Читать книгу Рассказы - Вадим Квашук - Страница 12

– …И не проси, не сяду я на твою драндулетку! Если хочешь, давай так: бери у кого-нибудь лисапет и поехали. И шуму меньше и воздух чище!

– Ты бы, Павлантий Макарыч, еще ишака предложил…

– А что? – возмутился дед. – Ишак все равно, что лошадь. Ни дыму от него, ни копоти – одна польза!

– Времени нет на ишаках разъезжать…

– А нам и торопиться некуда! – отпарировал старик.

В то чудесное апрельское утро мы решили отправиться куда-нибудь в поле и провести воскресный день на лоне природы, вдали от забот. Дед Пичка настойчиво требовал ехать только на велосипедах и на это у него имелись причины… Как-то в прошлом году мы охотились в горах. Приятель обратил внимание на Чуйскую долину, которая осталась далеко внизу, и сказал:

– Ты смотри, у нас солнышко светит, а там затянуло. Небось, дождик уже моросит…

– Какой там дождик, – рассмеялся я. – Это копоть.

– Как так? – встрепенулся дед. – Какая копоть?

– Обыкновенная. Смог называется.

Старик несколько мгновений растерянно смотрел на меня, потом на долину и, наконец, сказал:

– Ну и ну… А я ить думал, что только в Англии… Куда ж наши смотрят?!

Я не стал объяснять всю сложность этой мировой проблемы, но следствием нашего разговора явилось то, что старик купил себе дамский – чтоб удобнее было садиться – велосипед и некоторое время размышлял над вопросом перевода всей существующей техники на педальную тягу… именно по этой причине он категорически отказался ехать на мотоцикле и требовал, чтобы я нашел велосипед. Мне оставалось только подчиниться.

Вскоре мы катили по мягкой проселочной дороге вдоль Большого Чуйского канала, и дед Пичка настойчиво гнул свою линию:

– Видишь, – говорил он, – травка как зазеленела… Это после дождичка. И жаворонок ишь как заливается… Радуется, значит. А пролетели бы мы здесь на твоей трещетке и ничего бы не заметили. То-та…

Ехал он медленно. Крутанув два-три раза педалями, он катился по инерции почти до полной остановки и если все-таки останавливался, то, оттолкнувшись ногой, снова делал два-три оборота и снова катился. Такая езда вывела бы из терпения кого угодно, но я как-то втянулся в этот ленивый ритм и уже не злился. В небе светило солнышко, зеленела травка, и мир казался веселым и беззаботным, как детская песенка…

На берегу канала росло одинокое дерево. Не сговариваясь, мы повернули к нему. Но место это, такое привлекательное издали, на самом деле оказалось захламленным обрывками бумаг, битым стеклом и прочей дрянью. Старик даже сплюнул в сердцах:

– Вот люди!

Я предложил отправиться к небольшому болотцу, которое находилось поблизости: отдыхать на берегу пусть даже небольшого водоёмчика приятнее, чем среди битых бутылок. Но старик уперся:

– Нечего там делать, – сказал. – Да и пересохло оно, – точно тебе говорю.

Меня это сообщение насторожило. Не более недели назад я там был и ничего подозрительного не заметил. Значит, старик или врал напропалую, или знал что-то такое, что скрывал даже от меня.

Я стал настаивать, и дед Пичка махнул рукой:

– Ладно, поехали. Только не понравится тебе там…

И мы отправились. У меня было нехорошее предчувствие. Мне почему-то казалось, что за истекшую неделю туда пригнали бульдозер, он прошелся пару раз острым ножом и слизнул болотце. А старик, наверное, уже знал это и не хотел меня расстраивать. И поэтому отговаривал.

Но болотце к великой моей радости, еще жило. Все так же проходили неподалеку два арыка, которые во время поливов нет-нет да и вливали в него ложку – другую воды; все также по обочинам арыков рос мелкий и редкий камыш. В прошлом году сюда понаехало людей с косами, серпами – год выдался сухой, обкосили кое-как арыки, сгребли траву в копешки, и остались копешки в поле до весны – гнить…

– Ну, что слышал, Макарыч, выкладывай, – потребовал я.

– О чем ты? – удивился старик.

– Да насчет болотца… Засыпать собираются, что ли?

– Не знаю… А что?

– А чего же тогда ерепенился, ехать сюда не хотел?!

– Не хотел, да и все! Что, я права такого не имею? – возмутился дед Пичка.

Я смолчал. Действительно, что это взбрело мне в голову подозревать приятеля неизвестно в чем. Но червь сомнения, который вырастило мое воображение, уже точил душу. Я промерил шагами площадь лужицы, камышинкой измерил глубину – ямка, да и только! Нет, не станут ради нее гнать бульдозер! Еще поживет она на радость пескарям и босоногим удильщикам! Да и мы, охотники, будем наведываться сюда во время осенних перелетов. И успокоился…

Мы расположилась на пригорке, разложив на газетном листе захваченные из дому припасы. Дед Пичка снял рубаху, подставил горячему солнцу молочно-белую спину.

– Сгоришь, Макарыч…

– Ничего…

Я тоже последовал его примеру. Мягкая шелковистая трава приятно холодила. Тело, как разряженный аккумулятор, жадно тянуло из земли необходимую энергию. Мы болтали о всякой всячине, вспоминали прошлогодний сезон, строили прогнозы на новый. Потом мне вздумалось развести костерок, чтоб побаловать дымком обоняние и поджарить на камышинке кусочки колбасы. Старик вначале было согласился, но потом заявил, что колбасу жарить незачем, а лучше съездить домой, привезти пару удочек, поймать десяток пескаришек, и вот тогда уж костер будет в самый раз! Ехать за удочками, конечно, нужно было мне, и я стал отнекиваться. В конце концов, мы договорились, что на этот раз обойдемся колбасой, а на следующий раз обязательно захватим удочки и уж тогда попируем! Я отправился вдоль арыка собирать сухой камыш.

– Ты на другом арыке собирай, там больше, – крикнул вдогонку старик.

– Много ли нам надо… – отмахнулся я.

– Сказал не ходи туда, значит, не ходи! – привстал с земли дед Пичка.

– Чего это ты, Макарыч… – и тут я вспомнил, с какой неохотой он ехал сюда. В чем дело?! Желая поскорее узнать это, я отправился к деду напрямик. Он даже вскочил в крайнем возбуждении и замахал руками:

– Ну, куда ты прешься?! Куда?! Обойти не можешь?!

Я послушно свернул, подошел к привалу и лег на землю. Помолчав, спросил:

– Ну?!

Старик, тоже помолчав, ответил: – Гнездо… Только – тс-с-с!

– Жаворонка, что ли?

– Нет. Чирок…

– Так-а-ак… – Это было первое утиное гнездо, которое за последние десять лет мне удалось встретить в нашей местности. Причем, где – в двадцати метрах от проселочной дороги, неподалеку от водоёмчика, который не то шагами мерить – переплюнуть можно!

– …Посмотрим?

– Не… парит уже. Вон под той копешкой, – и старик указал пальцем. Я вздохнул:

– Не высидит. Через неделю начнут клевер косить, народу будет как на базаре. Обязательно кто-нибудь…

– А что делать?

– Не знаю. Придется наших ребят предупредить. Чтоб зря не шаталась.

Старик промолчал – ему очень не хотелось, чтоб о гнезде знал еще кто-то. Но другого выхода не было.

Я продолжал свою мысль:

– Да пускай и присматривают на всякий случай.

– Во-во! Пускай дежурят! А то мне одному никак не углядеть!..

Вскоре глаза у старика загорелись, и теперь, когда его тайна без пяти минут становилась достоянием гласности, выдвинул еще одну идею.

– Это ты хорошо придумал насчет дежурства, – сказал он. – Но, – он поднял прокуренный палец, – я, наверное, еще лучше перепридумал! Ты вот возьми да не поленись, а напиши хорошими красками на досточке вроде лозунга. Так, мол, и так, здесь чируха высиживает потомство, а потому просим не беспокоить и беречь нашу любимую природу…

Дед Пичка много еще говорил, что следовало бы написать, но я разочаровал его:

– Не буду писать.

– Как, так?! Кто тебе дал такое право?!

– Никто. Напишу, и каждый, кто прочтет, полезет искать гнездо. Ты что, людей не знаешь?

Дед Пичка долго раздумывал и согласился:

– Это верно. Любопытство – это ж такая распроклятая привычка, что…

Я не стал доказывать явную ошибочность его теории, но в данном случае праздное любопытство действительно ничего хорошего не сулило.

На следующий день я рассказал о гнезде двум – трем знакомым охотникам; всех очень обрадовало, что в наших угодьях появилось утиное гнездо, но выехать на дежурство в ближайшие дни никто не мог – дела. На первое время мы взяли эту обязанность на себя. Дед Пичка заступал на вахту с утра, я подменял его после работы. Как правило, старик оставался со мной до вечера. Во время его дежурства, может, от тлеющей сигареты, может, еще по какой причине, но загорелся бурьян на арыках, и когда я подъехал, старик вовсю сражался с огнем.

Вдвоем мы быстро одержали победу и, чтоб впредь обезопасить гнездо от подобных неприятностей, в нескольких местах на бровке арыка сняли верхний слой почвы.

Теперь если и возникнет огонь, то, дойдя до пустого места, погаснет сам собой…

Через неделю на дежурство выехал Николай Авсенок – охотник вдумчивый и серьезный. Он не знал, где находится гнездо, но дед Пичка взялся разъяснить все, что положено. Я при этом не присутствовал…

– Да ты не волнуйся! С завязанными глазами найдет! – хвастался старик. Я поверил… Потом пришла очередь Николая Чудова, Витьки Лосякина – по прозвищу Карась, Сережки Терёшкина – колесо завертелось. Каждый знал день своего дежурства, и мы отчаянно ругались, если кто-либо не мог выехать своевременно.

А потом пришла беда. Подъезжая к болотцу, чтобы сменить Николая Авсенка, я еще издали увидел, что по кромке пшеничного поля, по обочинам арыка, где было гнездо, бродит овечья отара, Чабан лениво перегоняет ее в сторону недалеких буераков. А Николай сидит на берегу и удит пескарей.

Остановив мотоцикл, я бросился разгонять стадо. Чабан, приняв меня за какое-то начальство, тоже заспешил, засуетился…

Копешка, рядом с которой находилось гнездо, была растоптана, кладка засыпана бурьяном. Я разгреб бурьян и увидел семь оливково-белых яиц. Три были раздавлены. От злости мне хотелось обругать и Николая, и неряху-пастуха, который загнал овец на арык через пшеничное поле. Чтоб успокоиться, вернулся к мотоциклу и долго ходил вокруг, то постукивая ногой по баллонам, то проверяя, мигают ли поворотки. Потом подъехал к болотцу. Николай встретил меня весело.

– Ты знаешь, – сказал он, – а я видел, как она летала! Наверное, поесть захотела или воды попить. Впредь следует подальше от болотца держаться – вдруг вздумает сесть? Ты как думаешь?

Я промолчал.

– Что-то случилось? – спросил Николай.

– Случилось… Овцы давно здесь?

– Да нет, только что. Но я их туда – ни-ни! – и он показал в сторону совсем другого арыка.

– А на кой черт он тебе сдался! – взорвался я. – Гнездо-то вон где!

– Как?! – и Николай схватился за голову. – Так мне же дед Пичка… Я же несколько раз переспросил!

Я понял все. У старика совершенно отсутствовало чувство ориентации на местности и, вернувшись с охоты в горах, он никогда не мог ответить, как расположен тот или иной хребет по отношению к сторонам света.

…– Ну, старый черт, ну, балаболка несчастная, – погоди!.. Неужели вся кладка погибла?

Мы пошли к гнезду. Осторожно выбросили скорлупу, вытерли яйца. Потом вернулись на место и стали ждать; вернется ли уточка, примет ли гнездо таким, каким оно стало. Но ничего так и не заметили. Вечером я не вытерпел и пошел проверить. Уточка сидела на месте.

На следующий день сторожевой пост был перенесен подальше от болотца, и дозорному предписывалось не шататься скуки ради по окрестным полям, а чтоб не беспокоить уточку, лежать в скрадке.

Вскоре стряслась еще одна беда. Причиной послужили дисковые бороны, которые ржавели неподалеку еще с прошлого года… Николай Чудов имел привычку выезжать на дежурство ни свет, ни заря, но за боронами приехали еще раньше. Тракторист, очевидно, очень торопился, потому что, прицепив бороны, решил спрямить и метров сто проехал по арыку. Копешка была растащена, гнездо выдернуто из ямки, яйца раскатились. Николай собрал их и пересчитал. Двух не хватало. Он аккуратно расправил гнездо, положил в него оставшиеся и торопливо, чтоб лишний раз не маячить на арыке, собрал по камышинке всю копешку и сложил на том же месте, И теперь уже он ждал до самого вечера, вернется ли утка. И она снова вернулась.

А еще через неделю утята вывелись и наши волнения кончились. Утят было трое – два яйца так и остались лежать в гнезде. Но это была уже не наша вина…

Куда уточка увела свое потомство, никто из нас не видел и не знает. Мы не знаем также, какие еще испытания подстерегали их по дороге. Но мы поняли за это время, насколько тесен наш мир, насколько одно неосторожное движение может быть губительным для окружающих.

Как-то на досуге Витька Лосякин, который всегда был себе на уме, заявил:

– А знаете, сколько своего времени мы угробили на этих трех утешек?! Сорок человеко-дней! Сорок! Да плевать я хотел на…

– А что делать? – удивился, дед Пичка.

Действительно, что делать?