Читать книгу Самка человека, или Конец жары - Вероника Айская - Страница 13
Начало
ЛЮБИТЕ ЛИ ВЫ БАНЮ
ОглавлениеМы спрашивали, что еще есть в жизни Жени, что доставляло бы ей экстатическое наслаждение? Ну, а как же! Баня…
Наталья ходила в баню по четвергам. Вечер пятницы и остальные выходные законно принадлежали семье, а вечер четверга – такой «мамин день». Женя, во всех городах, узнававшая в первый же день, а где здесь поблизости баня и – даже если не поблизости – посещавшая ее еженедельно при любых своих доходах, присоединилась к подруге сразу. Она была счастлива, что у нее с Натальей было какое-то – и какое! – соединяющее их любимое занятие – не занятие – увлечение, – не увлечение – чувство! – причем любили и ценили они его одинаково. Хотя, наверное, Женя все же несколько иначе.
***
…Вы любите баню? Я хочу спросить… – и да простит нам Виссарион Григорьевич, но… – любите ли вы баню, как я люблю её, то есть всеми чувствами, всеми желаниями, всеми тканями и органами тела вашего, жадного и страстного до обновления и возрождения? Является ли она постоянным очистителем ваших сил, ваших чувств, способным во всякое время, при любых обстоятельствах исцелить их, обновить их? А что же такое, спросите вы, баня? Баня – это храм, да, это правда, подлинный и, уж точно – единственный храм тела, при входе в который вы мгновенно забываете, отделяетесь от житейских отношений и их недоразумений!.. Вы здесь не живете своей жизнью, не страдаете своими скорбями, не трепещете за свою опасность – вы расслабляетесь, вы блаженствуете. Да, да! Здесь ваше усталое «я» исчезает, растворяется и испаряется подобно той воде, которую вы плещете на каменку… Но возможно ли описать все очарование бани, всю её магическую силу?. Если вас мучают мысли о трудных подвигах вашей жизни и о слабости ваших сил – здесь вы точно их забудете. Если когда-нибудь ваше тело жаждало тепла и заботы, любви и возрождения – в бане это жажда будет утолена. Если ваши силы покидают вас – в бане они появятся у вас вновь.
Ступайте, ступайте в баню! Небо в алмазах, вы, может быть, и не увидите, но – да простит нас и Антон Павлович – вы отдохнете, вы отдохнете!.. Ходить в баню – это искусство, именно искусство: обновления, исцеления, восстановления, возрождения из пепла, и между прочим, омоложения. И если вы не понимаете этого искусства – не идите в баню.
В бане они находились вместе с раздеться, высохнуть, одеться, попить чай, часа четыре-пять. Времени поговорить даже с перерывами на попариться и отдышаться было полно. Тему «слишком сексуальная, чтобы быть духовной» Наталья поднимала вновь и вновь.
– Все-таки я не понимаю, ну, была бы ты не такая темпераментная… Как ты так живешь? Столько лет?
– А ты думаешь, религиозные деятели имели слабое либидо? Думаю, у какого-нибудь Саванароллы оно зашкаливало. Как и у Жанны Д, Арк.
– Она разве религиозный деятель? Она же воевала, страну спасала.
– Но это, по сути, религиозная идея была: «Дева спасет Францию». Она же не сама её себе придумала… Если честно, то тяжело, – ответила Женя на вопрос. – Сейчас – тяжело, – призналась она. – Но не все это время. Хотя сейчас мне кажется, что целую вечность…
– Может, ты раньше старалась не замечать, что тяжело? А теперь тебе тяжело за все это время?
– Да сейчас как не старайся – не заметить невозможно. А раньше нет, я не страдала. Тело, может и страдало… – со смутным сомнением припоминала Женя свои весенние волнения, – но я – нет…
…Друзья Альки – молодая семья – решили, что действительно, неплохо бы иметь домик в деревне. И стали его строить. И начали они – неправильно. Правильно – начинать с бани. Друзья же решили, что пока лето – хватит душа на улице. А к осени успеют сделать душ в доме, или построят баню, или, если ничего не успеют – уедут в город. Но Жене – гостившей у них вместе с Алькой – душа не хватало, а осень была далеко. Зато наступила суббота – традиционный банный день, и хотя летом это правило не очень соблюдается – но всё же есть надежда большая. Женя придумала довольно наглую идею – а вдруг, кто-нибудь – в незнакомой деревне – пригласит её к себе в баню? Ну, хотя бы еле знакомые сестриных друзей. Ну, а что? Вот в их бане несколько лет уж парились их соседи вместе со всеми, кого у них заставал банный день.
У еле знакомых бани сегодня не оказалось, и Женя шла по улице в магазин и обратно – в мечтах о ней.
С ней – с Женей, поздоровались – ну, в деревне все, вообще-то здороваются, если ты не в курсе – уточнила она Наташке – двое молодых мужчин. Она замедлила шаг – быстро оценив ситуацию. Ребята – с небольшим городским налетом, хорошие добрые парни, похоже, отсюда из родных мест переехавшие в город, и приехавшие сейчас на выходные домой, – а значит, у них точно будет баня.
Ребята оживленно отреагировали на ее ответное приветствие и готовность с ними пообщаться написанном на ее лице.
– А что вы делаете сегодня вечером?
– Да, вот, суббота, хочу в баню, а я тут в гостях – у хозяев бани нет, – ничтоже сумняшеся, сказала Женя все как есть, чего тянуть кота за хвост?
– А приходите к нам?
– Да? – для приличия удивилась Женя. – Ну, как-то неудобно, – для приличия сомневалась Женя.
– Да, нет, чего неудобного? Мы вот сейчас как раз будем топить.
– Ну, что же я пойду в баню к незнакомым людям…
– А давайте познакомимся.
Познакомились.
– У нас – только родители помоются, а после – мы. И все. Приходите.
– А родители что скажут?
– Ну, что им бани жалко? Для хорошего человека ничего не жалко.
В общем, она не стала больше ломать комедию, и они договорились на через 3 часа. То есть в 10 вечера.
Когда она пришла, уже стемнело. Баня была с крыльцом и по обе его стороны сидело 5 молодых людей. Она даже было не поняла, куда это она идет. Ей грубовато-вежливо сказали, проходите, хозяин в бане. Она зашла в предбанник, стала ждать. Из самой бани выглянул один из ее новых знакомых и предложил заходить.
– Как это? Зачем? Выйдите, я зайду, – Женя упорно говорила «вы».
Парень тоже был вежливый, но уговаривал париться вместе. Они на «вы» пререкались какое-то время. Он ушел париться. Потом вышел с полотенцем на чреслах. И стал предлагать придти ее попарить.
– Ты чего боишься? Секса, что ли? Я тебя трогать не буду. Я что, дурак, что ли? Там 120 градусов, сердце и так выпрыгивает. Я себе враг, что ли, в бане трахаться?
«Аргумент», – подумала Женя, и тем более не стала бояться.
– А тогда тем более непонятно – зачем?
– Просто попарю.
– Голышом?
– Ну, просто – так, посмотреть.
– Не, не надо. Так можно досмотреться – и про 120 градусов забыть. Ну, ладно, я тогда – домой, придется без бани как-то… – Женя давила на жалость и совесть.
– Да, ладно, парься одна.
Она зашла в баню.
– Да не закрывайся ты. Ну, ты смешная. Уж если я решу – я эту дверь одной рукой выдерну, не то, что этот крючок. Я тебе веник принесу.
Женя посмотрела на крючок – парня она и так видела во всей красе (почти) – ну, да, крючок был явно не соперник.
Она подождала веник. И стала мыться-париться…
– И все? Так ничего и не было?
– А ты чего ждала?
– Да-а… – смеясь и недоуменно мотая головой, сказала Наталья. – Нет, ну, я верю… Если бы кто другой рассказал, я бы ни за что не поверила… Тебе – верю, – в ее удивлении как-то смешивалось и одобрение и сожаление. Второго было больше.
Женя же смеялась над тем, что этот поход в баню мало чем отличался от весенней поездки. Только этой баней сама Женя была однозначно и вполне довольна, не страдала ничуть.
– Ну, ты понимаешь, у меня, однако, прогресс – я теперь хотя бы жалею.
– Ну, вот с этим весенним попутчиком – ты пожалела все-таки?
– Вот, я и говорю – тело мне уже жалко. Но о том, что ничего не было – нет, не жалею.
Наталья пожала плечами. Чужая душа – потемки. Особенно – светлая, – было написано на ее лице.
– Может, ты попробуешь жить по-другому? – сказала ей Наталья свое напутствие накануне отъезда Жени домой.
Как – по-другому – никто не объяснял.
***
…Они вернулись домой из Киева. Дня через три Женя заболела – сильная температура, горло – обычные дела: она почти каждый год болела или перед или после дня рождения.
Ночью ей приснилось что все – ВСЁ рушится: дома, целые улицы, города, дороги, люди, машины… Все вздымалось и падало, падало, падало… Она проснулась в лихорадке, чтоб избавиться от сна, увидела свою комнату, шкаф рядом с кроватью, спящую сестру у противоположной стены, дверь… Но облегчения не наступило…
Она продолжала видеть сон! Побежала к маме в другую комнату, пробираясь сквозь темный длинный коридор квартиры и рушащийся и падающий вниз и вниз мир, широко раскрыв глаза от охватившего ужаса, внушая себе, что этого нет, и понимая, что – есть. Самое страшное было – это чувство, что это – правда, это действительно, так же реально, как то, что сейчас она в своей семье, в их целом доме, а рядом – родные.
– Мама! Так страшно, так страшно… – мама соскочила с постели и уже бежала ей навстречу.
– Что? Что? Что-то приснилось?..
– Оно продолжается… – она растерялась, не зная, как объяснить, что видела. Она попыталась еще больше проснуться, стряхнуть с себя это видение, но ничего не получалось. Хотела, чтобы мама помогла убрать это. Мама стала ее успокаивать, Женя легла к ней на диван, закопалась в ее подушку головой.
– Оно не проходит, не проходит… Что делать?..
Вдруг все кончилось… Кажется, она даже заснула. Все и Женя решили, что это – следствие температуры. Днем она об этом не хотела и вспоминать.
Но следующей ночью все повторилось.
– Что с тобой, что страшно?
– Я вижу… оно не уходит… будет страшно, что делать, мама, – она пыталась руками и мамой отгородиться от этого видения.
Ощущение неизбежности, реальности того, что она видела, стало еще более осязаемо, сильнее, тверже, наваливалось на нее и раздавливало в щепки. Мама брызгала в нее водой.
На третью ночь мама с сестрой не выдержали, и стали ругать: «Ну-ка, прекрати!», мама пыталась утихомирить пощечинами. С каждым разом оно длилось все дольше и дольше. Женя сначала, как и во второй раз, пыталась справиться сама, не привлекая никого к своим кошмарам, так как хорошо понимала, что никто ничего не видит. Понимала, что третью ночь не дает им спать, пугая каким-то диким поведением, что им завтра на работу и в школу. Но как это убрать и как быть с тем, что она видела – одной?
Женя, правда, просила: «Не ругайте меня, если б вы знали, что я вижу…», – тут же понимая, что в том-то и дело, что они не знают и все происходящее не имеет для них смысла. Тогда она попробовала смягчить ситуацию и стала просить прощения, что не дает им спать, однако, вкупе с этим паническим поведением, эти попытки только усугубляли их общее впечатление высокотемпературного бреда. Жене даже в какой-то момент стало смешно, но страшно и жалко было сильнее.
Женя легла на диван ничком, стиснула зубы, уткнулась в подушку. И стала молиться… И тут же вспомнила, что 2 недели назад от Него отказалась, и усмехнулась над своей непоследовательностью, и тут же поняла, что Ему это неважно. И попросила Его простить ей, что не хотела верить, что сейчас обращается к Нему только из-за страха и ужаса, и что не знает, готова ли верить. Но снова поняла, что и это Ему неважно.
Все было, конечно, очень сумбурно, при этом она еще пыталась делать это не вслух – хотя очень хотелось кричать в небо – чтобы еще больше не пугать маму и сестру, которые продолжали на нее как-то усмирительно воздействовать. И сквозь эти их и ее самой попытки, она старалась сосредоточенно молиться. Правда, тот исподний ужас, который сотрясал ее, сам с невероятной силой сосредотачивал на молитве.
…Она просила, чтобы этого не было, что ужасно жалко людей, что если можно что-то сделать, пусть этого не будет, что если можно что-то сделать, пусть она это сделает.
Она подумала сразу о двух вещах. Что ты о себе возомнила, что можешь что-то вообще смочь? – но накал сильнейших чувств просто снес эти мысли. И в то же время, испугалась: ты, мол, соображаешь, что ты просишь, а если тебе сейчас действительно это дадут?.. Она на мгновенье остановилась. И тут же ей стыдно стало, что боится, и она попросила и за страх простить, и чтобы, не взирая на него… что пусть будет в ее жизни что угодно, лишь бы не было такого с людьми…
А в ответ было Тепло. Не было ни света, ни облегчения, ни надежды, ни успокоения. Была ночь, комната, ужас и жалость к предстоящему, и невероятное физически ощутимое Тепло, накатившее и покрывшее и ее, и то, что есть, и тех, кого так жалко, и то, что будет так страшно.
И больше это не повторилось. Она помнила об этом где-то внутри, но не вспоминала. Не понимала. Что это было, что оно значит, почему, зачем, и есть ли смысл и толк? Неисповедимо.