Читать книгу Северные баллады - Вера Скоробогатова - Страница 19

Олеся ела зеленую хвою. Держала во рту, пока та не становилась мягкой, и разжевывала. Сладковато-горькая масса со специфическим ароматом казалась вполне подходящим яством.

Олеся не сумела найти место, где лежали останки Юкки и где на нее напал перебравший «зеленого змия» человек. Но в километре от ели, под которой она очнулась, находился палаточный лагерь археологов. Олеся с осторожностью наблюдала за ними, ловила обрывки долетавших фраз.

Копатели расслаблялись, отдыхая от города. Они тоже любили лес, но не щадили его тишины, – орали, гоготали, матерились. Удивительно, почему она не услышала их раньше. Неужели настолько была поглощена собой?

Лохматый рассказывал друзьям о девице-призраке, о том, как она ущипнула его и растворилась в пространстве, а вместо нее появился финский солдат из далёкой зимы. Все смеялись, а Олеся замирала… Ей хотелось слушать об этом снова и снова. А еще любопытно было смотреть, как отвратительный с виду Лохматый, звучно выговорив очередную похабщину, начинал смеяться. Его лицо становилось по-детски ясным и привлекательным.

Судя по всему, Олеся получила легкое сотрясение мозга. Хотелось лежать. Она вышла к заросшей речушке. По берегам криво росли мохнатые ели и крупные лопухи. Среди скал ютилась темная, очень маленькая рыбацкая избенка с щелью вместо окна, покосившимися замшелыми стенами, грязным осевшим полом…

Олеся набросала туда побольше мха и пролежала двое суток. Приятно было валяться, вдыхая влажный, пахнущий зверобоем воздух и рассматривая протянувшиеся над головой паутинки.

Ночью полная луна озарила лес, и ее серебро укрыло, как инеем, цветы и хвоинки. В оконную щель просунулась усатая мордочка лисы. Зеленые глаза с укором взглянули на девушку, но в следующий миг уже с облегчением и удовольствием прищурились, как у поевшего сметаны кота. Зверь запрыгнул в избушку и улегся рядом с Олесей, прижавшись своим мехом к ее боку. Потом, подумав, прополз дальше и обвил хвостом ее ноги.

«Теплый мой! – воскликнула Олеся. – Ты – чудо!» Лис смотрел ей в глаза, словно пытаясь образумить и вложить в ее мозг нечто, ей недоступное.

«Пушок, ты когда-то привел меня к этому ножу… Зачем? – спросила она. – Если б не твой любопытный нос, ничего этого не было бы… Жизнь шла бы по более складному сценарию…»

Лисица тяжело вздохнула.

«Да, знаю, ты тоже был маленький. Ты болел… Ты попал в другой конец страны и ничего не понимал… Бедный лесной малыш… – Олеся погладила лисью шерстку. – Неужели ты никогда не простишь мои предательства? Ты – моя боль…»

На глазах зверя выступили слезы. Он переполз к груди Олеси и затих.

Она уткнулась носом в теплое пушистое тельце и ощутила сонное умиротворение: «Он со мной… Мы вместе… Остальное преходяще…»

Почувствовав себя лучше, Олеся отправилась за продуктами. Находившееся в пяти километрах садоводство вобрало в себя, как она узнала из разговоров копателей, много объектов «линии Маннергейма»⁹. Бывшие укрепления попали в зону застройки и стали недоступными для военных археологов. На месте боев, где остались тела солдат, Олеся увидела красующиеся за высокими заборами дачи, собачьи будки, сортиры и бани.

«Неужто хозяевам не являются призраки? – вдруг подумала она. – Не с целью напугать или пообщаться, а хотя бы с просьбой не осквернять прах?»

Однажды к юной девушке, развалившейся в гамаке и жующей яблоко, подойдет усталый, обмороженный, заросший, но всё же красивый молодой человек в военной форме и скажет: «Пожалуйста, попроси отца перенести гальюн правее… А то грустно мне…»

Солдат попробует дотронуться до нее. Она, обомлевшая, замрет в испуге, но не почувствует прикосновения и испугается еще больше. Мать, собирающая крыжовник, воскликнет: «Что с тобой, Оля?» Оля расскажет о видении, и на следующий день ее повезут к психологу. Потом она скажет всем, что забыла о призраке, но будет вспоминать солдата…

Жизнь остаётся жизнью. Прошлая боль, судороги ужаса перемешиваются в ней с юмором и нежными чувствами. Парень-призрак был бы рад, если бы Оля читала в траве над его могилой книжки и пела песни. Если бы Олины родители занимались рядом с ним любовью. Это услаждало бы его молодую, не успевшую насытиться душу. Он чувствовал бы биения живых, счастливых сердец…»