Читать книгу Оплот - Теодор Драйзер, Теодор Драйзер, Theodore Dreiser - Страница 15

С каждой минутой Уоллин укреплялся во мнении, что с Барнсами его семья поладит (в частности, завяжутся – уже завязались – отношения между Солоном и Бенишией), но не одним этим обстоятельством объяснялось его радушие. Глядя на отца и сына Барнсов, Уоллин смекнул: вот оно, решение задачи. С недавних пор перед Уоллином стояла проблема коммерческого характера; касалась она страховок, закладных и займов, поскольку в Дакле и окрестностях как раз начали разворачиваться фирмы, такими операциями занимающиеся. Барнсы, старший и младший, определенно честны и прилежны, вдобавок они одной веры с ним, Уоллином, вот и пусть действуют от его имени.

Идея обрастала подробностями: Руфус откроет в Дакле контору – филиал филадельфийской страховой компании и банка, совладельцем которых является Уоллин; Солон будет работать с отцом. В первый год – или чуть дольше, если дело окажется прибыльным, – за аренду готов платить сам Уоллин. Его симпатия к Солону все крепла. Не имея собственного сына, Уоллин уже прикидывал: «Выжду время – возьму его в Филадельфию: пускай учится банковскому делу». Таким образом, еще прежде, чем дворецкий изрек «кушать подано», Руфус узнал о части планов Уоллина, одобрил их и даже сам заговорил о помещении под контору – мол, есть одно на примете.

Две недели спустя все было улажено, и Руфус с сыном стали подчиненными Джастеса Уоллина. Руфус арендовал половину складского помещения рядом с почтамтом Даклы, а Солон собственноручно, с помощью плотника и маляра, придал интерьеру максимально презентабельный вид. Уоллин внес свою лепту – прислал из Филадельфии три конторки, два стола, несколько стульев и картотечных шкафов; списанная как устаревшая в филадельфийском банке, для филиала эта мебель была в самый раз. Короче, деловой центр пополнился агентством недвижимости, которое также давало ссуды и оформляло страховки, – изрядный прогресс для такого городишки, как Дакла.

В жизни Солона появился новый стимул; ему бы радоваться, а он утратил гармонию с самим собой. Отныне образ Бенишии – ее лицо, улыбка, голос – не отпускал юношу ни на мгновение. Солон по-прежнему держал свои чувства в тайне, хотя порой его охватывало мучительное желание поделиться с кем-нибудь, в идеале – с матерью. Влюбленность, впрочем, не пересилила веры – вот почему один вид особняка Уоллин покоробил юношу. А как же квакерские заветы? Его стала мучить эта дилемма – роскошь против простоты, тем более что и нынешнее жилище Барнсов идею аскетизма отнюдь не воплощало – отец постарался. С другой стороны, в Сегуките они почти бедствовали – об этом Солон не забыл, – и вот его обожаемая матушка наконец-то окружена вещами, ласкающими глаз. Неужели после многих лет служения ближним матушке всего-то и причитается, что убогий коттеджик вроде сегукитского, при том что другие квакерские семьи имеют дома не в пример лучше? А насчет Уоллинов… кто такой Солон, чтобы по его требованию они полностью изменили уклад и стали жить строго по «Квакерской вере и практике»? Вот Уоллин платит ему целых пятнадцать долларов в неделю, а отец его старается ради доходов Уоллина, поскольку получает с них проценты, – это разве не противно квакерскому учению? Но кто другой дал бы ему, Солону – в его-то юные лета, – столь высокую должность? Да что там, сейчас и опытному человеку, труженику вроде отца, путное место получить ох как нелегко.

Прошло некоторое время, и Уоллин стал убеждать Руфуса, что двуколка его заодно с кобылой положению солидного агента не соответствуют. Пришлось их продать и купить новый экипаж, причем Уоллин возместил разницу в цене из собственного кармана, объяснив свою щедрость так:

– Я, Друг Руфус, не в убытке – ты ведь поместил в мою фирму закладные и страховки покойного Кимбера. Мы с тобой в этом графстве развернемся. А еще скажу тебе: таких сыновей, как твой Солон, днем с огнем не сыщешь.

Похвала настолько тронула Руфуса, что в тот вечер перед ужином он вслух прочел псалом Давида номер 33: «Благословлю Господа во всякое время; хвала Ему непрестанно в устах моих».

Так глубока была его признательность, что голос дрогнул, и это еще Руфус не догадывался о любви Солона к Бенишии и ее ответном чувстве, а тем более – о смутных планах Уоллина касательно этой пары.

Сам же Уоллин сразу понял, что не ошибся ни в Руфусе, ни в его сыне. Руфус нашел три особняка в окрестностях Даклы, и каждый из них, при минимальном вмешательстве реставратора, мог превратиться в загородную виллу – желанное приобретение для приличной семьи. А Солон прилежно вел бухгалтерию, встречался с потенциальными клиентами, на которых указывали ему отец и управляющий в Филадельфии, а иногда и сам находил таковых. Именно в этом деле Солону особенно хотелось отличиться, и любая перспектива увеличить капитал фирмы посредством нового страхового взноса или будущих процентов по кредиту возбуждала его, как заячий след возбуждает гончего пса.

Занятый работой, Солон все же находил время грезить Бенишией. А вот более трезвые мысли о ней причиняли юноше буквально физическую боль. Со званого обеда минуло несколько недель, а Бенишия никак не дала о себе знать. Тем не менее в тот период, отмеченный почти полной уверенностью Солона в том, что он забыт, он совершил два поступка. Никак не связанные ни с коммерцией, ни с любовью, они послужили его интересам в обоих аспектах – причем эффективнее, чем могло бы послужить всякое другое действие, им предпринятое.

Во-первых, склонный размышлять о вере, Солон купил себе Библию миниатюрного формата. В Дакле как раз открылся новый книжный магазин, Солон шел мимо витрины, и Библия ему приглянулась. Домой Солон ее не отнес – дома экземпляр имелся, хоть и весьма потрепанный. Библии нашлось место в конторе. Сравнительно недавнее выступление в молитвенном собрании было, так сказать, дебютом Солона, а между тем Внутренний Свет снисходил и на него, но Солон чувствовал, что для изложения Друзьям собственных поступков и мотивов ему пока недостает теоретической подготовки. Ее-то и даст новая Библия. Солон положил Библию рядом с «Квакерской верой и практикой», давним подарком матери, на угол стола, где ее очень скоро заметил Руфус. Растрогавшись и вознеся безмолвную хвалу Внутреннему Свету за то, что он столь дивно наставляет его сына, Руфус благоговейно промолчал. Однако лицо его просияло от глубокого морального удовлетворения, а в мозгу прозвучало: «Слава Тебе, Господи, мой сын на верном пути». С тем Руфус надел шляпу и пошел прогуляться – ему не хотелось смущать Солона. Теперь, когда они обосновались в Дакле и сын с головой погрузился в отцовские дела, Руфус проникся к нему глубоким уважением. Как энергичен, как рассудителен его мальчик; как почтителен с родителями и кристально честен со всеми без исключения!

В уоллиновской гостиной Солон, трепеща перед приходом Бенишии, уткнулся в «Дневник Джона Вулмена» (теперь он выписал себе экземпляр из Филадельфии). «Дневник» отныне лежал на его рабочем столе. Он очень увлек Солона – связное повествование о жизни выдающегося человека читалось легче, чем Библия или «Квакерская вера и практика». Вдобавок Солон знал, что «Дневник» прочла Бенишия, и поставил себе цель одолеть эту книгу до их новой встречи.

Уоллин, наезжавший в даклинскую контору посмотреть, как там дела, сразу заметил на столе Солона книги благочестивого содержания. Уоллину приятна была мысль, что он не обманулся, что молодой Барнс и впрямь заслуживает реальной поддержки. Подумал он и о Бенишии. Жена сказала, что Бенишия призналась ей: ни один юноша до сих пор не вызывал у нее такой симпатии, как Солон, и ей очень хочется, чтобы родители, когда в следующий раз соберутся в Окволд, взяли его с собой.

Вот как вышло, что после многих недель терпеливого ожидания Солон получил приглашение сопровождать чету Уоллин в Окволд. Было это в День седьмой, в самом начале апреля.