Читать книгу Близь и даль - Владимир Черепкин - Страница 7

В детстве я очень любил рыбную ловлю. Мне нравилось приносить домой добычу. Но было для меня в рыбалке и нечто большее – тайна. Оттого, что не знаешь: кто там подобрался к твоему крючку. Окунь, плотва, или, может быть, язь, или жерех? Да и какого размера эта рыба? Может быть очень крупного?

Рыболовы часто отпускают рыбу. И я их понимаю. Для них, видимо, главное

в ловле – тоже тайна.

Но я не совсем понимаю охотников. Для них тайны нет, – они видят в кого стреляют.

Правда есть среди охотников представители своеобразного охотничьего направления. Это фотоохотники. Их страсть для меня тоже понятна…

Но это я несколько позже стал рассуждать так. В ранние же свои годы и мне доводилось быть, пусть и несколько случайным, но охотником.

Первая моя такая охота произошла в результате всё той же рыбалки.

Поехали мы однажды на велосипедах на нашу речку с названием Устье.

Было нас трое: четырнадцатилетние пацаны – я да Колька и наш старший, в зрелом уже возрасте, товарищ, и в рыболовном деле наставник – дядя Саша.

Поехали во второй половине дня, – рыбалка предполагалась с ночёвкой у костра в прибрежном лесу.

Приехав к месту, насобирали для костра дров. Для своих постелей нарезали елового лапника. И отправились к реке, половить для ухи рыбы…

К закату солнца рыбы для ухи, не смотря на довольно вялый клёв, наловилось достаточно, и уж было мы стали собираться к отправке на место нашей лесной стоянки, как вдруг, за отливающим блеском заката, бочагом реки заметили плывущую утку с большим выводком позади.

Мы замерли на мгновенье.

– За мной, – тихо скомандовал нам старший наш товарищ и, пригнувшись к зарослям травы, осторожно направился по берегу в сторону утиной стаи.

Следом, крадучись, двинулись туда и мы.

Спустившись меж ивовых кустов к воде, мы вновь увидели, плавающее у нашего же берега, утиное семейство.

Похоже, нас утки не заметили и спокойно продолжали неторопливо скользить меж лилий по воде, медленно кружа по зарумяненному закатным солнцем, водному пространству.

Пошарив около ног глазами, старший товарищ наш поднял из травы корягу. Нашли себе быстро по коряге и мы с Колькой.

Дядя Саша двинулся на цыпочках в сторону стаи. Мы стали красться следом. Пригнувшись и осторожно обходя прибрежные кустики, мы почти приблизились к утиному семейству. И вот уж дядя Саша резко взмахнул своей корягой над головой. Но стая вдруг словно растворилась в воде и дяди Сашина коряга зависла, остановленная им над самой водной поверхностью.

Мы стояли над золотистым зеркалом воды с зелёными листьями кувшинок, источая полное изумление и недоумение от столь нежданного поворота. Утки исчезли, словно бы вдруг превратившись в каких-то водных существ.

И вот тут я вдруг увидел, что из под одного из листьев выглядывает кончик утиного носа. Взглянув немного со стороны, я увидел и самого, погрузившегося в воду, утёнка.

Выпрямившись и резко ударив корягой по тому месту, я обдал себя и своих товарищей несметными брызгами, отряхнувшись от которых и, протерев глаза, мы никакой добычи потом не обнаружили. Какое-то время ещё поискали утку и утят, заглядывая под каждый кувшинковый листик, но ничего не найдя, глубоко удручённые, вышли на берег. Видимо утки переместились на другое место.

Мы же отправились восвояси сушиться у костра, варить вечернюю уху и готовиться к ночлегу…

Уха получилась довольно неплохой, и мы её с удовольствием съели. И уже улегшись на свои еловые постели, вспомнили про нашу утиную охоту.

– Да! – сказал дядя Саша, – но суп из утёночка тоже бы не помешал.

– Это конечно, – грустно согласились мы и примолкли, готовые погрузиться в сны…

Но вот теперь, с возрастом, когда я глубоко отрицательно стал смотреть на такой объект любительской деятельности как охота, я иногда вспоминаю того неубитого мной в детстве утёнка и радуюсь за его сохранившуюся жизнь.

Я представляю её очень долгой, со многими перелётами куда-то далеко на юг и обратно и со счастливыми скитаниями носителя этой жизни по нашим рекам, дававшим жизнь новым и новым утиным выводкам…