Читать книгу Пространство свободы. Литературный дневник - Татьяна Юрьевна Ирмияева - Страница 8

1996—2002
Юрий Буйда

Оглавление

Сборник рассказов Юрия Буйды «Прусская невеста» можно приветствовать как возвращение рассказчика в большую русскую литературу. На фоне современной прозы, лирической, а не эпической, и потому не отличающейся особым сюжетным разнообразием, рассказы Ю. Буйды дарят читателю атмосферу старинного чтения, когда еще не было электронных записывающих и воспроизводящих устройств. Но бездушная техника, сохраняя информацию, вместе с ней записывает и засоряющие память и воображение шум и треск мира в виде радиопомех или обесценивающей всеядности виртуальной памяти Интернета. Величайшая ценность искусства – структурное единство как метафора оценивающей способности сознания – в современной прозе чаще всего смазана или вовсе отсутствует.

Структурный центр сборника – городок, поселок городского типа, некое поселение с поселенцами, административно хозяйственная единица, почти неразличимая на карте. Именно таким ничтожным и неразличимым должен был стать Город, имеющий семисотлетнюю историю, славную и героическую, но не нашу. В советском государстве таких Городов нет и не должно быть никогда. История есть у этого государства, у его руководителей, но не у города, а тем более не у семьи или человека. История как память – это извращение и буржуазная рефлексия. Таков зачин сказа Ю. Буйды о времени и судьбах тех, кто после войны был переселен в Калининградскую область.

Автор обладает способностью достигать жизнеподобного единства на десяти страницах рассказа, на полутора и даже на половине страницы. Все они, за малым исключением, одинаково интересны и по-настоящему увлекательны. Ю. Буйда умеет несколькими выразительными штрихами обрисовать главное в человеческом характере и обстоятельствах его жизни. Впервые за много лет так просто и открыто вьется лента повествования по изгибам человеческих душ – растерзанных, испуганных или потерянных. Но человек живет, есть у него душа или нет, и он все равно должен находить ответы на самые главные вопросы: кто я? зачем я живу? С них начинается история, с них начинается судьба. То, что повествование так скоро выводит читателя на размышления о главных вопросах бытия, – вполне в русле традиции русской литературы. И дело не в авторе, а в героях рассказов. Это им не интересно все, что не касается нравственной стороны бытия, и не потому, что они такие интеллектуалы, а потому что именно эта сторона бытия неразрешима в данных жизненных обстоятельствах.

Городок живет, вернее, функционирует нормально: солнце всходит и заходит, местные речушки текут, поезда грохочут по железнодорожному мосту, в огородах поспевает картошка, а в сараюшках – поросята, работают заводики и фабрички, государственные учреждения и школы, люди бьются за свое добро и отвоевывают себе место под солнцем у бродячих кошек и собак, дни сменяют друг друга, складываются в недели, месяцы, годы и безвозвратно исчезают во мраке прошлого. Но оценивать это прошлое, уже свое, тоже запрещено, и человек совершает нечто из ряда вон выходящее, чтобы вырваться из удушающей петли бездуховности, чтобы заявить о себе: вспоминает свое имя, умирает, сходит с ума, улетает на воздушном шаре, бессмысленно жертвует или не менее бессмысленно предает. На первый взгляд, кажется, что именно по причине шоковости и эпатажности автор выбирает материал для своих рассказов. но потом выясняется, что на безумные поступки готовы буквально все жители городка, охваченные странной манией, толкающей их на преступления, а именно – манией вочеловечения. Их обуревает жажда воплощения, не важно во что и не важно как, но только бы стать. Немного странное желание для людей, трудом которых держится город, область, страна. Но городок Знаменск, как административно-хозяйственная единица, существует как будто сам по себе, а люди – сами по себе. И этому есть вполне прозаическое объяснение, несмотря на гротесковость и даже призрачность такого положения вещей. На производстве и в учреждениях люди себе не принадлежат, они отбывают повинность, а средства к существованию добывают на своих огородиках, в сараюшках, воруя по маленькой и приторговывая. Похоже, что и одеты они либо в украденные где-то лохмотья, либо в шкуры домашних животных. В магазинах обитатели городка покупают водку, соль, спички и сахар, перемогаясь до лучших времен.

А еще герои рассказов влюбляются, и тогда добра не жди: именно светлое чувство любви до предела обнажает их душевную и духовную несостоятельность. Они борются с любовью и красотой, как с бедствием, угрожающим их жизням, и неизменно побеждают. Ю. Буйда, чтобы извлечь из персонажей их смутные ощущения и представления о действительности, пользуется гротеском, без которого изображение внутреннего мира героев не могло бы состояться. Это удивительное чувство правды роднит прозу Ю. Буйды с произведениями таких великих рассказчиков, как Н. В. Гоголь или Э. Т. А. Гофман. Фантасмагория невыразимых чувств и ощущений в рассказах «Хитрый Мух», «Аллея», «По имени Лев», «Братья мои, жаворонки» или «Тема быка, тема льва» погружает читателя в атмосферу кунсткамеры, когда перед его внутренним взором проходят фантастические образы полузверей-полулюдей, отбрасывающих в неверном свете керосинки огромные пляшущие тени. А как еще можно было бы изобразить грандиозные туманные грезы о любви, красоте, силе и законе людей, у которых отнято право на раздумье, память и историю? Их самые лучшие мечты, хранимые в потемках души, столь же ужасны при свете дня, как редкостное телесное уродство, их наивность граничит с бесстыдством, а стремление к добру и правде оборачивается пьяными драками, убийствами и разрушениями. Прием гротеска, правдивой небылицы, позволяет думать, что автору не под силу традиционный психологизм. Но вот рассказ «Вилипут из Вилипутии» потрясает глубинным проникновением автора в область бессознательного. Тема вины и искупления – кто виноват? и что делать? – уже не вопросы. Но ответы нигде не даны, потому что герой рассказа, Вилипут, знает их с самого начала, и они столь ужасны, что Вилипут пытается просто потянуть время. Я виноват, я должен привести приговор в исполнение, и никто другой. Суд совести, самый мучительный и неотвратимый, – вот нерв рассказа. Автор не судит своих героев, он принимает их такими, какие они есть, и разве не в этом заключается любовь? Ю. Буйда рассказывает, а нам остается смотреться в это зеркало и, по возможности, не обманываться на свой счет.

28 декабря 1998 г.

Пространство свободы. Литературный дневник

Подняться наверх