Читать книгу Северные баллады - Вера Скоробогатова - Страница 13

Летним днем пятнадцатилетняя Олеся впервые отправилась на кладбище: на день рождения деда.

Царство вечного покоя находилось среди лиственного леса. С цветка на цветок перелетали бабочки. Вокруг заветной могилы уже выросли молодые березки, весело шелестевшие листвой. В тонких ветвях одной из них торчало сбитое набекрень, недавно оставленное птенцами гнездо. Светило ласковое августовское солнце. «А смерть не так трагична, как жизнь», – подумала Олеся. – Лежишь себе, и ничего уже не предстоит, ни о чем не надо беспокоиться…»

С крупного потемневшего портрета на Олесю смотрел молодой Алексей. «Ёж!» – вновь осенила ее уверенность. Это был он…

«Эх, дед, дед, – ласково пожурила она. – Зачем ты не сказал мне правду? Видишь, я всё равно не забыла лесного, как ты говорил, сна. – Она присела у края могилы и стала вглядываться в изображение на камне. – Расскажи что-нибудь! Я хочу поговорить с тобой!»

Стояла почти полная тишина. Лишь беззаботно пели птицы и издали доносился гул экскаватора: где-то копали, приготавливаясь к завтрашним похоронам, новые могилы. С противоположной стороны долетали обрывки похоронного марша: в последний путь направлялся старый полковник армии.

Обстановка была обыденной. Здесь, как в прочих пунктах планеты, по-своему жили и работали люди. Кто-то обретал вечный покой, а кто-то загорал, подправляя лопатой края вырытой ямы и подставляя солнцу обнаженную спину.

Невдалеке шумел березовый лес. Олеся достала ватрушки, термос и приступила к трапезе: «В твою светлую память, дорогой Ёж!»

От мест былых сражений кладбище отличалось своей упорядоченностью. Здесь покоились люди, скончавшиеся, в основном, от старости, похороненные с почестями. В лесной земле, напротив, лежали молодые здоровые парни, застигнутые смертью врасплох. Кости их, быть может, перемешаны, а души не успокоены. Тем не менее, в лесах обыватели гуляют, веселятся, собирают грибы и ягоды, а на кладбище, в царстве покоя и мира – плачут… Почему? Это казалось неправильным.

Прохладный ветерок убаюкивал, неподвижность крестов вызывала чувство непоколебимой вечности. Время исчезло, окружающая обстановка умиротворяла душу. До электрички было далеко, спешить не хотелось. Наверно, Олеся задремала в траве, положив обернутую капюшоном голову на холмик могилы. Ей слышалась песня, которую дедушка напевал, занимаясь домашними делами. Она почувствовала себя уютно, словно в детстве на его диване…

Молодой Алексей сидел рядом с Олесей, покусывая травинку. «Ну, здравствуй, неугомонная, – подмигнул он. – Что же тебе рассказать? О том, что бывает после смерти? Нет, это тебе не нужно. О том, что я хотел бы быть рядом с тобой, малышка? Ты и так это знаешь… Рассказать, как наш отряд бегом пробирался в глубоком финском тылу? Ты помнишь. Чем кончилась наша вылазка? О чем тут говорить, ты видела меня живым! Кусок хлеба, редкий часок сна и, если бы не боль в уставших ногах, всё было бы хорошо. Еще мешала ледяная корка на полушубке: пот, проходя сквозь одежду, остывал, и его схватывал мороз.

Человек привыкает к любой ситуации и перестает думать о противоестественности происходящего. Привыкает к усталости и боли. Машинально делает всё, что от него требуется, и просто живет! Молодость берет свое везде: поет, шутит, мечтает. На привалах растирает спиртом обмороженные конечности и придумывает ракатулеты – специальные костры, помогающие выживать в сорокоградусный мороз. Мы валили деревья одно на другое, места их соприкосновений рубили в бахрому и поджигали. Брёвна горели медленно, и от них шел сильный жар. Лежа в снегу, я искал сквозь мохнатые ветки Полярную звезду и Большую Медведицу».

Ровно через год шестнадцатилетняя Олеся вновь примчалась к могиле Алексея. Всё было по-прежнему, только березки немного подросли, и птичье гнездо виднелось на других ветвях.

Ёж ждал ее в том же месте – несколько постаревший, с проседью на висках.

«Здравствуй», – с видимым облегчением произнес Алексей. Ему неприятно было думать, что внучка забудет о его дне рождения и не придет.

После традиционной трапезы счастливая Олеся вновь уютно устроилась у могилки, всем сердцем чувствуя присутствие самого близкого ей человека.

«Скажи, как всё-таки началась Зимняя война⁸? Чего только ни рассказывают об этом!» – спросила девушка лишь затем, чтобы слышать его голос…

«Думаю, милая, – ответил дед, – не слишком важна теперь истина. Гораздо важнее возродить память погибших – русских, карел и финнов». Алексей прилег на траву, подперев голову рукой, и смотрел на Олесю с улыбкой. Жизнь на земле продолжалась: его малышка росла и познавала мир.

Ёж явился Олесе еще один раз – в ее семнадцать лет. Пожилым уже человеком, медлительным, невозмутимым, – таким, каким она помнила его в роли своего деда.

«Держись, Олесик, – сказал он ей. – Помни: не такое переживали. И цени жизнь».

В последующие годы, сколько бы ни навещала девушка могилу, сколько бы ни звала, Алексея больше не увидела.

В действительности Олеся была далека от войн. Войны – продолжение политики, а потому их события всегда имеют множество версий. Раздумья о них отнимают время и нагоняют в душу мрак. Многое в истории казалось непонятным и запутанным настолько, что у Олеси не возникало желания вникать в подробности. Слишком мало смысла было в кровопролитиях, слишком много жестокости и боли стояло за сухими, сдержанно изложенными в книгах фактами. Грустно было представлять тысячи погибших бойцов, молодых мужчин, каждый из которых мог что-то создать, построить, написать. Каждого из них кто-то ждал и любил. Но они воспринимались командованием как безликие массы, которые требовалось лишь правильно распределить. И даже это не всегда делалось добросовестно.

Когда вставали в воображении страшные картины боёв, Олеся до слез жалела солдат. Ее разум не желал принимать информацию о военных действиях, но славные призраки и земля Калевалы продолжали манить к себе девушку.