Читать книгу Париж между ног - Таня Сербиянова - Страница 9

– Ну, милочка моя, подставляй спинку и свою премилую попочку. Вот так! Еще? – это Антонина меня веничком березовым обмахивает и легонечко, нежно пришлепывает.

Мы уже час в парилке, попеременно выбегая обмыться, отлежаться и отдышаться от нестерпимой жары. При этом, как только я сяду отдышаться, то обязательно рядом со мной, под простыней или просто так нагишом кто-то присядет. И снова с просьбой что-то о себе рассказать. Мне это все уже изрядно надоело и потом эта жара, просто плавит мозги. Это почище, того пекла будет, подумала, что днем она мне устроила. Их ведь теперь трое на меня одну!

Но все красивые, стройные и даже она, которая скоро для меня должна будет стать такой близкой, как мамой. Это я так, забегая наперед, говорю, а вот как будет на самом деле, не знаю?

Она хоть и в годах, но так же, как эти ее подруги, все так же, ухожена, правда, с брюшком небольшим, но не с мешками, а ровными, гладкими мышцами. И фигурка ее до сих пор хороша. То же, можно сказать, о ее подругах.

Одна – Людмила, высокая и худощавая, но с отвислой и большой грудью, с сосками оттянутыми, а там – гладковыбритая. И вторая- Нинель, как ее представили также стройная, но невысокая и немного надменная баба, сорока пяти лет. Но с фигуркой, загаром по всему телу и там, где у меня полоски и белые пятна, а у нее все ровно покрыто хорошим и ровным загаром. Интересно мне, как это и, самое главное, где так можно и с кем так загорают в таком возрасте. И потом, такое нелепое на правой груди, на соске колечко. Это что? Окольцована она кем или за что?

Поначалу мы встретились и меня Антонина представила им. Я, как могла, приветливо с ними обеими и ровно. Обратила внимание на то, как они были одеты.

На Людмиле был прекрасный полушерстяной костюмчик и такого кроя, которого я никогда не видела. Удачно все в нем, и карманчики накладные с клапанами и двойная строчка, причем цветная, не в тон, но все настолько аккуратно, что мне даже не зацепиться глазом. А на ногах чудесные туфельки на низком каблуке в тон и сумочка маленькая, но в тех же тонах. Конечно, прическа от классного мастера и маникюр. И во всем ее виде так и сквозил достаток и роскошь.

Зато вторая, Нинель, безобразно одета в брюки широкие, мужскую рубашку навыпуск и в полукедах на босу ногу и с таким нелепым легким шарфиком, прикрывающим складки шеи. И какая там прическа, стрижка настолько короткая, что видно кожу на голове. Стрижка под мальчика и сама она угловатая, словно мальчишка, но подвижная и быстрая.

А меня они беспощадно и, можно сказать, нагло, разглядывали, пока Антонина им обо мне. Но ни звука, ни оценок, все молча, спокойными взглядами своих умных глаз.

А о том, что они обе умные, тут и гадать не надо, особенно после того, как мне за чашкой чая Антонина о каждой кратко. С ума можно сойти, куда я попала!

Оказывается, Нинель – профессор, каких-то наук, а Людмила – медик, причем по женской части и доцент. А кто это, да черт его знает, но тоже как профессор я так поняла. И осознание того, что я перед ними сейчас всеми буду голой, меня привело в волненье и трепет.

По правде сказать, я отчего-то переживала и корила себя за то, что так легкомысленно согласилась и надо сказать, что перспектива оказаться рядом с тремя немолодыми тетками и при этом самой быть в том же виде, в котором и они, меня где-то даже смущала. Одно дело в бане, где можно скрыться за всеми такими же телами, а другое – когда на виду, и вроде бы деться некуда. Но когда я соглашалась, то не задумывалась, потому что всеми силами старалась свести тот трудный и опасный для меня разговор на любую иную тему. Но сейчас я оробела.

Не за себя и свое тело, нет, я была абсолютно уверена и мне даже хотелось перед ними предстать и доказать им, что моя красота – она не только на лице, но и тело мое, оно настолько же совершенно! Оробела, что придется какое-то время находиться рядом с чужими и голыми, и при этом вести разговоры, и участвовать в их беседе. Одну тему я заготовила заранее. Это, конечно же, тема о моей природной красе и косе. Волосы мои, как и у моей мамки, бабушки и прабабушки, у всех в нашем роду женщин были, что называется, прекрасными. Но я ухаживала за ними так, как меня научила мама, а ее бабушка и потом всех так. Это же наш секрет, и я его не собиралась кому-то рассказывать. Так в общих чертах. К тому же я беспокоилась о том, что не могла в жаре находиться с открытыми волосами. Мне обязательно надо было укутать голову и спрятать от жары волосы.

После чашки чая мы потянулись следом за нашей хозяйкой куда-то за хозяйственные постройки, причем часть пути прошли по двору, а затем уже попали в баню.

Ну что в баню, значит, ни о чем не сказать, так как то великолепие из досок и дерева что окружало нас и мрамор, бассейны с горячей и прохладной водой, все сразу же подняло мое настроение. Антонина, как хлопотливая и заботливая хозяйка, все сама проверила и довольная, обращаясь ко всем:

– Ну, девки! С Богом! Раздеваемся и поехали!

Они раздевались, а я, немного смущаясь, стараясь на них не смотреть, постаралась следом за ними.

– Ну, красавица! Для тебя ведь старались, вот и венички приготовили, ну что ты копаешься, давай, открывай сезон.

Я только мельком увидела, как они втроем, потрясая голыми телами, скрылись за дверью парной. Я следом. Быстро скинула одежду и принялась искать себе что-то наголову. К счастью, нашлась фетровая шляпа и не одна. Выбрала для себя ту, что побольше, раскрутила косу, уложила под самый верх и, натянув шляпу на голову до самых ушей, шагнула к ним. И сразу попала на диспут. Диспут среди голых тел.

Но я все же, сейчас отмечаю, что этими банными процедурами я уравняла свои шансы в соревновании с ними, ведь они пришли расслабляться, а я, наоборот: я словно пружина сжалась, себя так завела и взвинтила, чтобы не уступить, а, вернее еще – чтобы какую-то не допустить в разговоре оплошность. В таком напряжении вхожу, и сразу же включаюсь на полную, потому что мне тут же вопрос задают на засыпку.

– А, давайте, спросим у нашей красавицы, – говорит Людмила, как только я вхожу и сразу же приседаю от жара.

– Вот, нужны ли нам однополые браки?

– Нет!

– Что, прямо так сразу и нет?

– Нет, не нужны.

– Это отчего же так? Выслушаем мнение молодого эксперта.

– Я считаю, что мешать им нельзя, а вот вступать в брак им разрешать не надо.

– Ну, брак он же для детей, для женщины, чтобы защитить себя и своих деток, чем-то обеспечить, что вместе с мужем нажить, что имеют, создают. Квартиру или что-то еще. Потому и брак этот им нужен. А вот тем, им же этого не надо раз нет деток. Пусть так живут. Я, например, так думаю.

– А, давайте спросим у нашей красавицы, – говорит Антонина

– Браво! Что вам сказать? Отлично моя дорогая. Вот это анализ! В два счета все по местам расставлено и без вопросов! Вот мои дорогие как надо рассуждать. От деток, как от печки, а вы? Что, да как она, он, они? Ну что же, прекрасный, исчерпывающий ответ достойный похвалы! —все это говорит Нинель, моя защитница профессорша.

– Ну а что по поводу осуждения обществом? Что скажете по этому поводу? —снова пристает Людмила с отвислой и большой грудью.

– А что сказать? Все, тоже. Это надо подальше от деток и поменьше об этом говорить, а то, знаете, какие девчонки бывают? —говорю всем им.

– И какими же?

– Такие любопытные им во все нос свой любопытный надо всунуть, а это знаете…

– А мальчишкам, парням, разве не так?

– Ну, этим все посмотреть, да своими руками. А девчонкам так, чтобы с чувствами и, чтобы все непременно до самого конца разузнать. Хотя о себе ничего практически не знают.

– Что, к примеру?

– Ну, как у нас все там устроено. Я, стыдно признаться, не знала даже откуда я струйками брызгаю. Ой, простите за откровенность.

– Ну, тут все не маленькие дети и я, например, понимаю, сама так. А ты, Людочка, как?

– Нет, дорогие, вы от темы не отклоняйтесь, ближе к сути. Так что же, по-вашему, куда с этим деваться, что как раньше, не замечать? А вот за рубежом так не считают и нам в том же предлагают разобраться, взять и легализовать. А вы как, как наша молодежь, думаете?

– Никак мы не думаем. Живем себе, как получается. Но я для начала разобралась бы с другой проблемой и профессией.

– Это Вы о проституции?

– Ну да! А то, знаете, насмотрелась с детства таких выкрутасов… Ведь, если бы им, ну таким, все как другим, это чтобы с учетом их интересов, то не было бы у нас таких случаев диких и убийств, издевательств над ними.

– Это вы правильно заметили. Давно пора этим заняться и все в рамках закона, а то получается, что все профессии представлены, оговорены правила сторон, а вот сними, как будто их и нет. Мы, как дети малые, ручками прикрыли глазки, и нет нас. Так и сними, не замечаем, и как будто нет проблем, да и их нет, и потом, раз так, то и к ним такое отношение. Раз нет отношений официальных, то и нет правил, а раз таких не написано, то можно все: и сутенерство, а, по сути, рабовладение и где? Прямо у нас под окнами в наших городах, при всем обществе. Это что, правильно? Я думаю, что властям выгодно это. Так ведь, раз не признаем, то и никакой ответственности у нее нет перед обществом. А это что за власть такая?

– Ну что такое, как что, так власть виновата! А само общество что? Где его зрелое понимания проблемы, где гражданская позиция?

– Так, девочки! Давайте сменим тему. А то мы так как все, не сможем решить ничего и так здесь и сваримся. Времени для решения у нас не хватит. Если не ошибаюсь, проект такого закона вносили на рассмотрение и что?

– Как что? Так, как всегда! То, что обществу требуется, отложим, а вот что нам для бизнеса, то самое важное. Все как всегда!

– Нет, там с этим все не так пошло. Никакого закона не рассматривали, его даже не выносили на обсуждение, потому что никакого закона, кажется, в комиссиях даже не рассматривали. Все сразу же застряло на этапе разработки таких документов. Мне даже приходилось знакомиться с экспертными оценками на самой ранней стадии таких разработок. И что вы думаете? Все провалили сразу и с треском! Взять хотя бы возраст. С какого, по вашему мнению, возраста, можно разрешать, а с кого не разрешать? И потом, если, к примеру, женщина всю жизнь этим промыслом занимается, то можно ли ей разрешать этой бабушке, развращать молодых и неопытных? Это, знаете ли, статья закона! А потом пошло и поехало. К примеру, что считать групповым сексом? Сколько это? Две пары, три, десять. Где критерий? А тут свинги, а там сообщества нудистов. И еще хуже с однополыми отношениями. Их-то ведь также придется узаконивать, а тут само общество не готово, и пошло, и поехало. И как всегда у нас, простых решений принять нельзя, потому, что не тридцать седьмой год, а сложных, лучше не принимать потому, что тогда все, вообще, надо менять. И не только статьи уголовного, но и все понятия и представления в нашем сегодня, вышедшего из бывшего социалистического общества. Ведь сегодня, по сути, мы живем все в тех же оценках и критериях что и раньше, при социализме…

– И что в этом плохого?

– А то, что усидеть сразу на двух стульях не получается. Надо признавать реалии современной жизни, капиталистического, или какого-то там уклада и оформлять их законами. И начинать надо с отношения человека не к собственности, а человека к человеку! Отсюда начать и далее, отношения между обществом и человеком, между самими сообществами. При этом нельзя забывать, что права человека они должны быть превыше всякого общества и его интересов!

– Стоп, стоп! Девочки, мои дорогие! Куда вы полезли? Нам ли таким тепленьким и красивеньким надо об этом? Ну и шут сними, этими законами, давайте лучше ближе к телу, так, по-моему, один из героев говорил?

Они еще в том же духе, а я уже не хочу спорить. Вот и легла, а Антонина ко мне с веничком и колдует надомной. И мне приятно осознавать, что я получила и на этот раз положительную оценку своим рассуждениям и об этом могу судить даже спиной, потому как Антонина меня непросто веником обхаживает, а очень все ласково и с душой! Ну и хорошо! Вот лежу и думаю блаженно, что у меня все будет получаться и дальше, что скоро вернется ее сыночек из командировки, и все у меня с ним завертится, а завершиться должно так, как я рассчитываю. И вдруг в голову, словно вскриком совести: ну, а насчет любви как? Да! А как же насчет чувств, как же с этим быть? Вот что надо обсуждать, а не всяких там красавиц с ногами, разведенными!

Когда мы, распаренные, легли на специально подготовленные для этого деревянные и широкие лавки в предбаннике, то я первая заговорила об этом.

– Вы простите меня, что вас отвлекаю. Но как быть, к примеру, с таким понятием, как любовь и семья, любовь и замужество?

– Ого, куда девочка забирает! Ничего себе тему подбросила?

– А что? Очень даже неплохая тема и как мне кажется – актуальная для некоторых.

– Это вы меня имеете ввиду? – Спрашиваю с замиранием сердца.

– Да милочка моя, тебя! – Слышу из-под махровой простыни голос Антонины.

– А что я?

– Да что? Ну и сама представь нам свои воззрения. Я, например, думаю, что…

– Так, профессорша, помолчи, пожалуйста! Дай мне мою красавицу послушать. С тобой и так все ясно!

– А что значит ясно? Что я не замужем и у меня любовники молодые?

– Ну, что я говорила? – Замечает Людмила. – Она опять на своего конька села и сейчас о своих возможностях в университете…

– Да не на конька она села, а на…

– Девки, девки… Ну и несерьезные вы какие-то. Что у вас на уме? Ну, дайте же вы нашей красавице высказаться!

– А что я должна говорить?

– Знаешь, неправду лучше не надо, только о себе все представление испортишь, ты лучше наберись мужества и скажи все, что думаешь.

– Хорошо. Спасибо за поддержку профессор. Или правильно надо говорить, что вы про…

– Да она джигит! Самая настоящая наездница на их…

– Ну, хватит, хватит, дай те же ей высказаться. Говори милая, мы тебя слушаем. Так, что там ты насчет любви?

– Нет! Это похоже на расстрел! Так нельзя! Я, например, как профессор, хочу выступить в ее защиту!

– Да никакая ты не профессор!

– Как это? Да я…

– Я не о том, я, что хочу сказать? Что в этих вопросах я самая сведущая среди вас и, можно сказать, что в этом я уж точно профессор! И да, как ни печально, но любовь – это не то, что мы думаем и о чем мечтаем, а это, простите за прозу, временное эмоциональное состояние индивидуума и связано оно с получением информации и выработкой к определенному моменту своего развития…

– Ну, началось! Хватит, даже слушать такое противно! Ты, Людка, в своем институте совсем сбрендила на этих своих гормонах да флюидах! Не знаю, кого вы там исследуете? Но точно не таких молодых и красивеньких, как эта прелестная девочка!

– Спасибо вам! – негромко профессорше.

– Девочки, ну что вы? Пожалуйста, не надо задираться. Лучше послушаем, как ты там сказала, прелестную девочку?

– А что? Разве не прелестную? И что? В самом деле, девочку?

– Ну что вы за народ такой беспардонный? Вот я сейчас возьму и спрошу у тебя, кто это тебе прицепил на сиську побрякушку эту и…

– И что? Я отвечу, запросто! Это я в Испании, после семинара и мы с…

– Так! Опять по коням! Первая конная в наступлении, а впереди на вороном коне профессорша, и она…

– Ну, как тут не поругаться? Скажи ты ей, Антонина, что если ей завидно без… ну, мальчиков, то пусть она бросает свой научный институт и переходит на учебную кафедру в медицинский. Уж там таких коников можно будет оседлать и столько, что мама не горюй!

– Ну, правильно! Тебе своих не хватает и ты готова на медицинские кадры покуситься! У тебя что, Нинель, бешенство матки? Я думаю, тебе надо провериться, и ты ко мне…

– С удовольствием, ты знаешь, послужу науке. Ты только скажи, как ты будешь эти опыты со мной проводить? Бешенство, это когда, сколько за день, пять, десять или…

– Так! Тоня, мы имеем дело с типичной маньячкой и психопаткой на почве секса. Я требую ее…

– Ну что вы за народ такой? Как только вместе, так обязательно ругаться? У вас что, неприязнь между собой? Что вы все время делите между собой и все никак не можете успокоиться? Теперь я понимаю, почему в академии наук одних стариков берут.

– Как это? Почему только одних стариков?

– Да очень просто! Потому что в том возрасте они уже не дееспособные и все функции с воспроизводством у них угасли, потому им, кроме науки, нечем хвастаться, а не то, что вам!

Потом они еще переругиваются какое-то время, но уже не так, а по- мирному успокаиваясь. И вот я уже слышу, что в разговоре паузы наступают и все продолжительней и все, потом ничего уже не слышу. И только мысль промелькнула.

А ведь хорошо, что профессорша за меня заступилась и своими разговорами отвлекла их, а то бы мне пришлось отдуваться перед Антониной и признаться вслух, что я и ее сын, мы ведь, по сути, еще друг дружку даже не оценили, не то, что у нас любовь с ним. Ну, какая же это любовь? Когда мне от него что-то надо, а ему во мне. Разве же это любовь?

Любовь, это когда каждый только и думает, как бы ему отдать все что имеет и себя самого всего и до самой капельки! И уже засыпая, я поняла, что этими мыслями я сама ответила на свой вопрос.