Читать книгу Сочинения. Том 3. Великие революции. От Кромвеля до Путина - В. А. Мау - Страница 10

В предыдущей главе было показано, что вызревание предпосылок революции тесно связано с экономическим ростом. Там мы использовали понятие «экономический рост» в узком смысле – как характеристику периода, в течение которого происходит увеличение определенных показателей, в первую очередь валового продукта на душу населения. Подобное применение данного термина вполне традиционно и широко распространено. Однако понятие «экономический рост» используется и в другом, более широком смысле: как характеристика эпохи постоянных динамичных изменений, колебаний экономической конъюнктуры, в рамках которой не в каждый данный момент, а лишь при анализе долгосрочных тенденций наблюдается превышение темпов роста производства над темпами роста населения. Понимаемый так экономический рост может рассматриваться как переходный процесс от одного устойчивого состояния (доиндустриальные аграрные общества) к другому (постиндустриальные общества с высоким уровнем дохода на душу населения) (Гайдар, 19976. С. 297–298). Периоды кризисов и депрессий органично включаются в этот процесс, поскольку устраняют устаревшие элементы промышленной структуры, приводят к обновлению производства и тем самым создают предпосылки для экономического подъема на новом техническом уровне.

В данной главе предметом анализа является связь революций с экономическим ростом, рассматриваемым в широком смысле этого слова. Вопрос, который нам предстоит рассмотреть, неоднократно дискутировался в исследованиях по теории революции. Традиционно считалось, что революции характерны в первую очередь для начальных стадий экономического роста, т. е. для периода трансформации традиционного общества в индустриальное, называемой обычно процессом модернизации (Huntington, 1968. Р. 264)[51], причем все крупные революционные катаклизмы «произошли в эпоху «модернизации», за последние несколько столетий мировой истории» (Skocpol, 1994b. Р. 113).

В последнее время, однако, все более популярным становится направление, связывающее революционные кризисы в первую очередь с циклическими процессами. Очень показательна в этом отношении работа Джека Голдстоуна, посвященная ранним революциям. Один из основных ее выводов заключается в том, что «не существует явных свидетельств, позволяющих рассматривать революции 1640 г. в Англии и 1789 г. во Франции как инструменты снятия препятствий на пути экономического развития» (Goldstone, 1991. Р. 483).

Между тем именно в ранних революциях хорошо просматривается взаимосвязь революционного кризиса с переходом к экономическому росту. Если обратиться к теоретическим аспектам проблемы, то выделяемые исследователями причины революций и причины начала экономического роста практически совпадают. Так, Голдстоун непосредственно связывает революционный кризис с давлением роста населения на неспособные к адаптации экономические и социальные структуры. Одновременно в одной из основополагающих работ, анализирующих предпосылки экономического роста, утверждается: для начала устойчивого роста должны были сформироваться институциональные условия, а «решающим фактором, подталкивавшим к институциональному обновлению, был рост населения» (North, Thomas, 1971. Р. 8). Первой страной, где, по мнению ее авторов, в XVII в. были сформированы подобные предпосылки, оказалась Англия.

Согласно другой позиции, революции вызревают под давлением конкуренции государств на мировой арене, а их предпосылки формируются в относительно отсталых странах, которые испытывают политическое и военное давление со стороны более развитых соседей (Skocpol, 1979; Skocpol, Trimberger, 1994). Эта точка зрения полностью воспроизводит другую трактовку причин экономического роста, в соответствии с которой «первоначальный импульс к экономической модернизации обычно возникает из неэкономических по своей природе мотивов; такова реакция на те или иные формы реального или ожидаемого вторжения извне, со стороны более сильного государства в более слабое» (Rostow, 1971а. Р. 3). Революции, в соответствии с данной трактовкой, в большинстве случаев происходят в процессе формирования предпосылок перехода к устойчивому экономическому росту (Rostow, 1971а. Р. 55). Развитие в этот период уже существенно отличается от процессов, характерных для традиционных обществ. «Оно уже по своей природе не является цикличным. Оно движется вперед – преодолевает сопротивление, прерывается, останавливается, часто откатывается назад, – но интерактивное, самовоспроизводящееся движение к нормам современного общества продолжается» (Rostow, 1971а. Р. 62).

Приведенные выше аргументы вполне укладываются в концепцию связи революции с процессом модернизации. Однако существуют еще по меньшей мере два феномена, имеющие прямое отношение к революциям, но явно выходящие за рамки модернизационного периода. Первый – так называемые фашистские революции 20-30-х годов XX в. По крайней мере одна из них, германская, бесспорно произошла в зрелом индустриальном обществе и не может быть полностью объяснена модернизационными проблемами. Далеко не все исследователи готовы отнести фашистские режимы, и в первую очередь нацистский режим в Германии, к революционным[52]. Однако такая позиция имеет право на существование и регулярно встречается в научной литературе. Второй – современные преобразования, охватившие Восточную Европу и бывший Советский Союз. Они явно носят революционный характер, некоторые из них представляют собой полномасштабные революции. Можно аргументировать, что и в Германии первой трети XX в., и в современной России модернизационные процессы не были завершены. Однако и технический базис, и социальная структура, и механизмы государственного управления в этих странах были совсем иными, чем в аграрнобюрократических монархиях доиндустриального периода либо диктаторских режимах современного «третьего мира». Без объяснения источников революционных процессов, не вписывающихся в рамки модернизации, понимание причин революций не может быть полным и исчерпывающим.

В предыдущей главе причины революций связывались с чрезмерной жесткостью институциональной структуры общества, не позволяющей ей приспособиться к изменяющейся среде. Поскольку экономический рост непрерывно порождает новые тенденции и новые проблемы, постоянно требует адаптации, в принципе не удивительно, что он может провоцировать социальные кризисы, ведущие к революционным потрясениям. Тем не менее, революции по мере завершения модернизационных процессов становятся все более редким явлением. Это можно объяснить несколькими причинами.

Во-первых, во многих странах на этапе модернизации в результате различного сочетания реформ и революций основные барьеры к адаптации оказываются разрушенными, и в дальнейшем приспособление к новым требованиям происходит эволюционным путем.

Лишь в тех случаях, когда по тем или иным причинам этого не произошло, ситуация чревата дальнейшими революционными потрясениями. Таким образом, процесс модернизации имеет принципиальное значение для дальнейших судеб страны: от него напрямую зависит сочетание эволюционных и революционных механизмов адаптации на последующих этапах развития.

Во-вторых, несмотря на потенциально конфликтный характер экономического роста, он далеко не всегда порождает потребность в радикальных изменениях институциональной структуры. Исторический анализ позволяет выделить три периода, когда необходимость адаптации к изменяющимся условиям становится вопросом жизни и смерти. Мы будем называть их «кризисами экономического роста». Первый подобный период, на который обычно обращают наибольшее внимание, – это время создания предпосылок для перехода к устойчивому экономическому росту и ранние, наиболее конфликтные стадии роста. Он может быть назван кризисом ранней модернизации. Второй – кризис зрелого индустриального общества. Он наступает в наиболее развитых странах в первой трети XX в. Наконец, начало третьего кризиса относится к 70-80-м годам XX в. Его можно рассматривать как кризис ранней постмодернизации. Каждый из «кризисов экономического роста» принципиально меняет характер требований к трансформации сложившихся в обществе структур и отношений.