Читать книгу Два голоса, или поминовение - Владислав Броневский - Страница 52

Если ты не страшишься песни,

невеселой, скупой, придушенной,

если муж ты душою и если

песню вольную любишь, – послушай.

Ширь земная не знает границы,

тщетно мысль охватить ее хочет.

А по шири земной – темницы,

а в темницах – тоска, одиночество.

Вот уж ноги опухли – как брёвна,

вот уже дёсны цингою изрыты,

и лицо все бледней и бескровней,

только пламя во взоре открытом.

Март. Весна. Небеса все яснее.

День встает в тишине непробудной.

Но дышать все трудней и труднее

и о смерти подумать трудно.

В этой камере, мраком объятой,

вдруг он слышит товарищей пенье,

шлиссельбургских мрачней казематов

и грозней шлиссельбургских видений.

Слышит песнь, пронзенную гневом,

и твердит он невидимым братьям,

как твердил он когда-то в Женеве:

«Дорогие, мне надо обратно...

В Лодзь обратно, в Варшаву, в Домброву...

Не сломили меня эти годы...

О, я должен вернуться... быть снова

вместе с партией, с польским народом...»

Вновь безмолвье кругом гробовое,

точно нить, его мысль оборвалась,

и застыло лицо восковое,

и в глазах только пламя осталось.

Где-то в небе рассыпалась стая

птиц крикливых, зловещих и черных,

словно шрифт, за которым простаивал

он ночами в подпольной наборной.

Фабрика Лильпопа... улица Злота...

и Журавья... все спутаны явки...

ах, работа... как много работы...

павильон в цитадели варшавской...

Но отхарканным легким не больно.

Смерть в «глазке» сторожит непробудно.

О, с такою тоскою по воле

умирать так мучительно трудно!

И горит его взор, догорая,

если ж искры последней не станет,

мысль его, словно факел пылая,

подожжет пусть тюремное зданье!

Еще раз повернулся... И снова:

– О, я должен...– Опять улыбнулся.

Захлебнулся последней кровью.

И скончался. В отчизну вернулся.