Читать книгу Париж между ног - Таня Сербиянова - Страница 19

По утрам и вечером теперь мне с косой помогает Мари.

В это утро Мари не узнать, как вошла, так все Мадам да Мадам. Расстроилась и немного бледна.

– Ты как Мари? С тобой все в порядке. – Она мне: – Да, Мадам.

Но вижу, что она какая-то не такая и слишком часто я слышу от нее это мадам.

– Так, Мари! Мне не ври! Говори в чем беда?

– Ах, Мадам! Вы расстроили меня вчера. И зачем Вам эта Халида? Она плохая, хитрая, жди от нее беды. Вы бы ее лучше оставили в покое? Вам не надо с ней встречаться.

– Ты что же, ревнуешь? – расчесываюсь и смотрю в зеркало, так как она старательно избегает моего взгляда. – Ну и что ты мне еще скажешь насчет Халиды?

– Вчера Вы меня расстроили, а сегодня – родные. Мне стало грустно и одиноко. Что же мне делать? Я не хотела, но сейчас решила рассказать Вам, что у меня дома происходит.

И вот под ее рассказ уже убрана коса, расчески, щетки, и мы с ней сидим на диване, и она все мне о себе, о Пьере, о своем отце и маме.

Я слушаю ее неторопливый и немного грустный рассказ о том, что даже в Париже, этом Вавилоне народов, все равно есть непонимание между национальностями, есть нетерпение к обычаям других народов, поведению и традициям другой нации в этом мегаполисе.

Оказывается, Пьер недоволен тем, что Мари чуть ли не от рождения живет в Париже, но как обычная француженка не ведет себя. И к тому же и отец ее:

– Никаких посягательств на девственность, только в браке, а если ослушаешься, то забирай свои вещи и уходи куда хочешь! -расстроенно говорит она

– Причем мы все говорим отцу: я, Пьер, мама, ну что же это за дикость такая, а он все стоит на своем!

А тут Пьер мне поставил ультиматум: выбирай, или вместе живем, или я ухожу, не могу больше так. А то у меня говорит, как в той пословице получается: «Близко к церкви, да далеко от Бога», я же не мальчик, а мужчина взрослый, и ты самостоятельная уже либо так как я говорю, и мы вместе спим, либо оставайся со своим отцом.

– А ты что же с ним ни-ни?

– Ну как Вам сказать?

– И что? Ты ему никаких вольностей не разрешаешь и даже не решаешься на такую шалость, как поцелуй?

– Ну, это у вас там поцелуй шалость, а тут ведь что ни говори, а тут француженки живут, потому и поцелуй такой.

– А понятно. Ну, так если уже ты ему поцелуй по-французски, то тогда только два шага.

– Ага, как бы не так, отец узнает – убьет. Он и так возмущается всяким показом, который видит вокруг, а тут еще я его дочь? Вы представляете, что же потом будет?

Потом она говорит, что Пьер уже ей в сердцах сказал, что, у вас, у славян все не так! Не такой бог, вера не та, обычаи дурацкие и, вообще, говорит, я жалею, что я с тобой! Надо мной, говорит, уже все смеются! Я это вижу и стараюсь идти ему навстречу.

А вчера вечером поволок с собой на журналистскую пирушку. А там, стыдно сказать – разврат, да и только. Они выпили, а потом как часто бывает у них – французских хвастунов, решили определить кто из их подруг лучшая.

Сначала я, как все, а потом они конкурс говорят, дефиле в неглиже. Я отвертелась сперва, сказала, что мне надо в туалет. А потом, когда пришла, то вижу, что они кастинг с ними на предмет того, кто из подружек с закрытыми глазами узнает своего?

Ну, Вы понимаете, как это надо делать с завязанными глазами, стоя на коленях, открыв рот? А они каждой по очереди подносят свой пенис, мол, отгадай в поцелуе, где твой?

Я ушла и до сих пор мне Пьер не звонит, – говорит с сожалением.