Читать книгу Жаба душит. Сатирический роман в трех частях. Часть первая - Василий Варга - Страница 6

Уже было совершенно темно, когда автобус остановился на станции в Бычково. Дискалюк вышел и направился в зал ожидания на всякий случай посмотреть расписание автобусов в сторону Рухова. Это был его первый автобусный маршрут после долгих лет езды на служебной машине. От общественного транспорта он настолько отвык, что для него автобус существовал только на бумаге, а механизм движения, тем более расписание движения автобусов, вообще для него – темный лес.

В зале ожидания он с удовольствием прочитал плакат: «Наша цель – коммунизм» и стал разглядывать расписание, в котором он никак не мог разобраться.

– Извините, – обратился он к незнакомому человеку, довольно интеллигентному на вид, с короткими усами, – я вот тут никак не разберусь в этой глупой схеме движения автобусов. Если сесть на этой остановке, то куда я могу попасть: в Ужгород или в Рухов?

– Смотря, куда вам надо?

– Это философский ответ, молодой человек, а я хотел бы получить конкретный ответ. Я старше вас, поэтому извольте отвечать с комсомольским огоньком, – рубанул Дискалюк, совершенно забыв, что он уже не инструктор обкома партии.

– Я тебе так скажу, господин…

– Я не господин, я – товарищ, – захлопал глазами Дмитрий Алексеевич.

– Кончилась ваша эта лафа, товарищ. Знаем мы вас, болтунов неугомонных. А чего ты вдруг расписанием стал интересоваться «товарищ», га—га—га! Отобрали «Волгу», да? Давно пора. Фу, какая жирная бульдожья морда, даже смотреть противно: вырвать может.

Дискалюк покраснел от обиды и страха. Так с ним никто не разговаривал вот уже двадцать лет. «Значит дела плохи, – подумал он, – надо удирать. С расписанием потом разберусь. Как он мог меня узнать? Значит, надо удирать».

– Закурите, – сказал он примирительно, – очевидно, вы меня за кого—то принимаете, а я вовсе не тот.

– Тот, тот. Съездить бы тебе по жирной физиономии, сразу признался бы, что ты сын кухарки, которую твой Бог Ленин советовал ставить во главе государства. Коммуняки кровавые, наконец—то, вам пришел конец. Как я рад, ты представить себе не можешь. А теперь чеши отсюда, гадина жирная. Впрочем, мы еще встретимся.

Дискалюк вышел в темноту, осторожно оглядываясь во все стороны и побрел по направлению к дому, где у него жила мать Авдотья Семеновна, щупленькая старушка с вставленными зубами, которые она на ночь снимала и ставила в чашку с подсоленной водой.

В небольшом, но добротном деревянном доме, сработанном строителями еще пять лет тому, когда он, инструктор обкома партии скромно намекнул первому секретарю Руховского райкома партии Габору, что неплохо было бы помочь его старенькой матери капитально отремонтировать ветхий домик по адресу Ленинский тупик, 28. Первый секретарь Габор, хоть формально и не зависел от Дискалюка, но был сообразительный мужик, и зная, что мнение о его работе формируют именно такие, как Дискалюк, не стал ссылаться на занятость и трудности со стройматериалами и финансированием. Он сделал капитальный ремонт по—королевски.

Старый деревянный домик был снесен, или, выражаясь словами партийного гимна, разрушен до основания, а затем… отстроен новый симпатичный домик из дерева хвойного пород, оштукатурен внутри, со светлым паркетом из ясеня. Словом получился сказочный домик. Габор вскоре сбежал к себе на свою родную Тячевщину, но Дискалюк при каждой встречи старался крепко жать ему руку в знак благодарности.

Сейчас только ода лампочка тускло горела над столом, непокрытым скатертью. Он прислонился к окну и увидел мать стоящую на коленях с молитвенником в руках. Он был несколько приятно удивлен, так как не видел матери с молитвенником в руках лет двадцать, если не больше. Выждав, пока мать не закроет молитвенник, он тихонько, чтоб не испугать ее, поелозил пальцами по стеклу. Авдотья Семеновна уже была туговата на оба уха и не среагировала, тогда он согнутым пальцем правой руки постучал по раме.

– Кто там? – всполошилась старуха, не ожидая гостей. – Его нет дома. Иде он, я не знаю и знать не могу. Оставьте меня в покое, пожалуйста. Я Богомольная старуха и за взгляды и коммунихтическую принадлежность сына ответственности не несу.

Тогда сын приложил свою жирную физиономию к стеклу и постучал еще раз.

– О Господи, лышенько мое! Так это ты самый, рас самый и есть, – перекрестилась старуха. – Чичас, одну минутку.

Она открыла входную дверь и точно так же, как жена, Марунька повисла на шее сына.

– Я молюсь за тебя денно и нощно. Да хранит тебя Бог от этих дерьмократов, будь они неладны. Тут какие—то фулиганы все приходят, спрашивают, иде тебя отыскать можно. Очевидно норовят свести с тобой какие—то счеты. А ты что, один? а где жена, детишки? Если они в Ужгороде, то лучше им тама и оставаться, пока не наступит спокойствие.

– А что, у нас неспокойно? коммунистов никто не преследует? Поесть чего—нибудь приготовь: весь день куска хлеба во рту не имел, – сказал сын, бросая шляпу на знакомую полочку над вешалкой.

– Есть сало, чеснок, тушенка в литровых банках, выбирай. Мне для тебя ничего не жалко. А ты переночуй, а завтрова чуть свет переберись к моей внучке Абии, что живет возле дубовой рощи недалеко от Дилка. Тама полнейшая безопасность. А я тут буду всем объяснять так: никого не видела, ничего не знаю. Али скажу так: в Китай сбежал. Поезжайте в эту Китаю, тама его и найдете, – тараторила матушка, танцуя у плиты.

– Умная ты мать, ничего не скажешь. С тобой не пропадешь. Если бы у меня жена такая была.

– Консипирация, сынок, консипирация, а что поделаш?

– Да, конспирация – мудрое ленинское изобретение, – подтвердил сын. Он гордился тем, что мать, неграмотная женщина, по всем параметрам соответствует кухарке, политически подкована и в этом исключительно его заслуга.

– А ты в Бога веришь, мама? Я раньше не видел, чтоб ты молилась.

– Зачем спрашивать? у каждого из нас – свой Бог. У тебя – свой, у мене – свой, но так как твой Бог низложен, забудь его и переходи в нормальную веру. Ежели бы ты так поступил, я была бы очень рада. Этот Бог – вечный, сынок.

– У тебя самогон есть? – спросил сын.

– Нет, но для тебя найдется. Прими для успокоения, сон лучше будет.

Дмитрий Алексеевич снял пиджак, а в ванной и рубашку, и охладился до пояса чистой, как слеза, водою. Черная, с белыми пятнами кошка, настороженно дежурила у входа в комнату. Она была уверенна, что к ней в дом, где она полная хозяйка, пришел не званный гость и ждала, чтобы он убрался восвояси. Дмитрий Алексеевич возвращаясь из ванной, наступил ей на лапку. Кошка заверещала и тараща ненавидящие глаза, поплелась в угол.