то, что задумал. В конце концов, ты врач. А она – пациентка».

И всё-таки заставил себя постучать в дверь.

Прислушался к тишине, стукнул ещё раз, сильнее. И, нажав на дверную ручку, несмело заглянул внутрь.

Лера сидела у окна, положив руки на клавиши приземистого пианино. Над его панелью, усеянной серыми кнопками, светился синий экран. Плавно покачиваясь, пианистка то наклонялась, то тянула голову вверх, а её пальцы скользили по клавишам. Но звука не было, и потому происходящее показалось Косте странным. Только потом он увидел, что Лера в наушниках, от которых к пианино тянется тонкий черный провод. И расслабленно вздохнул, потому что мог смотреть на нее, оставаясь незамеченным.

Шагнув в палату, Костя прикрыл дверь и остановился, глядя на Леру. Она, в простой белой футболке и синих джинсах, казалась совсем юной. Распахнутые глаза сияли вдохновением, изящные пальцы то гладили клавиши, то ударяли по ним с неожиданной силой. И она улыбалась – едва заметно, как улыбаются мыслям о сбывшейся мечте.

Солнечный свет обрисовывал её нежный профиль, искрился в волосах. Ленивый жёлтый луч дотянулся через окно и теперь лежал на черной крышке пианино. Под другим окном, полускрытым плотной шторой, расположилась широкая кровать, застеленная тёмно-синим атласным покрывалом. Над ней висела репродукция Шишкина, «Утро в сосновом лесу». Напротив кровати виднелась дверь – видимо, там был санузел. Ещё в палате стояло глубокое кресло, обитое синей тканью. И узкий шкаф с зеркальной дверцей.

«Почти как дома», – подумал Радонев. И снова перевел взгляд на Леру. А она играла, не замечая ничего вокруг.

Косте вдруг захотелось подойти, выдернуть провод, выпустить музыку из её электронного плена. Хотелось услышать, что играет Лера – как тогда, в лагере… Но Радонев одёрнул себя. Так нельзя. Нужно дождаться, когда она закончит. И окликнуть её – тихонько, чтобы не напугать.

И вот, наконец, она сняла наушники. Потянулась к крайней кнопке, и синий экран погас. Но ее спина вдруг напряглась, улыбка исчезла. Повернувшись в сторону двери, Лера настороженно спросила:

– Кто здесь?!

– Не пугайтесь, я врач, – смущенно ответил Костя. – Добрый день, Валерия.

Она сразу расслабилась, приветливо улыбнулась. Но синие глаза смотрели сквозь него… И Костя понял, что она совсем, совсем ничего не видит.

Сердце защемило от жалости, дико захотелось подойти к ней, обнять, пообещать, что всё будет хорошо. Но Радонев знал, что нельзя давать таких обещаний.

– Здравствуйте. А я решила позаниматься, – сказала Лера, устало поводя лопатками. И удивлённо спросила: – Вы что, стоите у двери? Почему не проходите?

– Не хотел вас смущать, – честно признался он. Подошел к ней: – Давайте я помогу вам перебраться в кресло?

– Да, пожалуйста, – ответила Лера. – Я ещё плохо здесь ориентируюсь.

По тому, как спокойно она воспринимала свое состояние, Костя понял: проблемы со зрением – давние, и она уже успела привыкнуть к своей беспомощности.

– Вы решили оперироваться в этой клинике? – спросил он, беря её за руки. Она сжала его пальцы, поднялась и пошла за ним осторожными, мелкими шажками.

– Да, мне помог меценат Савва Аркадьевич Шерман, а Илья Петрович согласился… – Лера вдруг остановилась, лицо стало озадаченным: – Подождите, если вы врач, то должны знать…

Радонев почувствовал, как разжались её пальцы, как она чуть отстранилась в недоверии. И виновато признался:

– Я Костя. Костя Радонев, помнишь? Мы вместе были в лагере…

Стыд накатил с такой силой, что, казалось, испепелит его. Ну почему он решил, что может явиться к ней так, запросто, на правах старого приятеля?! Да она забыла его давно! Он всего лишь мальчишка, один из многих, проскользнувших в мире её детства и не оставивших следа. Лучше уйти, извиниться и уйти…

– Костя?! – воскликнула Лера. И улыбнулась удивлённо, с такой искренней, неожиданной для него, радостью, что у Кости мгновенно отлегло от сердца. – Ничего себе! Слушай, я очень рада… Но откуда ты здесь?

– Я действительно врач, – смущённо ответил он. – А ты… неужели помнишь меня?

– Конечно, помню! – засмеялась она. – Забудешь такое! У меня же после этой драки шрам на всю жизнь остался!

И она тронула кончиком пальца едва заметную белую полоску над верхней губой.

– Вот гады… – пробормотал Костя.

– Да бог с ним! – всплеснула руками Лера. – Ты-то как? Я очень рада, что ты, наконец, нашелся!

Костя оцепенел на мгновение, а потом неловко рассмеялся:

– Нашелся?.. Ты говоришь так, будто искала меня, – он заботливо усадил её в кресло.

– Костя, я поверить не могу! – радостно болтала она. – Это чудо какое-то! Я ведь думала, что никогда тебя больше не встречу. Мне очень стыдно, что ты из-за меня пострадал. Когда вспоминала о той ситуации, всё думала: найти бы, поблагодарить, извиниться. Но тебя так быстро увезли в больницу, что я ничего не успела. Потом хотела тебе письмо написать, но вожатая не дала адрес.

– Письмо? – озадаченно переспросил Костя. – Знаешь, мне было бы очень приятно.

– Тогда я сейчас скажу: спасибо, что защитил меня, – тепло улыбнулась Лера. – Иначе не знаю, что бы они со мной сделали. Даже представить страшно…

Она умолкла на мгновение, тонкие пальцы нервно сжали подлокотник кресла. Увидев, что воспоминания тяготят её, Костя сказал с нарочитым весельем:

– Зато я после того случая решил стать офтальмологом. Я же думал, что Зиновьеву после меня всю жизнь пиратскую повязку носить.

Понимающе кивнув, Лера попросила:

– А расскажи, как ты вообще? Как жил всё это время, чем занимался?

И он рассказал – но коротко, не вдаваясь в подробности. Умолчал о смерти отца, потому что каким-то шестым чувством понимал: она расстроится. Лишь мельком упомянул о стажировке в Австрии – потому что побоялся, как бы это не прозвучало хвастовством. А потом осторожно спросил, что случилось с её глазами. И рассказывала уже она. Спокойно, даже сухо… но он почувствовал, через какой ужас она прошла, и какую боль причиняла ей одна лишь мысль о том, что операция может оказаться бесполезной.

– Ну, мало ли что сказал Торопов, – постарался приободрить её Костя. – Организм – очень сложная система. Есть случаи, когда врачи не давали пациенту ни единого шанса, а зрение всё-таки возвращалось. Не вешай нос раньше времени.

Лишь когда в двери показалась медсестра, нёсшая перед собой лоток со шприцем, Радонев понял, что засиделся.

– Тебе нужно отдыхать, – сказал он, поднимаясь. – Я завтра зайду, хорошо?

– Буду ждать! – улыбнулась Лера. И озадаченно сморщила лоб: – Но подожди, завтра же суббота! Разве у тебя рабочий день?

Он хотел было признаться, что и сегодня – не на работе. Что приехал специально, как только узнал, что она здесь. Но не решился. И вместо этого сказал:

– Ничего, я тут рядом живу. И, Лера… можно позвонить тебе вечером?

– А у меня же нет телефона… – смущенно ответила она. – Мы все деньги на операцию откладывали. Но теперь, может быть, родители купят. Они обещали приехать в выходные, вещи привезти.

«Сейчас же принесу ей мобильник», – решил Радонев.

Простившись с Лерой, он вышел из палаты. Спустился на первый этаж, скинул халат и тенниски. И, застегивая молнию на туфлях, попросил охранника:

– Дружище, я вещи у тебя оставлю? Бардак в этой клинике, ключ от шкафчика найти не могут. А мне обедать пора. Ты через часок туже тут будешь?

Тот оторвал взгляд от кроссворда.

– Я до вечера… – начал он, принимая пакет. Но вдруг его лицо стало непроницаемо-каменным. Вскочив, он вытянулся во фрунт и уставился на что-то за спиной Радонева. И тот, обернувшись, увидел: в клинику вошли двое – высокий крепкий мужчина в строгом черном костюме, и молодая дамочка в огромных черных очках. Ее светлые волосы, забранные в высоко сидящий конский хвост, были перевязаны ярко-алой лентой, из-под джинсового сарафана виднелась футболка с котятами – и это выглядело странновато, по-детски. И, судя по тому, как она держала голову, как цеплялась за руку спутника, незнакомка была слепой. «Это же Майя Серебрянская! – осенило Костю, и он вспомнил разговор с Тороповым. – Значит, наблюдается здесь. Или пришла к кому-то?» Он взглянул на неё с любопытством, но цепкий, холодный взгляд мужчины остановил его, ощупал, будто сканируя. Радоневу это не понравилось, но он всё же отвёл глаза.

И, уже уходя, с удивлением услышал, как мужчина в черном спросил охранника:

– В какой палате Валерия Краузе?