Читать книгу Сочинения. Том 3. Великие революции. От Кромвеля до Путина - В. А. Мау - Страница 11

Как уже неоднократно отмечалось, кризис ранней модернизации возникает на первых этапах экономического роста, который не приобрел еще устойчивый характер, однако существенно расшатал традиционные структуры и использовал весь адаптивный потенциал, которым они обладали. Данные, приведенные в табл. 2.1, наглядно демонстрируют: прежде чем экономический рост сможет стать устойчивым и самовоспроизводящимся, институциональные барьеры должны быть сняты тем или иным способом, с помощью реформ или революций. Эта таблица в несколько модифицированном виде воспроизводит аналогичную таблицу из книги В.В. Ростоу «Политика и стадии роста» (Rostow, 1971b), характеризующую вызревание предпосылок перехода к устойчивому росту.

Таблица 2.1

Формирование предпосылок перехода к устойчивому росту

Источник: Rostow, 1971b. Р. 55.

Есть и другие позиции по вопросу о переходе к устойчивому экономическому росту. Но взаимосвязь этого процесса с революциями просматривается практически во всех из них. Так, применительно к Англии, как уже отмечалось, некоторые исследователи относят первую промышленную революцию на предреволюционное столетие (1540–1640) (Nef, 1940). Что касается Франции, то здесь до сих пор нет единого мнения о времени начала устойчивого роста, причем оценки варьируются от предреволюционных лет (вторая половина XVIII в.) до 1850-х годов (после революции 1848 г.) (Crouzet, 1996, Fohlen, 1973).

Однако сам факт связи революций с экономическим ростом еще не позволяет определить, в какой момент перехода к устойчивому росту революционный взрыв наиболее вероятен. Более того, приведенные данные позволяют сделать вывод: революции возможны и до периода создания предпосылок устойчивого роста (Англия), и в процессе создания этих предпосылок (Франция, Мексика), и даже на более поздних стадиях устойчивого роста (Россия).

Более конкретный экономический анализ дает возможность с высокой степенью достоверности выделить «зону риска», в наибольшей мере чреватую революционными катаклизмами. Если сравнить страны, пережившие крупные революционные потрясения на этапе модернизации, по такому экономическому показателю, как валовой внутренний продукт на душу населения в предреволюционный период, обнаружится интересная закономерность. Все они находятся в достаточно узком интервале, примерно от 1200 до 1500 долл, (в долларах 1990 г.). У нас нет данных по этим странам непосредственно на год революций, поэтому мы будем оперировать доступной информацией на ту дату, которая хронологически ближе всего к интересующей нас (Maddison, 1995). Во Франции 1820 г. этот показатель составлял 1218 долл., причем можно предположить, что за предшествующие 30 лет войн и революций его рост был весьма незначительным, если вообще происходил. В Германии 1850 г., сразу после революции, ВВП на душу населения достигал 1476 долл. Очень близок к тому же уровню показатель в Мексике 1913 г.: спустя два года после начала революции он составил 1467 долл. В тот же интервал попадают обе революции в России начала века: ВВП на душу населения там составлял 1218 долл, в 1900 г. и 1488 – в 1913 г. К сожалению, мы не имеем сопоставимых данных для Англии первой половины XVII в., однако, исходя из данных 1820 г. (1765 долл.) и грубой оценки темпов роста в предшествующий период, можно предположить, что и в этом случае значения были достаточно близки к 1200 долл.

Более того, примерно в тот же интервал по этому экономическому показателю попадают и крупные национально-освободительные движения, сыгравшие существенную роль в модернизации тех стран, где они происходили, и иногда также рассматриваемые как революции: американская война за независимость (ВВП на душу населения в 1820 г. – 1287 долл.); движение Гарибальди в Италии (ВВП на душу населения в 1870 г. – 1467 долл.). Если же обратиться к революциям «сверху», то для них ВВП на душу населения окажется существенно ниже: в 1885 г. в Японии он составлял всего 818 долл, (в 1868 г., очевидно, еще ниже); в Турции на момент прихода к власти Ататюрка – несколько более 560 долл. Обобщенные данные по уровню ВВП на душу населения в периоды революций содержатся в табл. 2.2.

Не во всех странах вхождение в «зону риска» сопровождалось нарастанием кризисных явлений. Исключения можно отнести к трем основным категориям.

Во-первых, это некоторые страны, которые, по выражению Ростоу, были «рождены свободными», т. е. возникли в результате массового переселения из метрополий на новые земли после Великих географических открытий и не знали ограничений средневековья. Типичный пример – Канада, вступившая в «зону риска» в 50-е годы XIX в.

Хотя, как показывает опыт ее южного соседа – Соединенных Штатов, – отсутствие средневековой регламентации само по себе еще не гарантирует от крупных потрясений.

Во-вторых, это ряд европейских, в первую очередь Скандинавских, стран, где ограничения традиционного общества оказались весьма мягкими, поэтому модернизационные процессы в них не привели к масштабным кризисным явлениям. Период социально-политической турбулентности здесь в основном совпал с наполеоновскими войнами, после которых процессы адаптации вошли в спокойное, эволюционное русло.

Так, в Швеции уже со второй половины XVIII в. правящий режим начал осуществлять реформы, направленные на перераспределение земли и лесов в пользу крестьян, стимулирование огораживаний, облегчение налогового гнета. Эмансипация крестьянства и средних классов особенно усилилась после начала Великой французской революции. Обострение борьбы между дворянством и стремящейся к абсолютизму королевской властью привело в 1809 г. к отстранению от власти законного монарха и принятию конституции, основанной на принципах английской Славной революции 1688 г., а затем к смене правящей династии. Основателем новой династии стал наполеоновский маршал Бернадот. В 40-60-х годах XIX в. были проведены реформы, направленные на либерализацию экономики и окончательное избавление от средневековой регламентации: гильдии были ликвидированы, экспортно-импортные ограничения сняты, таможенные пошлины снижены. Тем самым эволюционным путем были созданы условия для начала промышленной революции.

Наконец, в-третьих, это страны, где ограничения традиционного общества, напротив, оказались слишком сильны. Здесь общественные отношения и связи не были расшатаны на начальных этапах модернизации. Типичным примером является Испания, где уровень ВНП на душу населения лишь в 1870 г. достиг 1376 долл. Однако и в это время страна избежала процессов, характерных для кризиса ранней модернизации (хотя и пережила период существенной политической нестабильности)[53]. Последствия не замедлили сказаться – отсутствие условии для устойчивого экономического роста, длительная стагнация и отставание от более быстро развивающихся государств.

Таблица 2.2

Уровень ВВП на душу населения в периоды революций

Как явствует из табл. 2.2, характерной чертой кризиса ранней модернизации являлась его разновременность, лишь рассмотренные случаи охватывают временной интервал примерно в три века. В то время как в государствах, поздно вступивших на путь модернизации, еще только накапливались предпосылки первого кризиса, развитые страны уже начинали сталкиваться с проблемами, порождаемыми кризисом зрелого индустриального общества.

Надо сказать, что этот кризис, в отличие от первого, недостаточно хорошо изучен. Его центральное событие, Великую депрессию конца 20-х – начала 30-х годов, часто объясняют случайными или субъективными событиями, совершенно не сопоставимыми по своему масштабу с теми переменами в развитых странах, которые за ней последовали. Тем не менее общепризнанно, что с последней трети XIX в. механизм саморегулирования экономики и общества в целом, основанный на принципах свободной конкуренции, начинает давать сбои. Рост концентрации производства и связанных с ней форм монополистического контроля, усиление власти отдельных корпораций, обострение классовой борьбы и международных конфликтов – все эти факторы явно указывали на необходимость новых форм регулирования, новых подходов к механизмам функционирования общества. Адаптация к принципиально новым вызовам времени вставала на повестку дня.

Кризис зрелого индустриального общества – это в первую очередь кризис механизмов саморегулирования[54]. Подобно кризису ранней модернизации, он также сопровождался серьезными конфликтами, потрясениями и катаклизмами. В развитых странах наиболее яркой реакцией на него стали «Новый курс» Рузвельта и приход гитлеровского режима к власти в Германии, который, по нашему мнению, вполне правомерно характеризовать как нацистскую революцию[55]. Однако, в отличие от кризиса ранней модернизации, экономические потрясения в этот период затронули не только страны, в которых предпосылки для них уже созрели. Первая мировая война и Великая депрессия, будучи событиями, захватившими в той или иной форме многочисленные государства на различных континентах, привели к интернационализации и синхронизации второго кризиса, искусственному переносу его на те страны, где еще не сложилось зрелое индустриальное общество. В результате этим странам также пришлось адаптироваться, но уже к процессам, привнесенным извне. Такова была природа не только латиноамериканских переворотов, приведших к качественной смене экономической и политической модели развития Бразилии, Аргентины, Чили, Перу и других стран, но и национально-освободительных движений в Азии – Турции и Иране.

Особенно острые кризисные явления были характерны для стран, где второй кризис совпал с кризисом ранней модернизации, резко осложнив его преодоление. Многие государства, находившиеся на ранних стадиях промышленного развития, под воздействием общей нестабильности и внешних шоков перешли к модели так называемой импортозамещающей индустриализации, предусматривающей резкое усиление роли государства в экономике и снижение роли рыночных стимулов. Их политика строилась на закрытии внутреннего рынка, формировании значительного государственного сектора, высокой степени зависимости частного капитала от государства.

В табл. 2.3 представлена общая характеристика политических и экономических сдвигов общемирового характера в период второго кризиса.

Таблица 2.3

Некоторые социально-политические события кризиса зрелого индустриализма

Адаптация к вызовам, порожденным вторым кризисом, в конечном счете везде была направлена на уменьшение стихийности и усиление регулирующей роли государства во всех сферах общественной жизни. «Согласно господствующим теперь взглядам, – отмечал Хайек, – вопрос уже не в том, как наилучшим образом использовать стихийные силы, таящиеся в недрах свободного общества. Фактически мы решили вообще обойтись без сил, приводящих к непредусмотренным результатам, и заменить безличный механизм рыночной экономики коллективным и «сознательным» руководством, направляющим все социальные силы к сознательно избранным целям» (Хайек, 1983. С. 37).

В политике реакция на кризис проявилась наиболее быстро. Уже межвоенный период характеризуется явным нарастанием антидемократических тенденций. В ряде государств Европы, Азии и Латинской Америки произошли государственные перевороты, изменились режимы и конституции. Во многих из них диктаторские формы правления пришли на смену демократиям, национально-освободительные движения сформировали базу для авторитаризма[56]. Симпатии к авторитарным формам правления возрастали и в странах, которым удалось сохранить политическую стабильность, таких как Великобритания, Франция, США.

В экономике антидемократические тенденции выражались в расширении масштабов государственного регулирования, усилении роли государственной собственности, государственных заказов, административных ограничений на развитие бизнеса. Государство, фактически взяв на себя ответственность за стабильность экономики, не допускало краха крупных корпораций и банков, осуществляло регулирование с целью сглаживания колебаний конъюнктуры. Увеличилась роль государства и в социальной сфере: в здравоохранении, образовании, регулировании занятости, социальной защите. Так называемое государство всеобщего благоденствия – порождение послевоенного периода. Государство стремилось добиться социального консенсуса в обществе, активно вмешиваясь с этой целью в отношения между трудом и капиталом.

Новая роль государства нашла яркое отражение в резком росте доли государственных расходов в ВВП. В Великобритании этот показатель увеличился с 10 % в 1880 г. до 24 % в 1929-м и почти 30 % в 1938-м. В Германии рост был еще более впечатляющим – с 10 до 31 и 43 % соответственно. Во Франции доля государственных расходов с 1880 по 1938 г. выросла почти вдвое, в США и Японии – примерно в три раза. В 1950 г. эта доля по рассмотренным странам варьировалась от 20 до 35 % (Мельянцев, 1996. С. 148).

При всей важности стабилизирующего влияния государства в период второго кризиса последствия его были далеко не однозначны. Даже в США – стране, в наибольшей мере сохранившей либеральные ценности, – ситуация после Второй мировой войны характеризовалась следующим образом: «В 1950-е годы предпринимательский дух был близок к полному умиранию. Живая память о Великой депрессии и Второй мировой войне побуждала нас искать защиту у институтов большого бизнеса и большого государства» (Naisbitt, 1984. Р. 164). Именно повышение роли государства стало тем ключевым фактором, который подрывал предпринимательский дух. «Мы все более и более полагались на правительство в ожидании, что оно обеспечит удовлетворение наших основных потребностей. Традиционная задача государства – это защита граждан. Мы же просили обеспечить нас еще и едой, жильем и работой. Но к 1960-м годам роль государства возросла до проверки качества игрушек, регулирования окружающей среды и большей части экономики» (Naisbitt, 1984. Р. 144).