Читать книгу Оплот - Теодор Драйзер, Теодор Драйзер, Theodore Dreiser - Страница 3

Родителей Солона Барнса, Руфуса и Ханну Барнс, отнюдь нельзя было назвать богачами. За несколько лет до того, как родился Солон, и в пору раннего детства Руфус Барнс представлял собой нечто среднее между мелким фермером и торговцем. Семья жила в штате Мэн. Барнсовская ферма лежала на самой окраине городка под названием Сегукит; она давала недурные урожаи как сена, так и овса, не говоря об овощах и фруктах, и довольно скоро Руфус Барнс приобрел лавку со складом – пусть ветхую, зато почти в самом центре Сегукита. Члены местной квакерской общины ценили в Руфусе не только религиозность, но и личные качества; возможно, еще и поэтому торговля у него пошла на лад, и доходов хватило, чтобы отправить Солона, первенца и единственного сына, и Синтию, единственную дочь, в маленькую школу при общине – дети посещали ее, пока мальчику не исполнилось десять лет, а девочке – восемь. Тут-то и встал вопрос об их дальнейшем образовании.

Приблизительно в это время умер дядя Солона, Энтони Кимбер. Он был женат на Ханниной сестре, но вместе с женой и двумя дочерьми перебрался из окрестностей Сегукита в Трентон, штат Нью-Джерси, где у него был свой бизнес – производство фаянсовой посуды. Теперь Феба Кимбер обратилась к зятю: пусть приедет, поможет распорядиться долей, что причитается ей от трентонской гончарной мастерской. Вдове достались также дом и закладные на несколько ферм, что лежали между Трентоном и Филадельфией; к слову, регион этот развивался весьма быстрыми темпами.

Руфус всегда симпатизировал свояченице и ее мужу. Вдобавок на его решение повлияла горячая привязанность двух сестер – миссис Кимбер и миссис Барнс: кажется, никогда между ними не бывало ни обид, ни разногласий. И Руфус взвалил на себя этот труд, даром что поездка в Трентон предполагала для него лично как проблемы, так и расходы. Пришлось, к примеру, нанять себе в заместители одного из сегукитских Друзей. Впрочем, собственно хлопот оказалось меньше ожидаемого, а пользы – куда больше. Доля покойного свояка, благодаря его деловой сметке, достигала трети всех доходов, что равнялось сорока пяти тысячам долларов. Кроме того, прибыль позволила Кимберу вложиться в другое предприятие – выдачу ссуд фермерам, чьи участки находились между Трентоном и Филадельфией; с учетом быстрого роста населения дело сулило изрядную выгоду. Платежи по одной из таких закладных как раз были просрочены, и Кимбер уже начал переоформление участка, притом весьма обширного, на свое имя – да вот умер. И теперь Руфус, искренне заботясь об интересах свояченицы и племянниц и зная, насколько Феба Кимбер беспомощна во всем, что касается бизнеса, взялся завершить процесс. Если сдать землю в аренду или продать ее, прикидывал Руфус, да еще присовокупить к вырученным деньгам доходы от остальных предприятий покойного Кимбера, Феба и ее девочки смогут остаться в своем трентонском особняке, и жизнь их будет, как и раньше, безбедной.

Оказалось, что судьба назначила этой услуге повлиять на жизнь и интересы самого Руфуса и его детей в неменьшей, если не в большей, степени, чем она повлияла на жизнь его свояченицы и племянниц. Феба Кимбер, понимая, что в плане деловой хватки Руфусу не сравнится с ее покойным мужем, ни в коем случае не хотела ослаблять семейные связи, а, наоборот, стремилась к их укреплению. Ее любовь к сестре диктовалась не одним кровным родством и религиозными убеждениями, и то же самое можно было сказать об отношении Фебы к зятю: не только религия внушала ей сестринское почтение к Руфусу, но и личные его качества.

Ибо все знавшие Руфуса Барнса считали его честным и доброжелательным человеком. Свой скромный достаток он нажил благодаря упорным трудам и чистоплотности в деловых операциях. Хотя ему хватало забот с собственной лавкой и фермой, Феба давно уже – во время визитов, которые Барнсы и Кимберы регулярно наносили друг другу, и по столь же регулярным письмам – сделала вывод, что Руфус находит время на исполнение религиозных обязанностей, отвечает услугой на услугу как соседям, так и Друзьям, и в целом миролюбив и покладист, за что и уважаем всеми без исключения. Недаром в свои сорок лет он уже старейшина сегукитской общины, и в День первый (так Друзья называют воскресенье) усаживается либо в первом, либо во втором ряду, на возвышении, лицом к остальным; эти места в молельном доме предназначены для духовных наставников и старейшин обоего пола. А в доме Руфуса Барнса, как и во многих других домах по всей округе, не гаснет пламень веры.

Так, дети Барнсов, Солон и Синтия, не притронутся к еде без молитвы. И это не все – ни разу еще в этом доме день не начался без того, чтобы миссис Барнс не прочла вслух для мужа и детей главу из Библии, причем по окончании чтения семья еще некоторое время пребывает в молчании. Минуты эти исподволь определяли будущие убеждения и взгляды детей, хотя в силу возраста оба только и могли, что ждать чуда. В любом случае Солон и Синтия до капли впитали тогдашнюю атмосферу – как социальную, так и религиозную. До конца своих дней ни тот ни другая не сомневались в истинности Божественного Животворящего Духа, что присутствует в каждом человеке – того Духа, силой которого всё живет и изменяется; того, который зовется Путеводным Внутренним Светом или Божественным Присутствием, к которому человеки обращаются при сомнениях и потрясениях, в смятении чувств – и неизменно обретают помощь и утешение.

Итак, Феба Кимбер нашла в Руфусе Барнсе преданность и бескорыстие; зять дал ей ряд ценных советов по управлению имуществом и заверил: не беда, если Феба сразу всего не запомнила, он готов по мере надобности консультировать ее и даже приезжать к ней из штата Мэн, даром что для него это проблематично – придется бросать собственные дела.

На этом слове Феба сказала ему:

– А если, Руфус, тебе продать лавку и ферму в Сегуките и перебраться сюда насовсем? Сам видишь, каково мне одной, с двумя дочерьми на руках. Энтони был истинной опорой – наставлял и девочек, и меня; да ведь тебе это известно. Вот я и подумала: если бы вы с Ханной жили здесь, в Трентоне, а не в Сегуките, я бы нашла опору и помощь в вас обоих – и, глядишь, сама пригодилась бы вам. Ты уже убедился, средств у меня хватит на всех нас, особенно если ты станешь ими управлять. Понимаю: у тебя в Сегуките ферма и свое дело. Но ты только представь: здесь, помимо этого дома, есть еще и усадьба недалеко от Даклы – та, которую Энтони хотел оформить на себя. Решайся, Руфус: будете с Ханной хозяйничать в усадьбе, а то живите здесь, со мной и девочками. Я просто подумала, усадьба – это ведь капитал, он ни вам с Ханной, ни детям лишним не будет, особенно Солону; растут дети-то, что ваши, что мои. Сам оцени, какова обстановка в Трентоне: хоть школы здешние возьми, да и филадельфийские тоже. Я уж не говорю о молельных домах – Ханна бы здесь развернулась, это ей не Сегукит. И вот еще что: после Энтони я вряд ли вновь пойду замуж; стало быть, заботы обо мне и девочках не слишком тебя обременят, да еще и окупятся. Только скажи, что мне предпринять, как устроить дела наилучшим образом для тебя, Ханны и ваших детей; ты ведь знаешь, сколь вы все мне дороги.

Феба почти осеклась под сосредоточенным, изучающим взглядом зятя. Руфус молчал, взвешивая за и против. Миссис Кимбер, думалось ему, еще молода и миловидна, даже привлекательна; что сулит ему предложение свояченицы? Определенно не одни только выгоды. Конечно, Феба и Ханна очень любят друг дружку, но еще вопрос, как две семьи уживутся под одной крышей. И как к подобной перспективе отнесется Ханна? И не пожалеет ли со временем сама Феба о своей горячности? В доме окажется две пары детей – их придется контролировать изо дня в день, а детских ссор никто не отменял. Которая из матерей будет разбирать их? И в чью пользу? Нет. Это не вариант. И Руфус, как мог мягко, объяснил Фебе, что должен по крайней мере съездить в Сегукит и поговорить с Ханной.

Не казался ему идеальным и другой вариант – с поселением на ферме о шестидесяти акрах земли. Руфус успел побывать в усадьбе близ Даклы, и дом – обширный, двухэтажный, квадратной формы, с нарядной черепичной, во флорентийском стиле, крышей, в окружении рослых тенистых кедров – представлялся ему очередной проблемой. Особняк этот некогда, еще до Гражданской войны, занимала знатная семья по фамилии Торнбро. Деньги у них водились, об этом можно судить хотя бы по кованой ажурной ограде – вон какая высокая! Или взять полукруг аллеи – если станешь лицом к дому, широкие ворота будут слева; в них, видимо, въезжали экипажи, катили к внушительному парадному крыльцу, с которого в дом ведет широкая дубовая дверь со вставкой из стекла; четыре ее панели украшены искусной резьбой – цветочными букетами. Вообще интерьер изобиловал резьбой по дереву, и в основном она прекрасно сохранилась – это Руфус отметил, еще когда приезжал в Даклу как поверенный миссис Кимбер. Но от него не укрылось и другое обстоятельство: местами резьба все же была повреждена или запачкана, и восстановление этих фрагментов, прикинул он, обойдется недешево. И это не все. Гостиная и другие парадные комнаты щеголяют хрустальными люстрами, предназначенными для свечек, – их надо переделывать под электрические лампочки. Печное отопление следует заменить газовым, что предполагает демонтаж дровяных печей. Нынешний хозяин Даклы – неотесанный, хотя вроде не ленивый, фермер с женой и пятью детьми – по слухам, получил ферму от отца. Семья жаждала уехать и поискать работы в городе, ибо почти весь доход от фермы – весьма скромный, несмотря на усердие, – высасывали налоги и проценты по той самой закладной, что попала в руки Энтони Кимбера.