Читать книгу Оплот - Теодор Драйзер, Теодор Драйзер, Theodore Dreiser - Страница 5

Итак, Руфус Барнс вместе с семьей в итоге перебрался в усадьбу Торнбро, что рядом с городком Дакла и в двадцати пяти милях от Филадельфии. Фебу Кимбер больше всего радовало малое расстояние между трентонским ее домом и Торнбро – всего шесть миль, пустяк для конного экипажа. Разумеется, близость двух домов способствовала тому, что связь между семейством Кимбер и семейством Барнс установилась как нельзя более тесная. Руфус, не умея, подобно покойному Кимберу, ни ловчить, ни чуять выгоду, был трудолюбив и честен. С прибылью продав долю Кимбера в гончарной мастерской, Руфус вложился в закладные на землю и тем обеспечил Фебе приличный постоянный доход, процент которого доставался ему как душеприказчику и управляющему. Очень скоро на молитвенных собраниях в Дакле местные Друзья стали оказывать Руфусу такое же почтение, каким пользовался в трентонской общине его покойный свояк. Словом, за десять лет, что прошли между водворением Барнсов в усадьбе Торнбро и женитьбой Солона на Бенишии Уоллин, положение семьи изменилось, и весьма существенно, как в материальном, так и в социальном аспекте.

Хлопоты, связанные с возрождением Торнбро если не в первозданном, то хотя бы в сравнимом с ним виде, странно влияли на Руфуса Барнса. Он ощущал послевкусие былого очарования усадьбы. Ни роскошь, ни праздность, ни высокий статус в обществе не впечатляли его; о нет, в Торнбро для Руфуса воплотились отнюдь не эти понятия. От усадьбы слабо веяло стариной, и с чего Руфусу морщить нос, если этот аромат подразумевает красоту? Красота – Руфус это усвоил еще в детстве, из проповедей и Библии, из духовных озарений многих Друзей – самим Господом заложена в каждом его творении, и потому неизменна.

Постепенно, вдумчиво Руфус Барнс возрождал усадьбу, и приметы ее красоты, как обусловленные ландшафтом, так и рукотворные, проступали яснее и яснее. Например, был отремонтирован ветхий каретный сарай – его вычистили и покрасили, а инструменты, еще годные в дело, починили и сложили в пустующем коровнике. Опоры старой беседки убрали, освободив место для беседки новой, столь же изящной и тенистой. Русло прелестной Левер-Крик расчистили и перегородили повыше заводи, чтобы течением не нанесло веток, которые могли бы захламить песчаное дно. Лужайку заново засеяли травой и разбили на ней клумбы прежних форм, с высокой кованой изгороди удалили ржавчину, старый металл покрыли краской. В свой срок усадьба, по крайней мере снаружи, стала прежней – такой ее не видели уже тридцать лет, со времен последнего члена семьи Торнбро.

Другое дело – ремонт в комнатах и холлах: старый особняк словно бросил вызов Руфусовой вере, ибо здесь впервые в жизни Руфус воочию увидел если не саму роскошь, то ее остатки. Он считал себя обязанным придать Торнбро вид загородного дома, привлекательного для покупателя, с тем чтобы его можно было продать в пользу Фебы, но эта самая привлекательность подразумевала роскошь – то есть стиль жизни, неприемлемый для человека с такими, как у Руфуса, религиозными убеждениями.

Взять хотя бы внушительную парадную дверь – она вела в пышный зал с широкой нарядной лестницей. Балюстрада была сработана из полированной древесины грецкого ореха. Никаких признаков разрушения балюстрада не являла, ее следовало только почистить да заново покрыть лаком. Слева от главного входа помещались внушительные колонны числом двенадцать, также из древесины грецкого ореха. Колонны отделяли вход на антресоль и на лестницу от просторной гостиной с высокими окнами, что глядели на юг и на запад; вид был прелестный – сплошь луга да рощицы. Между двумя западными окнами имелся большой камин – в него влезло бы даже четырехфутовое бревно, – с боков и сверху отделанный мрамором. Увы, отделку, а также каминную полку из белого мрамора испещряли трещины. О реставрации не шло и речи – только полная замена.

В главном зале стены и потолок украшали фризы и медальоны с цветочными мотивами. Гипс потемнел и частично осыпался – лепнину надо было восстанавливать. Однако плачевное состояние главного зала странным образом импонировало Руфусу; по крайней мере, он не улавливал тут вызова своей приверженности простоте во всем. Зато остальные двенадцать комнат этого почти столетнего особняка, парадная лестница в виде ленивой спирали и лестница черная, для прислуги, вместительные чуланы и кладовки, хозяйские спальни с очаровательными миниатюрными каминами и плетеными диванчиками в оконных нишах, а также винные погреба немало коробили Руфуса, поскольку говорили о богатстве и комфорте, которые он считал излишними для себя и своей семьи. Руфус оказался между двух огней: с одной стороны, необходимость отремонтировать дом как положено, с другой – внутреннее сопротивление: простота, сообразная с его убеждениями, против роскоши известного сорта, ожидаемой потенциальным покупателем. Решение этой дилеммы Руфус видел в том, чтобы привести в порядок минимум жизненного пространства – ровно столько, сколько требуется неизбалованному семейству.

Колебания начались, уже когда ферма стала доходной. Феба Кимбер утверждала, что не отпишет Торнбро никому, кроме Руфуса с Ханной или их детей. Вот теперь Руфус задумался, взвесил свою любовь к жене и детям, учел долгие годы трудов и лишений, через которые они прошли вместе; разве не жестоко будет и дальше во всем ограничивать Ханну и детей, даже если сама Ханна не возропщет?

Что до Фебы, она, обожая сестру, не скупилась. По ее настоянию и за ее счет четыре верхние спальни были заново отделаны и обставлены. Одна из них, самая просторная и с самым лучшим видом из окон, предназначалась для Руфуса и Ханны. Ближайшая к ней комната считалась гостевой, но, поскольку самой частой гостьей предстояло стать самой Фебе, и комнату она убрала по своему вкусу.

Рода и Лора, дочери Фебы, должны были делить спальню с Синтией, случись им остаться в Торнбро на ночь. Наконец, четвертая комната досталась Солону, и Феба, отделывая и меблируя ее в лаконичном стиле, получила особое удовольствие. Она очень любила племянника за его сдержанность и всепоглощающую привязанность к матери, а также за полное отсутствие тщеславия.