Читать книгу Казачья Молодость - Владимир Молодых - Страница 11

Моя жизнь становится разнообразнее.

С матерью ездил в станицу староверскую Сбега, откуда родом моя мать. Я не любил жену атамана этой станицы дяди Андрея. Тетка Матрёна была убежденной беспоповской староверкой. Она в свое время была настоятельницей староверского скита, но с тех пор, как в скиту поставили никоновскую церквушку, чтобы служить по новому обряду, Матрёна ушла из скита, а вскоре и сам скит стал хиреть, прейдя в запустение. Я до сих пор помню ту первую встречу с Матрёной. Тогда я еще многое не понимал в старой вере и то, как и почему произошел триста с лишним лет тому назад раскол православной веры, но меня тогда возмутило, как она отозвалась скверно о моем отце, что он, якобы, не защищает мою мать от нападок со стороны станичников. Тогда я ей ничего не мог сказать в защиту отца. Но и спустя годы, я всегда буду с большим желанием обходить встречи с ней. Она одного не могла простить отцу, что он всех детей крестил по новому православию, а не по старому, как ей хотелось.

Зато с дедом Филей я встречался часто. Мы с ним, почитай, каждую неделю, а то и дважды в неделю, отправлялись на поиски нужной глины. Мало того, что она была подходящей, а чтоб была нужного цвета. Я, бывало, ползая по скользким склонам оврагов после дождя, был весь в ссадинах на коленях, а руки горели, обожженные крапивой. Но принесенная мною глина оказывалась негодной. Иногда он долго мнет принесенную на пробу глину в своих руках, а я с надеждой жду его решения, а он, как ни в чем не бывало спокойно скажет: «Не та, паря!». И потом он еще не раз скажет: «Не та». И вот, взяв глину из моих рук, не глядя на меня, – а на мне от грязи и рваных на коленях штанов вида вообще никакого, наверное, не было, и я уже, вопрошающе глядел на него: долго разминает между пальцами, иногда поплевывая на глину, чтоб стала пластичной, усы его вдруг поползли вверх, взгляд посветлел: «Вот это, паря, то! Из нее мы с тобою таких налепим коньков, что не стыдно будет показать нашему атаману». А уж как я был рад, что угодил деду. Наполнив сумы при седлах наших коней глиной, мы тронулись в станицу Сбега – она была у нас по пути домой. Мне хотелось поговорить с дядей Андреем: мать всякий раз, как я бывал близко к Сбегам, просила спросить, как здоровье у них в семье и что у нас все здоровы. Но дяди не было, а тетка Матрёна завела только моего коня во двор и заставила слезть с коня и снять одежду. Старого казака она во двор не пустила. Он уехал.

– Я выстираю твою одежду. Быстро снимай. Матери и без того дел по горло, поди, – не слушая моих возражений, твердо говорила тетка.

Увидев на мне второй серебряный крестик, поди, сразу сообразила, откуда он у меня.

– Ты, Яков, сними этот поганый крест. Не погань нашу старую веру. Ведь с нею мать тебя родила. Он принесет тебе несчастье, – не глядя в мою сторону, сурово проговорила она.

– Этим крестиком я посвящен в казаки, а потому я верю в него, как ты в свою веру. А стать казаком – и есть моя вера, – упрямо сказал я.

– Глупый ты еще мальчик. Но когда-нибудь поймешь, что был не прав. Зато теперь ты можешь, как другие, крикнуть своей матери: раскольница! И тогда ты просто убьешь ее – она у вас и так слаба после родов. И ты готов на это?

– Тогда я должен отказаться от казачества…, – зло в слезах сказал я.

Зная мое упрямство – а оно, староверское от матери – она больше никогда не говорила об этом.

Зато с приездом отца, мы сразу отправлялись на заимку. А там, смотря по времени лета, кто-то пашет из нанятых работников, качаясь на ходу в мягкой борозде, а кто-то из девок выпалывает просо, а кто-то картошку. Размашисто, приседая, валят стену желтой ржи косцы с почерневшими от пота спинами. Бабы следом собирают граблями, да вяжут туго в снопы. И уж обязательно за обедом кто-то из косцов расскажет, что он, чуть было, не скосил целое гнездо перепелов, а другой скажет, что пополам перехватил змею.

Но таких дней было мало, оттого-то и помню плохо. Помню, как в один из дней покоса, Гриша, брат мой сидит на возу. Он в белом картузе, загорелый юный держит вожжи, а сам смотрит сияющими глазами на девку, что сидит рядом с ним с кувшином в руке. Гриша что-то говорит девке радостно, любовно, улыбаясь…