Читать книгу Рассказы - Вадим Квашук - Страница 16

Мелкий осенний дождь моросил и моросил из низкого неба. Вернувшись с работы, Петька не стал раздеваться и свалился на кровать прямо в грязной одежде. Закурил. В комнате было холодно, пахло сыростью и тем неуловимым запахом, который оставляет после себя женщина. Ушедшая насовсем. К другому…

В душе не оставалось ни прошлой злости, ни обиды, а только тупое безразличие ко всему и жажда покоя. «Хоть в петлю полезай», – подумал он. Но представить себя болтающимся в петле не мог – от одной мысли было противно. Петька бросил окурок в угол, где валялась пустая бутылка, встал, заглянул в кастрюлю. Нехотя ковырнул раз – другой ложкой и снова закурил…

На подоконнике растекалась дождевая лужица, где-то надоедливо и тревожно орала воронья стая.

Неожиданно взгляд его упал на ружье, которое сиротливо торчало за спинкой кровати. Помедлив, он достал его и осмотрел. Тонкий налет ржавчины покрывал стволы, на замках тоже появились красные пятна. Петьке стало неудобно перед самим собой за столь пренебрежительное отношение к верному спутнику, с которым в его жизни были связаны только хорошие воспоминания. Он сдвинул на край стола грязную посуду, достал масленку и тщательно вычистил ружье. От теплого запаха сгоревшего пороха и ружейного масла вдруг стало так покойно на душе, так тревожно – радостно, точно увидел себя во сне маленьким мальчиком, рядом с молодой, живой ещё матерью…

Вдруг заспешил, засобирался… Торопливо отыскал патронташ, проверил патроны и, точно пустое место прошел, не оглядываясь и даже не прикрыв за собой дверь, вышел из дому. Калитка в огороде долго сиротливо скрипела и качалась ему вслед, словно прощалась. Две женщины с соседней улицы видели, как он вышел в поле…

Петька шел по раскисшей земле, и лицо его было мокрым от дождя. По грязной, промасленной фуфайке стекали мутные капли. Следом за ним, на приличном расстоянии, плелся худой и такой же мокрый бездомный лопоухий пес… Должно быть, его привлекал запах краюхи хлеба, которую Петька вот уже неделю носил с собой на работу, и все никак не мог съесть – кусок не лез в горло…

Долгое время они так и шли, а потом Петька остановился, присел на корточки, позвал:

– Эй ты, иди сюда… Пес несмело приблизился и шагах в трех остановился. В воспаленных глазах его была усталость и бездомная собачья тоска.

– Ну что же ты… Иди ближе. – Петька достал из-под фуфайки краюху хлеба, разломил и половину протянул собаке.

– На…

Пес деликатно, почти губами взял хлеб. Петька подумал и отдал вторую половину – зачем она ему?

Дальше пошли вместе… Был вечер. Тихое лесное озеро встретило их мягким плеском волн н все тем же мелким, надоедливым осенним дождем. В воздухе изредка порхали снежинки – предвестницы близких метелей. С легким шорохом осыпались последние листья с берез, шлепались с мокрых ветвей тяжеловесные капли. Петька пришел сюда без всякой цели, машинально – только бы из дому долой! – но, подчиняясь охотничьему инстинкту, осторожно выглянул из-за кустов и внимательно осмотрел озеро. У противоположного берега заметил стайку чирков. Некоторое время он наблюдал за ними, не испытывая в душе ни прежнего азарта, ни волнения. И если бы чирки улетели, он не ощутил бы ни досады, ни сожаления.

Но чирки не улетели… Подошла собака, легонько раз-другой ткнула носом в фуфайку, откуда, наверное, еще продолжал струиться запах хлеба, и тоже стала смотреть в ту сторону. Тогда Петька осторожно, чтоб не спугнуть птиц, обошел озеро и остановился метрах в двухстах от противоположного берега. Зарядив ружье и сунув на всякий случай два патрона карман, он положил патронташ на землю и подозвал собаку:

– Место! Лежать! – приказал.

Собака посмотрела на него преданными, горячими глазами и вильнула хвостом. Она совершенно не понимала, что от нее требуется. Тогда Петька стал осторожно, но настойчиво подталкивать и прижимать ее рукой к земле:

– Лежать… Ну, лежать же! Собака упиралась, повизгивала от страха перед непонятным и не знала, что делать: то ли пуститься наутек, то ли подчиниться воле человека. И, наконец, подчинилась… И человек сразу же перестал давить на спину и начал гладить.

– Умница, песик… Умница…

Потом человек убрал руку и стал уходить.

– Лежать, дружок, лежать, хороший мой… Вот и молодец, вот и умница… – повторял Петька, отходя все дальше и дальше. Пес хотел было тут же броситься вслед, но его удержал запах предмета, оставленного человеком, и тайный смысл сказанных им слов – вдруг за ними что-то кроется?! Несколько минут он лежал спокойно, только глаза настороженно смотрели в ту сторону, куда исчез человек. Когда же он вернется?! Наконец, страх потерять вновь обретенное божество подбросил пса на ноги. Оп взвизгнул, крутнулся вокруг патронташа, не зная, что делать. Страх гнал его вслед человеку, а сторожевой инстинкт, заложенный веками совместного содружества, удерживал на месте… И пес поступил так, как делают многие люди, не желающие одновременно ни поступиться своей совестью, ни подчиниться голосу рассудка: он схватил патронташ и, легко отличая запах его от свежих следов человека, бросился по этим следам…

А Петьке было достаточно этих нескольких минут. Он успел беспрепятственно подобраться к чиркам почти на верный выстрел, но глупая случайность – под ногой хрустнула ветка – подняла птиц на крыло. Он выпалил по ним из обоих стволов и смотрел, как стайка, стремительно набирая высоту, уходила все дальше и дальше. Потом одна из птиц оторвалась и неожиданно, колом, пошла вниз. И упала. Почти на середине озера. Петька не стал ждать, когда ветер и волны прибьют его к берегу, вечерний сумрак становился все гуще, торопливо разделся и шагнул в воду. Она была по-зимнему студеной и обожгла огнем.

«Ох, не доплыву», – мелькнула мысль.

– Доплыву! – успокоил себя и шагнул глубже. И в эту минуту из кустов, держа в зубах патронташ, выбежала собака. Петька даже руки развел от удивления:

– Ах ты, чертушка!

Увидев хозяина, пес остановился. В эту минуту он, возможно, понял, что поступил как-то не так, как от него требовали и растерялся. Но уже через мгновенье чувство радости взяло верх, и он ринулся к хозяину. И все в нем ликовало от кончика хвоста до ушей, все говорило о готовности служить и подчиняться человеку. А Петька, почувствовав это стремление, зашумел весело: «О-го-го-го!» – подхватил с земли камешек, швырнул в сторону упавшей утки и даже сам всеми мыслями бросился за ним вдогонку: О-го-го! Кто быстрее! Дай! Подай! Молодец!

И пёс, почувствовав это внутреннее Петькино устремление, ринулся в воду… Он доплыл до того места, где упал камень, покрутился, жадно ловя запахи, но ничего, что пахло бы человеком, на воде не было. Тогда он, подчиняясь внутреннему голосу, на всякий случай, осторожно взял утку за крыло и поплыл к берегу…

Пристанище на ночь они нашли неподалеку, под небольшой, плотной сосенкой. Петька развел костер. При свете его они поужинали, поровну разделив пригорелое мясо. Потом легли спать. С берез по-прежнему срывались тяжеловесные капли, и их шорох в ночном лесу звучал умиротворяюще. Сквозь дрему Петька думал о том, что скоро зима, а он даже картошку не выкопал в огороде: накопил в доме кучу грязного белья и вообще распустил себя за последнее время донельзя. Но теперь у него появился верный четвероногий друг – собака. Что ни говори, а существо живое, о котором тоже нужно думать и заботиться. И от этой вновь обретенной обязанности о ком-то заботиться стало как-то сразу спокойнее и легче на душе. И еще он думал о том, что жизнь – штука сложная, не все в ней получается так, как хочется, но на то она и дается человеку, чтобы жить и стремиться к лучшему. И с этой мыслью уснул.

А пес не спал. Он лежал у костра и смотрел на огонь прищуренными глазами. Иногда чуткие ноздри его ловили струящиеся над землей новые запахи, и тогда он глухо, точно боясь разбудить хозяина, рычал в настороженную тишину ночного леса.