Читать книгу Зов Жар-птицы - Татьяна Ренсинк - Страница 18

Кто для сердца всех страшнее?

Кто на свете всех милее?

Знаю: милая моя!

«Кто же милая твоя?» —

Я стыжусь; мне, право, больно

Странность чувств моих открыть

И предметом шуток быть.

Сердце в выборе не вольно!..

Что сказать? Она… она…

Ах! Нимало не важна

И талантов за собою

Не имеет никаких;

Не блистает остротою,

И движеньем глаз своих

Не умеет изъясняться;

Не умеет восхищаться

Аполлоновым огнем;

Философов не читает

И в невежестве своем

Всю ученость презирает.

Знайте также, что она

Не Венера красотою —

Так худа, бледна собою,

Так эфирна и томна,

Что без жалости не можно

Бросить взора на нее.

Странно!.. я люблю ее!…*

Зачитав стихотворение, посланник канцлера, Сергей Михайлович, протянул бумагу с произведением Императрице. Та, играя в карты за столиком у окна с Иваном, удивлённо взглянула:

– А что сам Карамзин?

– Не удивлён Вашим интересом к его творчеству, Ваше Величество, – поклонился тот.

– Он замечательно пишет и далеко дойдёт, – не отвлекаясь от игры, государыня улыбалась. – А вот что там ты мне сказать хотел про какие-то письма?

– Их у меня украли, Ваше Величество, – вздохнул с сожалением Сергей Михайлович и отложил стихотворение на подоконник возле государыни.

– Ах, кто же посмел?! – став серьёзнее, взглянула она.

– Думаю, сей человек сам скоро сюда явится, – загадочно говорил он. – Ведь именно на его корабле я и прибыл в Россию, как Вы советовали.

– Неужто у моего Антония есть воры в команде? Кому понадобились эти письма?! – засмеялась государыня, оставив пока игру, и Сергей Михайлович пожал плечами.

В этот момент к ним вошёл статный пожилой слуга и, выпрямившись, доложил о прибытии Антона Павловича Кирсанова. Удивлению и Ивана, и посланнику канцлера, казалось, не было предела. Оба широко раскрыли глаза и уставились на вошедшего.

Антон выполнил поклон, мимолётно бросив взгляд на Ивана, поднявшегося из-за стола следом за государыней, и поцеловал довольной встречей правительнице руку…

– Сергей Михайлович, – оглянулась Императрица. – Прошу, не беспокойтесь, я всё узнаю.

– Разрешите, дерзость? – подняв палец, улыбнулся он, и она кивнула.

Он подошёл к столу с картами и перевернул карту, которая лежала на стороне государыни. С ухмылкой победителя он взглянул на Антона, а потом на Ивана:

– Вы проиграли.

Иван будто догадался о происходящем и усмехнулся в ответ, провожая его взглядом, пока тот не скрылся за дверями.

– Что ж, – хлопнула в ладоши Императрица, делая вид, что не заметила ничего странного, и села вновь к столу, убирая карты. – Прошу, садитесь, попьём вместе чаю, пока я ещё могу на ногах стоять.

– Ваше Величество, – с удивлением молвил Иван, переглянувшись с не менее удивившимся другом.

Тот отложил шляпу на кресло, где уже отдыхала шляпа друга, и придвинул стул, сев к столу. Сразу же государыня позвонила в колокольчик, им накрыли на том же столе чай и пряники, вновь скоро оставив одних…

– Про письма, которые украли у Сергея Михайловича, интересуюсь, – сказала она, тяжело вздохнув, но Антон всё понял:

– Вы думаете, их украл я? А что, если это он украл их у хозяйки, а ко мне они попали, дабы вернуть домой?

– Ай, Кирсанов, Кирсанов, – откинувшись на спинку стула, вновь вздохнула государыня. – Не бегал бы ты, не убегал бы…

Выдержав паузу, она села прямее и игриво взглянула вновь на Антона:

– А доказать свою верность сможешь по-иному?

– Таким глазам отказать невозможно, Ваше Величество, – не менее игриво ответил тот.

– Смотри-ка… А коль Платоша прознает? – засмеялась государыня, и Антон уверенно ответил:

– Вот уж кого меньше всего боюсь, так это его. Борьба за равенство назревает, а уж пойти по пути революции я России не желаю.

– Прав, – потерев шею от волнения, государыня вновь тяжело выдохнула и печально посмотрела в сторону, будто услышала что, но встряхнулась. – Равенство – это чудовище, которое хочет стать королём. Европа боится меня,… нас. А я уже некоторое время говорю… Мой век напрасно меня боялся… Европа напрасно опасалась моих намерений, которые, напротив, были для неё совершенно полезными.