Читать книгу Пособие для влюбленного некроманта - Вероника Фокс - Страница 4

Мои пальцы нервно барабанили по столу, пока я пыталась заставить Бублика сидеть спокойно. Десять проклятых минут! Как только Мистер Винтеркрофт умудряется торчать среди этих бумаг, словно они не жгут его магические пальцы? Это же настоящее святотатство для некроманта!

Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и в комнату шагнул Тайрин. Его плащ развевался, словно крылья хищной птицы, а в руках он держал древнюю папку, от которой веяло вековой пылью и надменностью мертвецов.

– Разложите по алфавиту. До заката, – бросил он, швырнув папку на стол с такой силой, будто хотел прожечь в нём дыру.

Бублик на моём плече фыркнул розовой искрой ему вслед.

– Слышал, пушистый? Нас снова пытаются похоронить под бумагами, – проворчала я, разворачивая первый свиток:

«Руководство по воскрешению: том LXIV. Как избежать танцующего скелета при активации останков».

О, классика!

Прямо как мама любила – она тоже обожала оживлять всё, что начинает приплясывать.

Бублик спрыгнул на стол и начал гонять чернильницу, оставляя следы лапок в форме черепов.

Мило. Жаль, что мистер зануда этого не оценит… Он же маэстро мрачности, сдержанности и… холодной улыбкий.

Я откинулась на стул и закрыла глаза, вдыхая аромат ладана.

Иногда, когда я прихожу в старый бабушкин дом, где каждая половица скрипит, словно вспоминает прошлое, а воздух пропитан ароматом сушёных трав и пыли, мне кажется, что я всё ещё слышу их голоса.

Смех отца до сих пор эхом отражается от этих стен – глубокий, раскатистый, похожий на далённые раскаты грома. Он всегда смеялся так, когда мама, вся в чернильных пятнах, увлечённо рассказывала о своих безумных теориях о связи миров.

– Представь, – говорила она, размахивая пергаментом, её глаза светились от восторга, – если мы пробьём энергетический барьер между живыми и мертвыми, смерть станет… дверью! Просто дверью!

– И кто же будет приносить нам молоко по утрам? Призраки? – папа поднимал меня на руки, и я звонко смеялась, цепляясь за его колючую, как ежиная шерсть, бороду.

Мне было всего семь. То было последнее лето перед тем, как наша жизнь превратилась в осколки.

Они редко брали меня в лабораторию – говорили, что там «слишком много непредсказуемого». Но в тот роковой день мама нарушила это правило. Я отчётливо помню странное магическое устройство, перед которым она поставила меня: медные шестерёнки, мерцающие синим кристаллы, а в центре – птичья клетка с мёртвым воробьём внутри.

– Дотронься, Викки, – шептала она, её глаза горели, как у ребёнка перед запретным плодом. – Ты же чувствуешь, да?

Я не чувствовала ничего. Но так боялась их разочаровать.

Мои пальцы коснулись клетки – и вдруг ледяная волна прокатилась по всему телу, от кончиков пальцев до самых пят. Воробей дёрнулся, захлопал крыльями, ударяясь о прутья клетки. Мама ахнула, папа выронил свою трубку. А я… я разрыдалась, потому что птица не просто щебетала – она кричала, словно её разрывали на части.

– Она не готова! – папа схватил меня на руки, а мама всё повторяла: «Она уже не ребенок!»

Через два дня их не стало.

И теперь, когда я закрываю глаза, не важно, нахожусь ли я в старом бабушкином доме или где-то совершенно в другом месте, я всё ещё слышу эхо их смеха, всё ещё чувствую запах чернил на маминых руках и колючую бороду отца.

И каждый раз, когда я прикасаюсь к чему-то необычному, я чувствую ту же холодную волну, что прокатилась по мне в тот роковой день.

Распахнув глаза, Бублик сидел и жевал очередной пергамент.

– Бублик, хватит! – схватила его за пушистый бок. – Ты же знаешь, что после случая с деканом…

– С каким случаем? – Тайрин замер в дверях, отчего я вздрогнула и икнула.

Есть же черт… Зачем так пугать?

– Ничего! – поспешно прикрыла ладонью пергамент, где Бублик уже выгрыз дыру в форме сердца. – Обычная учебная история. Парочка зомби, вальсирующих в библиотеке… Мелочи. Родители бы оценили.

Он прищурился, и я знала, о чём он думает: мои мама с папой – те самые, чьи имена до сих пор шепчут в коридорах Гильдии.

– Работайте, – процедил Тайрин. – И если ваш… эксперимент коснётся артефактов…

– Он не эксперимент, – огрызнулась я. – Он мой шедевр. Единственное, что у меня получилось без взрывов. Ну… почти.

Его взгляд смягчился на миг – он знал историю родителей. Все знали. Даже его ледяное сердце, казалось, таяло при упоминании их имени.

Ненадолго.

«Лучшие из лучших» – так гласила памятная надпись в зале славы. Но что было ещё хуже, так это то, что все возлагали на меня особые надежды, ведь я происходила из семьи Брайтбрук – великих некромантов, благодаря которым эта профессия стала особенно популярной в наше время.

Мистер Винтеркрофт был осведомлён о том, что мои родители погибли «при загадочных обстоятельствах», как было указано в официальных отчётах. Однако истинные причины их смерти оставались неизвестными. Никто не мог объяснить, почему в тот день взорвалась их лаборатория в Министерстве Потусторонних Сил.

Никто не смог установить виновников произошедшего. Всё было списано на загадочные обстоятельства, ведь даже пепла не осталось.

Родители оставили мне наследство, но с условием: диплом с отличием. Иначе все деньги уйдут на статую им же в саду Гильдии – позолоченную, с надписью:

«Подарок от неблагодарной дочери».

Стыдоба.

– До заката, Мисс Брайтбрук, – бросил он, исчезая в дверном проеме.

Я вздохнула, разворачивая договор с Личом Семипечатьм.

Бублик, почуяв свободу, чихнул розовым вихрем – документы взлетели, кружась в магическом вальсе.

– Прекрати! – поймала лист зубами. – Если нас выгонят, тебя отдадут бабушке на целебные настойки!

Он замер, уткнувшись мордочкой в графу «Обязанности воскрешённого».

Чирикнул виновато напоследок.

Семья. Да, Бублик, ты прав.

Бабушка-целительница, которая до сих пор шлёт зелья «от некромантской дурноты». Родители, чьи старые записи в архивах помечены «Опасно! Только для академических исследований». А я…

Я та, кто заставляет скелетов отбивать чечётку. Но если не закончу академию – их золото пойдёт на тот дурацкий памятник. И я умру от стыда.

Или от бедности.

Однако, не прошло и пяти минут, как я вновь услышала..

– Мисс Брайтбрук! – Тайрин вломился в комнату, размахивая пергаментом с розовым отпечатком лапки Бублика, будто это был личный вызов. Его голос гремел так, что даже банки с прахом задрожали на полках. – Что.. .что это такое?

– Современное искусство, – парировала я, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. – Бублик просто вдохновился вашим… э-э… уникальным стилем.

– Это договор с архидемоном! – проревел он, и его голос эхом отразился от стен, заставляя даже мёртвых в их вечном покое подёргивать пальцами.

Что ж. Дела и впрямь плохи… Даже часа не прошло, а я, кажется, вывела из себя самого хладнокровного некроманта на земле.

– Зато теперь он уникален! Коллекционеры будут драться за право обладать им! – заметила я, мысленно добавляя этот экземпляр в список “Самые странные вещи, которые я когда-либо сотворила”.

Он схватился за переносицу, словно пытался удержать надвигающийся апокалипсис.

– Ещё один чих – и я правду вышвырну вас отсюда вон!

– О, вы бы понравились моей бабушке! – фальшиво улыбнулась я, вспоминая, как она пыталась «исцелить» всех неугодных своей настойкой из белладонны. – Она обожает упрямцев. Как ту мантикору, что грызла её забор. Правда, потом пришлось вызывать экзорциста, чтобы изгнать её дух из садового гнома…

Он глубоко вдохнул, резко развернулся, но на пороге замер, будто сам лорд смерти велел ему вернуться.

– И… эмфизематозные зомби. Глава девятая. Проверьте датировки.

– Уже в процессе, – соврала я, небрежно сдувая крошки с договора, хотя в голове проносились мысли о том, как бы превратить их в конфетти.

Когда дверь с грохотом захлопнулась, я прижала Бублика к щеке, чувствуя, как его пушистое тельце вибрирует от сдерживаемого веселья.

– Ты обещал вести себя прилично!

Он чихнул радужными блёстками прямо на потолок, создавая причудливый узор, достойный обложки магического журнала.

«Мама с папой гордились бы», – подумала я, глядя на розовые узоры, которые медленно таяли в воздухе. Хотя, конечно, они бы притворились, что это просто «временное недоразумение», подростковый максимализм и всё такое.

Я усмехнулась, поправляя очки.

Похоже, семейное наследие живее всех живых.

И это определённо не повод для печали.