Читать книгу Жаба душит. Сатирический роман в трех частях. Часть первая - Василий Варга - Страница 18

В это время в кабинет ворвалась Недосягайко. Мавзолей захлопал глазами, приложив палец к губам. Недосягайко не произнесла ни одной фразы. Она переводила взгляд с Мавзолея на Дискалюка и обратно.

– Вот что, госпожа Недосягайко, – сказал Мавзолей, подойдите к моему кабинету, подождите меня и там обсудим ситуацию.

Недосягайко быстро вышла из кабинета Дискалюка.

– Дмитрий Алексеевич, ключи! Пожалуйте ключи от двери Первого зама, – вежливо но настойчиво потребовал Мавзолей, вытаскивая пузатый конверт из кармана пиджака и засовывая его под папку, лежавшую на столе Дискалюка.

– Но… стоит ли?

– Выдвиньте один из ящиков стола и оставьте открытым. Может кто-то еще принесет свои соображения в конверте… И когда ваш взгляд будет направлен в будущее, проситель может положить конверт с соображениями в ящик, как-нибудь так незаметно.

– Соображаешь, черт побери. Гм, черт, ты мне, Мавзолей Ревдитович, все больше и больше нравишься.

Он открыл ящик стола, достал ключ от кабинета Первого зама и торжественно вручил его Мавзолею.

– Держи там порядок и бабы чтоб у тебя не задерживались более десяти минут, понял? – смеясь приказал Дискалюк своему Первому заместителю. – Пусть Недосягайко зайдет ко мне еще раз.

– Она сейчас вернется, – сказал Мавзолей Ревдитович, показывая на дверь.

Но Недосягайко не вернулась. У нее не было таких капиталов. Она с трудом наскребла пять тысяч долларов, а десятки, ну никак не получалось. Да и психологически она сейчас не была готова к этому.

– Мавзолей Ревдитович! помилуйте, спасите. Что мне делать? У меня только пятерка, а десятка, ну никак не выходит. Одолжите до завтрова.

– Я предлагаю другой выход. Ты сходи, переоденься, чтоб как в театре: плечи были обнажены, юбка разрезана гораздо выше колен, сделай короткую прическу и с сигаретой во рту войди в кабинет господина Дискалюка. Пусти слезу, скажи: муж сгреб все денежки и укатил в Румынию. А пять тысяч это все, что у меня осталось. Пообещай, что если поправишь свое материальное положение, пятерку еще внесешь в фонд избирательной компании постфактум. Садись поближе, нога на ногу, тяни дым в себя, а потом медленно выпускай ему в лицо. Это будет по достоинству оценено. Он романтическая личность, ты убедишься в этом, – наставлял ее Мавзолей в своем кабинете.

Антонина Ивановна так и сделала. Только ушло на всю эту процедуру не менее шести часов. Дискалюк уже собирался уходить домой, ему без конца названивала Марунька, с водоснабжением что—то случилось, и жена умоляла его принять срочные меры. Но госпожа Недосягайко ворвалась в кабинет так стремительно, танцующий походкой, что хозяин кабинета немного удивился и возможно испугался, потому что поправив очки и еще не пригласив даму сесть, спросил:

– Вы кто такая будете?

– Как кто? – испугалась Недосягайко. – Вы что уже забыли меня? Я перед самым обедом была у вас. И утром была. Кроме того, вы знаете, что я – бывший третий секлетарь райкома, вы мне утром, кажется еще подмаргивали и я, окрыленная таким вниманием, решила посетить парихмахерскую, переодеться по современному, по модному. А вдруг вы, увидев такую красавицу, начнете не одним, а двумя глазами моргать и челюсть у вас опуститься.

– Пупок у вас очень соблазнительный, это вы специально так?…

– Нет, не специально, это новая мода. Вы были когда-нибудь в Америке?

– Нет, а вы?

– Была… вернее они, эти американцы у меня дома, – я каждый вечер с ними общаюсь.

– Каким образом? – спросил Дискалюк.

– Они выступают по телевизору, а я сижу перед телевизором. Вот так и происходит общение. Там женщины почти голые ходят. Если я у вас буду работать, я тоже полуобнаженной могу ходить.

– Знаете, это не совсем подходит. Я предпочел бы такой наряд не на работе, а где-нибудь в другом месте, скажем у вас дома, если ваш муж действительно удрал в Румынию.

– Сегодня же я вас жду у себя дома… в костюме Евы. Только приходите.

– У меня жена очень ревнивая.

– Жена не стенка, можно подвинуть, – произнесла Недосягайко, покручивая бедрами.

– Тогда можете возвращаться домой. Вашу должность мы обсудим сегодня вечером в более тесном кругу. Я сам сяду за руль своей машины и примчусь, только вы оставьте адрес.

– У меня тут пять кусков на развитие района, могу я их у вас оставить?

– Нет, это лишнее. Ваш пупок тянет на все десять, а пять это мелочь.

Ошарашена этими словами Тоня бросилась на Дискалюка, как пантера и пиявкой впилась ему в жирные губы.

– Жду. Сегодня вечером… я вся горю огнем, синем пламенем, как говорится… положи мне руку на грудь. Ох, вот – вот, так, какая прелесть! Какая мягкая кожа на руках. До вечера, дорогой.

– Так вот уже вечер у порога. Иди, я тебя догоню.

– Ты на колесах?

– Да, а что?

– Ну, может того, вместе, а?

– Нет, я люблю трудности. Я сброшу очки, и буду тебя искать. Рухов не Лондон, постараюсь найти.

– Не попутай мой адрес со своим домом.

– Постараюсь.

В фонде избирательной кампании вскоре оказалось свыше ста тысяч долларов. А это были десятки миллионов новой украинской валюты – купонов. Такая сумма в руках Дискалюка невидимым прессом давила на его психику. Никогда он не был таким богатым, никогда раньше он чувствовал себя таким независимым и в то же время он чувствовал, что не вмещается в собственной шкуре. То, что он берет взятки, знали не только его сотрудники, но и их семьи, а члены семей не могли не поделиться со своими знакомыми, а знакомые в свою очередь со своими знакомыми и так без конца.

Ему достали дипломат со специальным кодовым замком, да что толку. Никто не станет открывать дипломат, чтобы убедиться, что же там находится. Дипломат заберут, потом вскроют его топором и достанут денежки. В кабинете хранить такую сумму явно нельзя: вдруг проверка. У себя дома хранить не будешь: бандиты нагрянут, дипломат отберут и лишат жизни. У соседей спрятать? Но он уже однажды хранил дорогостоящую аппаратуру у своего лучшего друга, когда уезжал в отпуск, а тот продал все и прогулял с бабами. Конечно никому верить нельзя. Деньги могут породить зло.

Сначала он хранил дипломат с деньгами под полом в гараже, но вскоре понял, что это ненадежный способ хранения. Проснется, бывало ночью, сходит в одно место, а потом тихонько откроет балконную дверь, и долго смотрит на крышу гаража. Цела ли?

После нескольких бессонных ночей он отсчитал двадцать тысяч и поехал в Ужгород к Устичу.

– Собрал вот два десятка, хватит ли? – сказал он, протягивая пачку с деньгами.

– Если мне удастся приобщить еще хотя бы два района, то вполне может хватить. Ты первый, молодец, хвалю. Думаю, через полгодика ты снова явишься ко мне с дипломатом, только он уже будет весить гораздо больше.

– Надеюсь увеличить сумму по крайней мере в два раза, – улыбнулся Дискалюк.

– Теперь можно отправляться на встречу с избирателями. Эти деньги мы пустим на…

– Водку, – подсказал Дискалюк. – Водка самый лучший наш помощник. Надо чтоб наши избиратели находились под мухой и под мухой нас лицезрели. Нам достаточно только показаться перед ними и сказать: дорогие наши избиратели, запомните нас! Если вы за нас проголосуете, мы систематически будем выделять вам эту благородную жидкость.

– Надо закупить цистерну спирта, развести водой. Это дешевле, – предложил Устич.

– У меня в Бычкове есть Скачев, он разводит спирт, правда плохого качества, и расфасовывает в бутылки. В народе эта водка называется «Скачевка». Я пошлю к нему санитарных врачей, пожарников, работников милиции, они доведут его до предынфарктного состояния, и тут—то я с ним побеседую. Он выделит своей «Скачевки» две – три тысячи литров и тогда мы простим его. Так что эти денежки, что я вам принес, не тратьте на пустяки, они вам пригодятся. И транспорт я обеспечу и топливо за мной.

– Через неделю начинается предвыборная гонка, смотри не подкачай. Мы должны быть избраны. Провал смерти подобен. У меня довольно сильный соперник. Это бывший секретарь обкома партии Щипалко. Он заговорит, кого хочешь. Он и сейчас на цитатах выезжает. Послушаешь его – слюнки текут. Опасный тип.

– Сейчас в болтовню никто не верит, – успокаивал его Дискалюк.

– Я иногда начинаю дрейфить. Еще ни разу не было таких выборов. Раньше бывало, если ты внесен в список для тайного голосования, считай ты избран, а сейчас все может быть.

– Поживем – увидим.

В один из праздничных дней возле сельского клуба села Апша стояла цистерна с известной в округе «Скачевкой» совершенно дерьмовой водкой, которую все ругали на чем свет стоит, но тем не менее брали, так как из всех водочных марок, она оказалась самой дешевой. В соседнем селе, Средней Апше, было отравление, правда обошлось только промыванием желудков, без так сказать смертельного исхода. Но это происшествие постепенно улетучилось из памяти местных любителей спиртного, а вслед за ними и все граждане начисто забыли об этом. «Скачевка» по—прежнему пользовалась спросом. Ее можно было приобрести в рассрочку. Сам Скачев получал древесный спирт в обмен на дерево из бука, который его работники пилили в ничейном лесу. Так что спирт доставался даром и бизнес шел полным ходом.

Впервые Скачев подвергся демократическому геноциду с месяц тому назад. Нагрянули санитарные врачи, стали брать спирт на анализ. Анализ стоил две тысячи долларов. Только ушли врачи, грянула налоговая инспекция: где разрешение? Ну-ка подать сюда Тяпкина—Ляпкина! Скачев положил в конверт три тысячи долларов. Работники налоговой инспекции козырнули и ушли. Потом явилась милиция. Это были более скромные товарищи: им хватило всего тысячи долларов.

Скачев тяжело вздохнул, как лодочник после тайфуна, но этим дело не кончилось. В пятницу его вызвали на ковер к самому Дискалюку.

– Ну что, прихвостень империализма, жиреешь и не делишься с бедной демократической властью? Как так, а?

– Да я, значит, планировал, меня уже ободрали как липку. И врачи, и милиция, и налоговая и я теперича почти пролетарий, господин Дискалюко.

– Научись правильно выговаривать фамилию того, к кому ты пришел на прием. Это во—первых, а во—вторых, в это воскресение товарищи из Ужгорода начинают предвыборный марафон. Тебе предоставляется честь в каждом селе выставить по цистерне своей поганой «Скачевки». Наши избиратели должны быть вусмерть разогреты.

– Дык у мене нет стольких цистерн, пан Дископадлюко! – выпалил Скачев.

Дискалюк нахмурил брови, стукнул кулаком по столу, так что графин подпрыгнул на стеклянной подставке, а Скачев вскочил, опустил голову, скрючился.

– Тады, пан… Ди… график буду составлять. По три часа систерна с бензином, простите, с водкой, будет торчать в Апше, три часа в Апшице, три часа в Средней Апше. За три часа можно нализаться вдоволь, я так разумею. Все апшаны любят эту жидкость. Их хлебом не корми, лишь бы выпить было что.

– Пока иди. Мы еще встретимся, – пробурчал Дискалюк.