Читать книгу Община Св. Георгия. Роман сериал. Третий сезон - Татьяна Соломатина - Страница 9

Вера Игнатьевна ошибалась. «С глаз долой, из сердца вон» – механизм, далеко не всегда работающий безотказно. Даже можно сказать: вовсе непутёвый это механизм. Если любишь.

Безусловно, младший Белозерский был безумно влюблён в Веру Игнатьевну. Испытывал к ней совокупность ярко-окрашенных чувств, как объяснили бы ему начинатели психоанализа, будь у него нужда в разъяснениях. Ещё бы они рассказал ему, что влюблённость является неустойчивым состоянием сознания, что влюблённость есть только фаза и как фаза она всегда конечна. Много бы чего наболтали новоявленные во множестве литераторы от медицины. Хорошими литераторами из этого множества были, что правда, единицы. Но даже самые лучшие из них наверняка бы приплели сюда его детство, лишённое материнской ласки, возвели бы Веру в образ матушки. И тут бы и конец. И скорее всего не младшему Белозерскому, а тому идиоту, что решился бы ему такое брякнуть.

Образ матери для любого мужчины священен. Особенно священен для того, кто матери не знал, ибо она умерла родами. И тут кто-то смеет утверждать, что он желает мать в исключительно мужском смысле?! Ох, что ждёт этот век и век грядущий, если подобная новомодная пакость будет множиться? А она будет множиться! Это отличительное свойство любой пакости – она исключительно стремительно размножается.

Да, Александр Николаевич был исключительно искренне и пылко влюблён. Поскольку испытывал чувства по отношению к Вере не только положительные, но и резко отрицательные. Влюблённость ревнует, сердится, оскорбляется.

Но не любовь.

Любовь всего милосердствует.

Николай Александрович Белозерский любил Веру Игнатьевну Данзайр. Хотя в отличие от сына, ни единого слова не высказал предмету своего чувства. Да и чувство ли это – любовь? Дом – это чувство? Родина – это чувство? Как ни крути, а высказать можешь только «чувство к дому», «чувство к родине», а сам дом и саму родину не выскажешь, не перескажешь. Любовь – не чувство, как не чувство самая кровь, любимая парочка бездарных рифмачей. Разве чувствуешь что-то положительно или же отрицательно ярко окрашенное к своей крови? Большую часть времени человек и не думает о крови. Любовь – константа. Влюблённость – переменная. Сократив влюблённость, получишь решение. Любовь не сократишь. Сократить константу – оксюморон, ибо константа есть величина, значение которой не меняется, в этом она противоположна переменной.

Пока Александр Николаевич сердился и проклинал Веру, безмерно по ней тоскуя, и не понимая, отчего она так поступила с ним, с клиникой, со старым профессором Хохловым, с его отцом, Николаем Александровичем, в конце концов, который, среди прочих, ей доверился. Пока честил её терцинами из Данте, и не спал ночами, не видя выхода (впрочем, ночами он не спал иногда исключительно в связи со своим лекарским ремеслом), пока мучился полным отсутствием денег на поиски негодяйки, отец его ничем не мучился.

Особенно Николай Александрович не мучился отсутствием денег.

Когда Вера Игнатьевна покинула страну (ненадолго, как она полагала), младший Белозерский начинал самостоятельную жизнь, и начинал её туго. У его ровесников уже был самостоятельный опыт, у некоторых довольно жестокий. Он же прежде жил на всём готовом и никогда не задумывался, что денег стоят и булка с маслом, и квартирка, более похожая на ночлежку. Казалось бы, за проживание в подобном хламе доплачивать должны! Ан, нет! Изволь исправно платить за помещение. Но натура у Саши Белозерского была крепкая. Раз решив, он держал свою линию. Злоба на Веру начала проходить, и вместе со злобой удивительным образом стала рассеиваться и тоска по ней, и желание видеть её. Начала смешить её фотография, которую он сперва порвал, затем склеил. А вскоре и вовсе выбросил. Если мужчина не хранит порванную и им же склеенную фотографию женщины – эта женщина для мужчины прошла.

У Николая Александровича же фотография как стояла на каминной полке, так и продолжила стоять. Он бы охотно дополнил полку рядом новых фотокарточек, но сын бывал у отца, а Николай Александрович никоим образом не собирался делиться с ним имеющейся у него полной информацией. Не то, чтобы не хотел ранить или ещё что. Сказать по правде: просто не хотел. Он и сам довольствовался всего лишь информацией (хотя и полной), и не имел ни малейшего желания информацию анализировать. Равно как и делиться ею с кем бы то ни было, включая даже Василия Андреевича.

Денег у старшего Белозерского было сколько угодно. Так что он в первую же неделю после отъезда княгини Данзайр, ещё до получения всяких официальных писем, озаботился её поисками. Тем более здесь не нужны были услуги Ивана Путилина, «русского Шерлок Холмса» или же «короля сыска» Аркадия Кошко. Проходное личное дельце для доверенного лица.

Все шесть лет Николай Александрович Белозерский пристально следил за жизнью Веры Игнатьевны Данзайр и знал абсолютно всё. Несколько раз даже лично наблюдал её издали. Испытывал ли он порывы подойти к ней? Заключить в объятия? Схватить детишек, и мальчишку, и девчонку – разом! Таких красивых, таких его… при любых раскладах.

О, да! Конечно!

Но ему достаточно было знать, что с ней и с ними всё в порядке. Это она должна прийти к нему. Он почему-то был уверен в этом. Даже не так. «Был уверен» – так можно сказать о результате процесса размышлений. Николай Александрович же просто знал, что она придёт к нему. Просто придёт, и останется. Просто потому, что любовь – не чувство. Любовь – это ясность. Единство и ясность всех чувств и мыслей. Ясность самодостаточна сама и, делает таковыми тех, кому доверяется. Любовь – это родина, дом. Любовь – это Вера.

И запах и вкус костромских груздей по осени. С ледяной водкой. На Волге.

Когда он смотрел на Веру и своих детей ли внуков ли – всё одно! – в голову лезли именно ледяная водка, именно костромские грузди и запах прелой хвои на берегу Волги. Даже летней жаркой Ниццей: водка, грузди, прель, Волга.

Николай Александрович был человеком прикладным, и не имел желания копаться, отчего это ему кажутся эти грузди, коли они с Верой никогда вместе никуда-то и не ездили.

Но ясной веры в то, что поедут, и будут эти чёртовы грузди, и чёртова ледяная водка, и ангельски красивые близнецы-двойняшки, мальчик и девочка, будут бегать и донимать его – потому что знают: маму донимать бесполезно, – хватало для того, чтобы из ясной веры это становилось ясной картиной. Словно это не будет ещё, а уже прожито не единожды.

Ещё Николай Александрович точно знал, при каких обстоятельствах и когда он сделает Вере Игнатьевне предложение. Ему осталось ждать не так долго, и он довольно усмехался про себя, как будто и это уже свершилось.

Николай Александрович закрыл папку с фотокарточками. Положил её в сейф. И занялся неотложными рабочими делами, которых всегда полным-полно у купчины такого уровня, фактически промышленника. В особенности их много перед Новым годом.