Читать книгу Прощай, солнце. Книга первая - Василий Варга - Страница 4

Пассажирский поезд приближался к Курскому вокзалу столицы России, громыхая на стыках рельс и сбавляя планомерно сбавляя скорость. Борис Громов прилип к окну, но ничего существенного, ничего нового не увидел. Мелькали отдельные здания со слабо освещенными подъездами, сиротливо торчали шлагбаумы, тускло горели фонари, а пригороды Москвы вообще произвели на него тягостное впечатление. Это были одноэтажные, покосившиеся халупы, готовые развалиться при сильном ветре. Невозможно было понять, что это – жилые домики счастливых советских граждан, или Подмосковные дачи, сиротливо торчащие без каких-либо сверкающих цветами клумб и фруктовых деревьев.

Борис знал, что это наследие КПСС: выше первого этажа ничего не строить, на крохотных участках ничего не выращивать. Все равно урожай разворуют пролетарии, которые живут на всем готовом. И, тем не менее, сердце сжалось, в висках стучало, затылок отяжелел, в ногах появилась слабость, а в голове не исчезал один и тот же вопрос: что там, что будет завтра, где ночевать, где искать работу, – ведь в огромном многомиллионном городе ни одной знакомой души. Даже капельки моросящего дождя чужие. И люди в столице относятся к приезжим не то что враждебно, но достаточно прохладно, неуважительно, а точнее пренебрежительно. А он приехал искать счастья, как тысячи других молодых людей. И …это счастье он должен будет отобрать у кого-то из местных, либо, если не повезет, шляться в поисках ночлега по вокзалам, путаться у кого-то под ногами, вести жалкий образ жизни. Жители столицы куда-то торопятся, спросите, как попасть на ту или иную улицу, где находится музей Ильича, – вам невразумительно ответят: не знаю, а то и пожмут плечами, потому что каждый занят только собой, своими проблемами, куда-то бегут, будто кто-то за каждым гонится. Совсем другие люди, как рассказывают, в Северной столице, а в Москве… И, тем не менее, в Москву все прут, будто здесь их ждет манна небесная.

К тому же, в паспорте нет волшебного штампа о прописке, а значит, нет никаких прав занять самую крохотную ячейку в многомиллионном человеческом улье. И москвичей нельзя винить в их равнодушии к людям: москвичи устают друг от друга, а от приезжих тем более. В Москве слишком много людей, живущих на законных основаниях, со штампом в паспорте, а приезжих, по неточным данным, свыше три миллионы – лишняя нагрузка: транспорт забит, в магазинах повернуться негде – бока тебе намнут в любом месте. Жизнь в столице также сложна и противоречива, как жизнь любого человека вообще в другом, менее населенном городе.

Жалкие гроши в виде истасканных, жеваных бумажек, спрятанных внутри облезлого студенческого пиджака, не могли быть защитой от всяких неожиданностей по той причине, что их не хватило бы даже на обратную дорогу, если бы пришлось возвращаться ни с чем туда, откуда Борис Громов приехал. Хотя и возвращаться-то некуда: там, откуда он уехал, все мосты сожжены, он там чужой, бесправный, разве что все улицы, улочки, все проспекты, парки ему знакомы, как мелкие морщинки на своих ладонях.

«Боже, зачем ты мне позволил родиться на этот свет, что хорошего я увидел на этой грешной, политой потом и кровью земле? Скоро кончится третий десяток, а я все еще упорно ищу и не нахожу своего уголка, подобно заблудившийся пчеле, которую ни в одно дупло не принимают, где бы я мог притулиться и жить скромной жизнью, как живут сотни тысяч других. Наплыв молодых людей в столицу России, получивших среднее и высшее образование, должно быть, не прекращается, несмотря на то, коммунистическая империя распалась, и в Москве ситуация такая же, как и в других городах. Прилавки магазинов, должно быть, пусты».

Эти нерадостные мысли затуманили глаза Борису Громову, и он уже не видел слабо освещенных подъездов, не слышал стук колес на стыках рельс, не заметил, когда поезд остановился на станции «Курская».

Наконец, стало ясно: пора выходить, чтобы очутиться в огромном, неведомом мире. Было около двенадцати ночи. Столица спала, бодрствовал только вокзал кишел людьми; вокзал такое место, где движение никогда не прекращается. Борис с тревогой в душе окунулся в неспокойную вокзальную толчею. Он знал, что Москва слезам не верит, и готовился к этому психологически. И все же, какая-то щемящая тревога закралась в его душу помимо его воли, хорошо обосновалась там и не покидала его в течение нескольких месяцев.

Пассажиры, вышедшие из вагонов, толпой ринулись куда-то, будто каждого из них где-то кто-то ждал. И Борис пошел следом за ними. Куда все, туда и он. Толпа едина и легко управляема. Это один из постулатов марксизма, такой знакомый вчерашнему студенту. Оказалось, что все спешат в зал ожидания. Там скамейки из добротного дерева, можно посидеть, почитать газету, а если повезет, то и притулить голову к плечу соседа и хорошо подремать.

Когда Борис следом за другими вошел в зал ожидания, то с ужасом обнаружил, что все скамейки заняты, даже постоять рядом нельзя, можно вызвать подозрение. Хорошо, что у него чемоданчик помещается под плечо. Он тут же отправился в другой почти свободный зал, где ни одной скамейки. Тут пассажиры тоже мостились по углам, и среди них даже женщины с маленькими детьми.

Видя, что он бродит бесцельно, к нему подошли два работника милиции и, козырнув, попросили предъявить паспорт. Он паспорт достал. С гордостью, ведь это был еще советский «серпастый, молоткастый паспорт», как его окрестил певец коммунизма Маяковский.

– Надолго в Москву? – спросил сержант.

– Ммм.

– Вы теперь от нас отделились, скоро потребуется виза, – произнес сержант, возвращая паспорт.

– Это правительство отделилось, а народ не желает отделения, – сказал Борис, собираясь задать встречный вопрос, но стражи порядка вежливо козырнув, удалились. Они пристали к смуглому парню, выходцу с Кавказа, долго с ним беседовали, не требуя от него документов. Сержант погрозил ему пальцем, затем оба стража порядка оставили смуглого парня в покое.

– Что они тебе говорили? – спросил Борис кавказца.

– А, ну их на х. – произнес незнакомец. – Им нужны дармовые деньги, а у меня сейчас ветер в карманах гуляет. Но я на них х. положил.

Мимо проходила женщина с ребенком на руках и тяжелым чемоданом, который она с трудом волочила по полу, уцепившись за него левой рукой. Кавказец тут же подбежал и предложил свои услуги незнакомке за чисто символическую цену. У женщины не было выхода, и она кивнула головой. Так смуглый парень с черными, как потухшие угли глазами и черными, как смоль волосами, исчез.

«Зарабатывает на жизнь, – подумал Борис, радуясь тому, что только что увидел. – На худой конец и я могу волочить эти чемоданы и провожать одиноких дам, которым всегда нужна мужская поддержка. Не мешало бы познакомиться с этим смуглым кавказцем, узнать, где он ночует, хватает ли ему на хлеб и воду тех вознаграждений, которые он получает от пассажиров за услуги, связанные с ручной кладью».

Первая ночь была трудной, бессонной. Борис примостился на одно освободившееся место на деревянной скамейке, где сидело еще три человека, а утром решил совершить экскурсию по метрополитену. Объехав кольцевую линию, он вышел на метро «Белорусская» и направился в сторону Пушкинской площади по улице Тверская. И тут перед его глазами предстал сказочный город во всей своей красе.

Москва – величественный город, душа и сердце многострадального русского народа, вынесшего на своих плечах татаро-монгольское иго, пережившего большевистский террор и не уронившего своего величия среди обилия других столиц мира. Здесь не было, и не может быть, национализма, типа украинского, венгерского, латышского или эстонского. Если какой-нибудь наци во Львове вам может плюнуть в лицо за сказанное слово на русском, то в Москве говорите на любом языке, на каком ваша душа пожелает.

В Москву едет не только тот, кто уверен, что в нем дремлет необыкновенный талант, и что только в Москве можно самоутвердиться, возвыситься и… принести людям пользу. Сюда едут юные существа, представители прекрасного пола, которые ничем не блещут, кроме своей внешности и эту внешность используют в качестве относительно безбедного существования.

Москва – многомиллионный город, в котором человек меньше букашки. Море человеческих лиц колышется, как волна морская, и никому до тебя нет дела. Если будешь лежать в канаве, истекающий кровью, либо у тебя случился сердечный приступ, никто не остановится, никто тебя не спросит: что с тобой случилось? никто не окажет тебе помощь. В лучшем случае брезгливо отвернутся и пройдут мимо, а для очистки совести, внутренний голос шепнет: это пьяница, пусть полежит на свежем воздухе, пока его не подберут работники специальной службы.

И все же, сердце замирает, когда приближаешься к этому величественному котлу, в котором вмещается и рай и пекло одновременно, в котором варятся, перемалываются человеческие судьбы. Как красивы островерхие, бороздящие небо Кремлевские башни!

Какие просторные и уютные станции метро! Когда вам жарко и плохо дышится под смогом отравленного десятками тысяч выхлопных труб воздуха, или когда в жестокий январский мороз просто некуда деться от холода, – нырните в метро, там воздух чище, там летом прохладно, а зимой можно согреться. Если вы в своем маленьком городишке не можете найти работу, даже самую скромную и мало оплачиваемую, скажем, дворника, или прачки, приезжайте в Москву, здесь вы ее всегда найдете.

Здесь всего полно: глаза разбегаются. Вы ее непременно полюбите страстной неугасимой любовью и будете готовы пожертвовать всем, что у вас есть ради жизни в Москве – чреве матери городов русских!

Обуреваемый мыслями высокого полета, Борис прогуливался по Тверской, а затем и по Арбату, пока не почувствовал, что его ноги превратились в деревянные колодки. Отдохнув у станции метро, направился на Страстной бульвар, где было относительно немноголюдно, и даже пустовали белоснежные, недавно выкрашенные скамейки, которые казались мягче пуховых кресел. Он присел на одну из них и почувствовал себя той маленькой букашкой, которая решительно ничего не значит, но хорошо понимает, что она букашка, временно приобщенная к другим, себе подобным. Вот подует прохладный московский ветерок и сметет его вместе с его судьбой, которую ни одна гадалка в мире предсказать не может.

Куда теперь идти, что делать? Ах, да есть куда идти. Курский вокзал, он ждет, его двери открыты, одинокие женщины с большими сумками ждут, отблагодарят, на кусок хлеба хватит. Диплом, а он ничего не значит, его надо спрятать куда подальше. Надо возвращаться на Курский, но где он, как туда добраться?

Борис почувствовал, как нижняя губа у него дрожит, а в глазах слишком много влаги. Старушка-пенсионерка, опираясь на клюку, медленно шагала мимо и вдруг остановилась.

– Молодой человек, что с вами, все ли, у вас в порядке? может, помощь какая нужна?

– Я… приезжий, я впервые здесь…, все мое богатство вместилось в небольшом чемодане-дипломате, который остался на Курском вокзале. Но как туда добраться, я не знаю, – лепетал Борис, как оторвавшийся от материнской юбки маленький ребенок.

– О, это очень просто! если бы мне ваши ноги, вернее ваши годы, я хоть на Чукотке чувствовала бы себя королевой. Но ничего, все очень просто. Идемте со мной, я доведу вас до метро, а там разберетесь.

– Благодарю вас, – сказал Борис, вставая со скамейки и беря старуху под руку. – Вы должно быть, не москвичка. Москвичи гордые и неотзывчивые люди. Спросишь – любой отвернется, а в лучшем случае скажет: не знаю.

– Вы ошибаетесь, молодой человек. Это не москвичи такие равнодушные, это приезжие. Москвичи работают, а мы, старухи нянчим детишек и готовим обеды. Вот если я спрошу вас, как добраться на Москворецкий рынок, что вы мне скажете? ну-кась? А, вот: промолчите, либо отвернетесь и пройдете мимо. А почему? да потому, что вам не хочется, чтоб вас приняли за приезжего. Вот так вот. А теперь садитесь на метро, проедете остановку до Белорусского вокзала, а там, на кольцевую линию, и до остановки «Курская». Все ли вам понятно? Если все, тогда доброго пути.

И вот Курский вокзал у ног. Как и в ночь приезда, он бродил по залу просто так, чтобы убить время, которое тянулось для него очень медленно, его было так много, что во все помещения вокзала не уместить. Вдруг его окликнул чей-то голос. Борис вздрогнул: кто бы это мог быть? Он резко повернул голову и увидел того самого смуглого парня кавказской национальности.

– Что бродишь как лунатик? Иди, тут место одно найдется. Посидишь, поклюешь носом. Кто ты есть откуда и куда путь держишь? – спрашивал он, преградив дорогу. – Я тебя уже видел. Ты – бродяга, будешь жить на вокзале, как и я. Два сапога пара. Почему-то ты мне понравился. У тебя умная рожа, а я люблю умные рожи.

– Я Борис Громов, приехал с юга России после окончания университета искать счастья в большом городе, столице нашей родины.

– Послушай, я тоже приехал с юга, а точнее из Пицунды, но я не такой грамотный, как ты, давай объединимся, если не возражаешь. Одному скучно, не так ли? Ты в тюрьме сидел?

– Еще нет, но, может быть, сяду, – не то в шутку, не то всерьез, ответил Борис.

Эти слова вызвали восторг у кавказца.

– Послушай, кацо, а ты мне нравишься все больше и больше, сука буду. Должно быть ты, как и я, бесстрашный. Давай дружить. Меня зовут Тариэл Аджба, кличка – Тимур. Такую кличку я получил за мужество и бесстрашие. Дважды я сбегал из тюрьмы в Сибири, а третий срок отсидел, как положено, и вот вернулся с полгода назад.

– А за что ты сидел в последний раз? – спросил Борис.

– Не грабил, не убивал, ты ничего такого не думай, – сказал Тимур, – просто один дэвочка трахнул. Я был седьмым в очереди. У нас, значит, был групповуха. Так как я был замыкающим, седьмым в очереди, то я и получил семь лет лишения свободы. Спасибо, Горбачев приказал освободить досрочно. Я только три года от бухал.

Тимур говорил вполголоса, сидя слева от Бориса. Он косо поглядывал на стражей порядка, но в кармане у него находилась справка о досрочном освобождении, и теперь вопрос заключался только в том, чтобы получить паспорт. Надо было ехать в Абхазию, но ему не хотелось.

– Я должен получить московский паспорт, – сказал он на ухо новому знакомому. – Как только я получу эти корочки, так я официально стану хозяином торговой палатки в Чертаново. А пока я там работаю грузчиком. Хочешь, присоединяйся к нам, на кусок хлеба заработаем. Или тебе не позволяет образование?

– А где я жить буду? – поинтересовался Борис.

– Там же, где и я. Я пока ночую здесь на вокзале, да еще и подрабатываю. И ты будешь подрабатывать, а диплом спрячь подальше, он ничего теперь не стоит. Со мной не пропадешь. Только знай, мне нужен верный человек. Ты можешь стать им?

– Да, диплом можно убрать подальше. А насчет верности, то, смотря в чем, – неопределенно ответил Борис.

– Во всем. Не люблю предателей, тех, кто подсиживает, тех, кто тебе в глаза говорит одно, а за глаза совсем другое, кто может переметнуться к моим врагам.

– А у тебя много врагов? – спросил Борис.

– У каждого человека есть враги, особенно у тех, кто чего-то добивается в жизни, – рассуждал Тимур.

– А ты хочешь чего-то добиться?

– Я об этом мечтаю, а у нас на Кавказе мечты сбываются. Я буду очень богатым человеком. Сейчас наступает благоприятная обстановка. Моих земляков в Москве очень много. Но есть и армяне, и азербайджанцы, они наши конкуренты. Как видишь, образуются три кланы, между которыми будет вестись беспощадная война.

– Я, к сожалению, не по этой части, – сказал Борис, – участвовать в каких-то разборках я не собираюсь.

– Мне нужен грамотный человек для переговоров с властями, а что касается стрельбы, я вызову земляков из Абхазии, они стрелять умеют. Ты не беспокойся. Только…

– Что «только?»

– Если предашь, – потеряешь жизнь.

– Слишком дорога расплата. Я не собираюсь рисковать жизнью, если правда то, что мы живем только один раз.