Читать книгу Сочинения. Том 3. Великие революции. От Кромвеля до Путина - В. А. Мау - Страница 8

Воздействие революции на ход исторического развития той или иной страны относится к категории проблем, по которым в науке не только не достигнут консенсус, но существуют полярные, несовместимые точки зрения: революция привела к полному разрыву с прошлым – она не оказала сколько-нибудь существенного влияния, и постреволюционное развитие есть прямое продолжение предреволюционного; революция открыла новые перспективы для развития общества – она затормозила позитивные процессы, которые зародились в предреволюционный период. С точки зрения концептуального подхода, которого придерживаются авторы, революция служит одним из механизмов разрушения встроенных ограничителей, мешающих адаптации общества к новым условиям. В связи с этим возникает вопрос: в какой мере в результате революции устраняются ограничители и создаются предпосылки для дальнейшего эволюционного развития. На него нет простого и однозначного ответа. Здесь возможны по меньшей мере три варианта.

1. Ограничители могут быть устранены способами, которые позволяют в целом повысить адаптивность системы, ее способность приспосабливаться к изменениям вне зависимости от того, в чем эти изменения состоят. При этом создаются предпосылки для эволюционного развития общества на перспективу, и, хотя возникающие новые проблемы способны вызывать в обществе серьезные конфликты и трения, они разрешаются нереволюционным путем. Это самый благоприятный исход революции, но практически ни одна из них в полной мере не привела к подобному результату.

2. Устраняются лишь те ограничители, которые сделали неизбежной данную революционную ситуацию и не позволили приспособиться к новым условиям, специфическим для конкретного исторического периода. При этом система остается негибкой, и при появлении принципиально новых проблем ее способность к адаптации оказывается недостаточной. Общество в таких условиях демонстрирует высокую стабильность в краткосрочной и даже среднесрочной перспективе, однако с течением времени возможны новые революционные потрясения.

3. В ходе революции часть ограничителей может быть устранена, а часть – сохраниться или даже усилиться. Кроме того, в результате революции могут возникнуть новые ограничители, не характерные для старого режима. В этих случаях адаптивные способности постреволюционного общества недостаточны, и проблема существования встроенных ограничителей сохраняется и на послереволюционный период. Тем самым остается и вероятность революционных потрясений в дальнейшем, хотя этого можно избежать, поскольку существуют другие пути устранения ограничителей.

Факторы, влияющие на результаты революции, обеспечивающие различную степень адаптивности общества в послереволюционный период, многообразны и разнородны. Попытаемся выделить некоторые наиболее общие моменты, демонстрирующие взаимосвязь предпосылок и результатов революции.

При прочих равных условиях, вероятность ликвидации существующих ограничителей прямо пропорциональна давлению новых обстоятельств, вызывающих необходимость адаптации. Так, и во Франции в результате революции 1789 г., и в России в результате революции 1917 г. произошло «осереднячивание» крестьянства, что не в полной мере снимало экономические ограничители, препятствующие дальнейшему развитию. Создавались не очень благоприятные условия для проведения индустриализации и достижения быстрого экономического роста – недостаточная емкость внутреннего рынка, слабый приток дешевой рабочей силы в промышленность. Для Франции это означало низкую конкурентоспособность французских товаров по сравнению с английскими и сохранение экономической гегемонии Англии в Европе и мире. Однако в тот период это не грозило Франции более опасными последствиями: не было угрозы лишиться национальной независимости, опуститься до уровня третьестепенной державы и т. п.

Что касается России, то для нее задача ускоренной индустриализации воспринималась как вопрос жизни и смерти. Знаменитые слова Сталина: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут» (Сталин, 1939. С. 329), – возможно, несколько драматизировали ситуацию, однако были не так далеки от истины. И сложившийся в результате революционных преобразований баланс сил в ходе термидора был насильственно изменен: коллективизация сельского хозяйства позволила осуществлять практически неограниченное перераспределение средств на нужды индустриализации. В Японии вопросы ликвидации барьеров на пути индустриализации также решались достаточно успешно, причем «неумолимость и смертельная опасность вызова, с которым столкнулась Япония после 1853 г., объясняет последующее стремление к модернизации, более единодушное, чем в континентальной Европе после 1815 г.» (Rostow, 1971. Р. 71).

Однако именно насущность и очевидная опасность проблем, стоящих перед страной, концентрация всех сил и мобилизация всех ресурсов на их решение предопределяют жесткий, одноцелевой характер постреволюционной системы. Создавая возможности для ускоренного развития в краткосрочной перспективе, она потенциально несет в себе зародыш новых конфликтов и потрясений в будущем. Таким образом, чем сильнее давление новых обстоятельств, тем меньше вероятность достижения гибкости и адаптивности системы в целом к любым новшествам и изменениям. И тем больше вероятность второго из перечисленных выше вариантов снятия ограничителей.

Для обеспечения долгосрочной адаптивности системы наиболее важно устранить политические ограничители. Между тем любой революционный процесс создает для этого неблагоприятные условия. Восстановление сильной государственной власти, которое знаменует собой окончание революции, обычно предполагает установление авторитарного режима, способного покончить с анархией и неопределенностью революционного периода, привести общество в состояние хотя бы временного равновесия. Поэтому в той или иной форме политические ограничители сохраняются. Для обеспечения перехода страны к устойчивому эволюционному развитию принципиально важно, в какой форме и в какие сроки их удается устранить.

С этой точки зрения поучительно сравнение английской и французской революций. В целом результаты французской революции выглядят несравнимо более радикальным разрывом с прошлым, и можно предположить, что она должна была дать гораздо больший простор общественному развитию, чем английская. Однако, как известно, Англия до сих пор избавлена от новых революционных потрясений, тогда как Франция пережила целую серию революций. Объяснение этого феномена видится в том, что в результате английской революции 40-50-х годов и последовавшей за ней Славной революции 80-х годов XVII в. удалось установить политическую систему, способную саморазвиваться, адаптироваться к изменению условий в стране и отражать вновь возникающие политические и экономические интересы. Поэтому дальнейшее развитие могло идти эволюционным путем, а необходимые преобразования – осуществляться «сверху» существующим политическим режимом.

Иначе развивались события во Франции. Революция здесь не сумела устранить политические ограничители, установить политический порядок, способный приспосабливаться к изменяющимся условиям. В результате страна прошла через длительный период революций и социальных потрясений и лишь во второй половине XX в. обрела устойчивую политическую систему.

Приведенный выше пример – прекрасная иллюстрация того, что степень ликвидации встроенных ограничителей в результате революции обратно пропорциональна жесткости самих этих ограничителей. Другими словами, чем более сильная перестройка требуется системе для приспособления к новым требованиям, тем меньше вероятность, что адаптация осуществится за один шаг, даже если этот шаг – радикальная революционная ломка сложившихся отношений. Роль «бунтующих ограничителей» в революционном процессе также непосредственно связана с жесткостью барьеров на пути адаптации. Активность этого элемента во многом определяется историческими традициями страны и глубиной перемен, реально необходимых для решения стоящих перед обществом задач.

Очевидно, что жесткость существующих барьеров детерминируется уникальным историческим опытом каждой из стран. По мнению Дугласа Норта и Роберта Томаса, исторические условия еще в XIV–XV вв. предопределили различный объем власти монарха и несхожие принципы налогообложения в Англии и Франции, что оказало принципиально важное влияние на их дальнейшее развитие. «В первой из них парламент смог вырвать у монарха право устанавливать налоги. В последней хаос XV в. и вызванная им незащищенность всех прав собственности привели к тому, что Генеральные Штаты отдали право устанавливать налоги Карлу VII в обмен на обещание в большей мере обеспечить порядок и защиту от мародерствующих банд наемников и английских завоевателей. Выполняя обещание, французский король уничтожил своих ближайших соперников, и это позволило Короне претендовать на более существенную долю общественных сбережений, создаваемых правительством» (имеется в виду за счет государственной защиты прав собственности. – Авт.) (North and Thomas, 1973. Р. 98). В результате политические ограничители во Франции оказались значительно более жесткими, чем в Англии. Французские короли получили возможность в гораздо больших масштабах регулировать жизнь своих подданных, создавая тем самым барьеры к адаптации. В то же время в Англии граждане сохранили существенную независимость от власти, что предопределяло достаточно высокую гибкость системы еще в предреволюционный период.

Если рассмотреть регулирование производства, для Англии и Франции были характерны схожие подходы, основанные на жестких ограничениях свободы предпринимательства: поддержка цеховой системы и связанных с ней ограничений емкости рынков, количества производителей, технологий производства, цен и заработков. Как отмечал Джон Неф, «на протяжении восьмидесяти лет, предшествовавших гражданской войне, Елизавета и два ее преемника – Стюарта делали все, что было в их власти, для создания всеобъемлющей системы промышленного регулирования. Их цели были очень близки целям французских королей того времени. Они также стремились к регулированию в национальных интересах заработной платы» (Nef, 1940. Р. 31). Принципиальная же разница заключалась в том, что французские власти смогли навязать выполнение принятых решений, тогда как в Англии они в основном оставались на бумаге[49].

Таким образом, масштабы встроенных ограничителей в двух странах оказывались совершенно различными, и если в Англии достаточно умеренные преобразования смогли обеспечить необходимый адаптивный потенциал, то во Франции гораздо более радикальная по своей форме революция оказалась неспособной в полной мере решить эту задачу.

Наконец, с точки зрения устранения встроенных ограничителей разных типов последствия революций «сверху» и «снизу» могут быть различны. Наиболее очевидна разница в воздействии на социокультурные ограничители. Революция «сверху», как правило, не способна обеспечить их преодоление, поскольку происходит без широкого участия масс и не позволяет им в реальной борьбе накопить опыт, который необходим для освобождения от веками складывающихся стереотипов[50]. Революция «снизу», напротив, позволяет значительно продвинуться вперед в преодолении традиционных социокультурных стереотипов, вовлекая массы в активные политические действия, расширяя их кругозор далеко за рамки обыденной жизни. Большую роль здесь играет и характерный для радикальной фазы любой социальной революции решительный разрыв с прошлым – как в идеологии, так и на практике. Так, казнь монарха, через которую проходила практически каждая великая революция, наносила непоправимый урон идее о божественном происхождении королевской власти.

Что касается экономических барьеров, то оба типа революций способны оказывать на них самое противоречивое влияние. Революции «сверху» могут воздействовать на экономику более радикально, по меньшей мере в краткосрочном плане, поскольку в них не возникает потребности учитывать интересы «бунтующих ограничителей». Напротив, перспектива ликвидации политических ограничителей в рамках революции «сверху» еще менее благоприятна, чем в революциях «снизу». Узость и неопределенность социальной базы установившегося в результате революции «сверху» авторитарного правления делает политический режим чрезвычайно нестабильным, что чревато серьезными политическими катаклизмами в будущем.

Революции и того, и другого типа обычно успешно снимают социальные ограничители, разрушая барьеры горизонтальной мобильности и открывая «карьеры талантам». Некоторые революции с элементами национально-освободительных движений добивались также серьезных успехов в устранении внешних ограничителей: государства обретали национальную независимость, существенно ограничивали возможности зарубежных стран диктовать условия послереволюционного экономического и политического развития.