Читать книгу Казачья Молодость - Владимир Молодых - Страница 18

Мой организм молодой довольно быстро стал справляться с последствиями болезни, так что отец взял на себя – записал меня в школу. «Делайте, что хотите», – тихо проговорила мать, недовольная таким решением отца, закрылась в своей моленной комнатке.

К концу лета отец вернулся, чтобы, не дай Бог, не передумали отправить меня в школу.

Из позднего детства мне запомнилось еще одно путешествие. Я побывал на ярмарке за неделю до школы. В староверской станице раз в два года проводились ярмарки. Помнится, в тот день все в доме были одеты по-праздничному, даже Петька. На него мать надела красную шелковую рубаху и плисовую безрукавку, как кучер, он дожидался матери, восседая на козлах тарантаса. Отец в новых шароварах, заправленных в новые сапоги, приспущенных в игривую гармошку, из-под фуражки виден еще мокрый чуб. Мать в красивой кофте с оборками и широкой богатой юбке. Меня тоже одели, как и отца, в новую казачью справу в ту, в которой я должен буду пойти, наконец, в школу. Мы с отцом верхами. Ждали Верку. Вот и она. В светлом легком платьице с бантом на груди. Мне не терпелось увидеть все и всех родных по матери Смолокуровых. А потом это просто путешествие за новыми впечатлениями.

Отец торопит с отъездом: солнце высоко, в станице душно становится.

Наконец мы тронулись. Нет только Гриши. Он избегал бывать в Сбегах – в этом «староверском гнезде». Он был ближе к отцу, он и схож на него. Так же немногословен, деловит. В нем нет той, что во мне бесшабашности. Он домосед, во всем серьезен и смышлен, нет в нем той ветрености, как говорил отец, что во мне. Я скорее из Дауровых пошел в деда. Тот же у меня трубный голос, что арихонская труба, скажет обо мне дядя Андрей. Мать с Верой ехали впереди, мы – сзади. Отца приветствуют знакомые казаки, называя его по отчеству, как у нас в станице принято. «Дмитричь, здорово дневали», – слышались приветствия. Отец отвечал, прикладывая руку к козырьку фуражки. То же делаю и я, приветствуя казаков. Отгремев по мосту, въехали на тракт. От студеной воды реки Шумной пахнуло прохладой. Петька обгоняет мужиков, баб из поселков, приписанных к казачьей станице. Норовит обогнать и верховых казаков, едущих на ярмарку. Чем ближе к Сбегам, тем сильнее запружена дорога телегами, колясками, а то и просто пешим людом. На ярмарку, известную далеко в округе, съезжаются и из далеких мест. Дядя Андрей сказывал, что старокнижники везут старые переписанные книги аж с Волги, а доводилось встречать даже с Соловков. Проехали развалины некогда монастыря, оттого-то, сказывают, нашу станицу назвали монастырской. По легенде от дяди Андрея когда-то в этом монастыре останавливался даже протопоп Аввакум по пути в Забайкалье. Мол, здесь он даже читал свои проповеди, так что камни разрушенного временем монастыря, помнят слова того протопопа.

Дальше дорога пойдет с увала на увал. В просторной тенистой пади, что между увалами, бежит неспешно от родниковых источников ручей. Здесь прохладно и свежо. Мы здесь отдыхаем. Поим коней и сами пьем из родника воду. Поднявшись из пади в гору, мы увидели, как все пространство широкого луга заполнено цветастым шевелящимся многолюдьем. Похоже, торг шел полным ходом. А телеги желающих что-то прикупить все прибывали. Справа от торга, прижатая к заплотам жилья, небольшая церквушка в одну маковку. Отец направился в церковь, я с сестрой – следом за ним. Мать задержалась среди торговцев в ожидании нас. В церквушке душно, тесно, от пылающих свечей тянет жаром. Отец крупно помолился, мы следом. И тут же вышли. Мать уже встретила дядю. При нем его дочь Наталья, ровесница Верки, высокая чернявая девица. Она засмущалась, увидев нас.

Дядя повел нас к себе в гости. Повсюду за высокими тесовыми заплотами дома станичников старой веры под железной крашеной кровлей, чаще зеленой. Дом атамана высокий большой из круглых бревен. Мы сидим на просторной террасе и пьем чай с горячими пирожками. Тут же в деревянной миске мёд. Пошли разговоры. Отец завел разговор про торговлю, конечно. Вот Бутин отдает зимний извоз. Мол, только ради Христа берите. Выгодно. Власти скупают продукты за хорошую цену, ведь Россия каждые десять лет воюет. Вот и ноне поговаривают о войне. А из южных богатых станиц, мы лишь малую долю вывозим того, что можно было бы вывезти. Надо бы еще один пароход бы купить в складчину, да вот желающих нет…

Мать моя уединилась с Матрёной. У сестры с Натальей свои дела. Пошел и я побродить по ярмарке. Сколько же здесь ранее неведомого я увидел. Всюду стоял шум, говор, ржание коней, мычание скотины. Тут же работает кузня. Можно подкову выковать или коня подковать. И над всем стоит сладкий запах свежего березового дегтя. Тут же развалы старых книг и икон. Я прошел весь торг и вышел к известным по встречам с Софьей скалам. На нем утёс с орлиным гнездом. Не зная почему, я по старой памяти взобрался на скалы. Отсюда был чудный вид на это скопище людей, голоса которых долетали до меня. Ниже на каменистой площадке, где расположено кладбище ссыльных, я увидел ту девочку, с которой я был уже знаком раньше. Она был вместе со все той же женщиной в черном, той самой декабристкой, названную так Софьей. Я тут же, не раздумывая, сбежал вниз и окликнул девочку. Она обернулась так неожиданно, как будто давно этого ждала. Мне показалось, что она выросла после тех первых встреч, и я уже не нашел ту девочку с открытым непосредственным лицом с завитушками волос на висках. Мне показалось, что она ждала иной встречи, а, может, она и вовсе меня не ждала. Уж не забыла ли она меня? Я протянул ей руку. Она, кажется, нехотя протянула свою холодную руку, как плоскую дощечку. С разрешения дамы в черном, мы пошли пройтись по ярмарке. Дама что-то сказала нам вслед по-польски, Софи кивнула ей в ответ – и мы пошли. Дорогой она больше молчала. Я рассказал, как долго я болел, пропустил школу и только в этом году пойду. Потом я стал ей рассказывать – откуда пошло название станицы Сбега. По одной легенде: мол, название пошло от места, где сбегаются две реки. По другой, сюда сбегались от преследований сторонники старой веры. Здесь до сих пор сохранился, может с тех древних лет, староверческий скит. Она слушала меня, но скорее не слышала меня. Похоже, она была чем-то или озабочена, или думает о чем-то своем. А потому она вдруг оборвала мой рассказ:

– А ты приходи к нам в гости. Тетя моя – звать ее Владислава – приглашает тебя к нам. Ты сможешь? А если – нет, то давай будем встречаться здесь. Я очень хочу, чтобы ты научил меня ездить верхом.

Я не знал, что ответить. Мучился.

– В город мне отец не разрешит одному ездить. Только можно с отцом, когда он поедет на встречу с Бутиным…

Я не успел договорить, как подошла мать. Она, похоже, давно искала меня. Я не успел даже познакомить ее с Софи, как мать за руку отвела девочку в сторону и что-то стала ей говорить, а та, стоя с опушенной головой, что-то робко отвечала матери. Я глянул на Софи со стороны и вдруг испытал к ней какое-то сладостное и томящее чувство. Может это был проблеск самого непонятного из всех человеческих чувств…

В тот день ночевать мы остались в Сбегах. Помню, я лежал на кровати дяди Андрея, а на меня со стены смотрел герой Отечественной войны казачий генерал Платов с серебряной саблей, подаренной ему королевой Англии, когда он там был в свите русского царя…

А в окно было видно, как горели костры отшумевшей ярмарки. Были лишь слышны приглушенные голоса да негромкие напевные песни. Ярмарка продолжала жить в разговорах у костра. И это было посреди дивной ночи. На западе еще был светел небосклон, а уж в лунной высоте стали вспыхивать первые звезды. Отец, как обычно, спит летом в телеге на сене. Не холодно ли тебе, спрашивал я его. Нет, отвечал он. Мне тепло от лунного света. Я завидовал ему: какое счастье спать на сене и всю ночь чувствовать сквозь сон красоту ночи, ее окрестных полей и слышать отдаленные голоса еще не заснувшего ярмарочного луга.

Но прежде, чем сон одолел меня, я успел вспомнить девочку по имени Софья…