Читать книгу Оплот - Теодор Драйзер, Теодор Драйзер, Theodore Dreiser - Страница 18

Не было и быть не могло места более подходящего для забав, чем усадьба Торнбро: по крайней мере, так решили про себя все юные гости – взрослеющие, но пока неискушенные. Самый ландшафт дышал романтизмом, особенно – тенистые берега прелестной Левер-Крик. Просторная беседка – листья плюща только-только начали проклевываться из почек и нежно просвечивали на солнце – располагала к тихим играм и даже к флирту. Что до игр подвижных, тетя Феба взяла их на себя. Заинтересованная в социальном подъеме зятя и племянника, а также заботясь об успехе пикника, затеянного дочерью, Феба постаралась учесть предпочтения каждого из гостей. Она выделила на лугу место под теннисную площадку, привезла сетку, ракетки и мячи, а также инвентарь для игры в крокет. Ей же пришла мысль купить сачки, чтобы желающие могли ловить в Левер-Крик медлительных пескариков и прочую мелкую рыбешку. Заодно уж Рода попросила шахматные и шашечные доски и домино – и они тоже были куплены. Карточные игры, разумеется, не обсуждались.

Словом, развлечения были на любой вкус, да и погода не подвела. Под впечатлением от перспектив, что, несомненно, открывались перед Солоном, Рода в его присутствии вела себя как радушнейшая из хозяек, и Солон далеко не сразу догадался, что истинный адресат этой нарочитой оживленности и любезности не кто иной, как Айра Паркер. До сведения сего юного джентльмена было незамедлительно доведено, что сами Уоллины сочли обязательным, несмотря на известные затруднения, доставить Бенишию прямо из Филадельфии, а вечером они заберут ее в свой даклинский дом.

Солон же с того момента, как привезли Бенишию, ходил словно зачарованный. Бенишия показалась ему воплощением самой весны; он млел от ее бледно-голубого муслинового платья, от темно-синего капора – личико, им обрамленное, еще больше, чем обычно, напоминало цветок. Настоящие цветы – миниатюрные розовые розочки – были приколоты к ее корсажу. Юбка длиной по щиколотку время от времени позволяла разглядеть серые туфельки с синей отделкой. Бенишия прибыла вскоре после полудня в сопровождении отца и матери, и Солон тотчас повел ее на экскурсию – правда, к ним присоединились еще несколько юношей и девушек. Бенишия помнила плачевный вид Торнбро, а в преображенной усадьбе все вызывало ее восторг и удивление.

Осматривая дом, Бенишия в каждой комнате замирала перед библейской цитатой.

– Ах как это удачно придумано! Чья была идея?

– Папина, – отвечал Солон, – но выбирать цитаты помогала матушка.

– И моя тоже, – встряла Рода. Ее зависть взяла: что это Бенишия нахваливает Руфуса, будто он в одиночку отремонтировал Торнбро?

– Да, это так, – поспешно и кротко подтвердил Солон. – Если бы не тетушка Феба, мы вообще не переехали бы в Даклу. Тетушка выбрала моего отца управлять имуществом, когда умер дядя Энтони. Этот дом не наша собственность. Купить его нам не по карману. Мы живем здесь только благодаря тете Фебе. Торнбро вообще находится в списке усадеб, выставленных на продажу, и приобрести его через даклинский филиал, где мы с отцом работаем, может всякий – были бы только деньги.

Слова Солона пришлись Роде по вкусу – вот лучшее объяснение сути отношений между Барнсами и Кимберами, решила она. Зато Бенишию эта сцена покоробила: ей больно было видеть Солона умышленно приниженным собственной кузиной. Вдобавок от деятельности Руфуса Барнса в кимберовской усадьбе больше всех выиграл не кто иной, как матушка Роды. Ни словами, ни мимикой Бенишия не выдала своих чувств, но Рода с той поры ей разонравилась.

Солон же, начитавшийся «Дневника Джона Вулмена», страшился, как бы тень сомнения в бескорыстии семьи Барнс не легла на сердце Бенишии. И вот, едва они остались наедине, юноша попытался представить себя и своих родителей в истинном свете.

– Видишь ли, Бенишия, – начал он, – до переезда в Даклу мы жили в Сегуките. У нас только и было, что ферма и домик при ней, да еще отец держал фуражную лавочку. Я помогал и на ферме, и в лавке. Не хочу, чтобы ты на наш счет заблуждалась. Мы и вправду очень многим обязаны тете Фебе. Здесь дела у нас пошли в гору только благодаря ее любви и доброте.

Бенишия некоторое время молчала.

– Прошу тебя, Солон, – заговорила она наконец, вся подавшись к нему, – не надо объяснений. Сам ведь знаешь, как мы к тебе относимся. У папы и мамы твое имя с языка не сходит, а я… – Она осеклась, и щечки у нее вспыхнули.

– Бенишия! – воскликнул Солон с дрожью в голосе. – Бенишия, что ты хотела сказать?

Но Бенишия не ответила – они приближались к речке, где под развесистым деревом, среди маргариток и лютиков, сидели над самой водой Рода и Айра Паркер.

– Идите сюда, посмотрите на рыбок! – крикнула Бенишия. Они с Солоном как раз остановились на мостике, под ними журчала вода.

– Пока сюда не переехал мой дядюшка Руфус, – заговорила Рода, обращаясь к Паркеру, но достаточно громко, чтобы ее слышала и Бенишия, – это была сущая канава – сплошные коряги, камни да тина. А потом моя матушка распорядилась вычистить русло, и вот гляди, какая славная получилась речка. Кстати, Солон, принеси-ка нам сачки: те, что матушка купила в Филадельфии, – будем ловить пескарей. Они проныры, но мы-то ловчее. Отлично повеселимся.

Действительно, чуть ниже по течению, меж островков, образованных водорослями, хорошо просматривались серебристые, серенькие и бурые пескари, да и рыбы покрупнее, некоторые резвились, другие словно дремали в тихой воде.

– Я сбегаю! – Паркер вскочил на ноги. – А где они лежат?

– Нет, я сам принесу, – сказал Солон. – Ты не найдешь.

И он бегом бросился к дому.

Вскоре Солон вернулся с сачками и, оделив Роду, Паркера и Бенишию, остальные положил на видном месте. Бенишия перебралась на другой берег по мостику, и Солон последовал за ней.

– Рыбкам без воды никак нельзя, – приговаривала Бенишия, склоняясь над речкой. – Я их буду сразу отпускать, если, конечно, вообще поймаю. Зато уж в другой раз они не попадутся.

Солон рассмеялся:

– Вот так занятие – пескарей осторожности учить!

В эту минуту некий Адлер Келлес, растянувшийся на бережке выше по течению, издал торжествующий клич, и Солон с Бенишией увидели, что в его сачке бьется изрядная рыбина. Вот Келлес выхватил добычу и швырнул на траву позади себя.

– Окуня поймал! – ликовал он. – Таких с десяток штук – вот и ужин!

Бенишия едва не уронила сачок в воду.

– Пожалуйста, отпусти его, Адлер! – вскричала она. – Скорее брось обратно, а то он погибнет! Ты все равно его есть не станешь.

Мольба как таковая ничуть не тронула Адлера Келлеса, зато свой эффект возымели нежный голосок и личико, подобное цветку.

– Ладно, ладно. – Келлес поднялся и бросил окуня в речку. – Я не убийца рыб, Бенишия Уоллин, о нет. Просто слыхал, что окуни недурны на вкус, вот и думал отведать. Успокойся – он живехонек: вон, плавает.

Впрочем, куража у Келлеса поубавилось: вид был почти покаянный.

Рода и Паркер, наблюдавшие эту сцену, дружно рассмеялись.

– Какой смысл вообще ловить рыбу, если ее все равно выпускаешь? – отчеканила Рода.

Солон, от природы прямодушный, не мог не признать, что вопрос правомерен. Бенишия притворилась, будто не слышит, и тогда Солон предложил пройти берегом выше по течению – туда, куда комментарии его кузины уж точно не долетят, – что и было сделано. И вот, пока Бенишия высматривала среди водорослей рыбу покрупнее – такую, которой не нанес бы вреда сачок, – Солон, ошалевший от ее упоительной прелести и близости, предпринял попытку открыть свои чувства. Он скажет Бенишии, сколь она прекрасна и сколь много значит для него. Увы – впервые в жизни Солон обнаружил, что не в силах связать двух слов.

– Мисс Бени… то есть Бенишия…

– Да, Солон. – Она всем телом повернулась к нему, желая поощрить. – Я слушаю. – Бенишия заметила, что губы у него побелели, а нижняя и вовсе подрагивает. – Солон, ты сам знаешь: мне ты можешь сказать все, абсолютно все. Потому что я… я… – Она прикусила язык.

Что это с ней? Откуда взялась развязность – и куда подевалась девичья скромность? Бенишии вдруг стало дурно; она, возможно, бросилась бы прочь, если бы не слабость во всем теле. А в следующее мгновение она увидела, что губы у Солона дрожат, и поняла, что не покинет его. Никогда. Вот он перед ней: юный, сильный, прямодушный, красивый и такой слабый, потому что любит ее. Бенишию охватило желание ободрить его, но тут снова раздался голос Солона, а рука его стиснула ее ладошку.

– Бенишия! Бенишия, я тебя люблю. Наверное, нельзя мне такое говорить, но я просто весь извелся. Меня удерживал страх, что ты рассердишься, потому до сих пор и молчал. Мне было так тоскливо без тебя – словами не передать! Не раз и не два я начинал письмо к тебе, но откладывал – духу не хватало. Ну да теперь скажу: ты для меня – все, вся жизнь. Пусть мы даже больше не увидимся – я хочу, чтобы ты это знала. Даже если я тебе не нужен, я буду всегда тебя любить!

Солон увидел, что Бенишия поникла головой, что у нее слезы на глазах, и осекся.

– Бенишия! – вскричал он. – Пожалуйста, прости меня! Я был непозволительно дерзок, я…

– Ну что ты, Солон. Я не потому плачу, что рассердилась. Это слезы счастья – ведь я тебя тоже люблю, неужели ты не догадался? Люблю, наверное, с той минуты, как впервые встретила. Я тебя люблю, и буду…

Бенишия не закончила фразу, увидев, что Рода и Айра Паркер идут по мостику, и поспешно наклонилась к воде, словно высматривала рыбок. Солон, изо всех сил прикидываясь невозмутимым, обернулся к Роде и Паркеру и небрежно заметил:

– Здесь, выше по течению, рыба чересчур пуглива.

Так он выгадал время для Бенишии. Девушка выпрямилась и направилась к мостику уже с готовым объяснением: что-то попало в глаз, надо его срочно промыть.